Журнал «Вокруг Света» №02 за 1980 год

— Кажется, бур перестал упираться в дно!..

— Юра, спокойнее, спокойнее. Подними бур на полметра, — сказал я. — Теперь опусти на метр. Еще на метр.

Нет, бур по-прежнему не упирался о дно.

— А может?.. — Юра не договорил. В это время мы все думали об одном и том же...

— Конечно, Юра, — крикнул я, — давай поднимать скорее. Ура! Мы проткнули ледник! — и побежал будить Виктора. За спиной взвизгнул мотор и застучала мотоциклетная цепь. Юра начал последний подъем. Со всех сторон к «футбольному залу» бежали люди.

Когда наконец снаряд пришел на поверхность, из трубы торчала цилиндрическая, нет, расходящаяся книзу венчиком друза вертикальных кристаллов. Нижние концы этих кристаллов были словно аккуратно подстрижены, образуя плоский торец. Конец керна вылезал из бура так беззащитно, что Виктор, одной рукой придерживая висящий снаряд, другую подставил под венчик, страшась, что он выпадет из трубы и, превратившись в кучку обломков, исчезнет, как видение. Но чувствовалось, что его пальцы не касаются ледяного торца. Виктор потом говорил: он боялся, что прикосновение руки оставит след на драгоценной друзе кристаллов. Кристаллы эти, без сомнения, представляли собой таинственную, никем никогда не виданную, нижнюю поверхность шельфового ледника Росса или крышу подледникового моря Росса.

С предосторожностями извлекли из трубы бура керн. Оказалось, что дно ледника Росса имеет четко выраженную пупырчатую, как бы вафлеобразную поверхность. Каждый из пупырышков был около полусантиметра длиной и представлял собой конец вертикального кристалла; они располагались не хаотически, а удивительно точными параллельными рядами.

Виктор с Юрием осторожно упаковали драгоценный кусок льда в пенал, а мы с Джоном пошли писать длинную телеграмму в Москву и Вашингтон...

Еще месяц продолжались работы по Проекту. Потом Виктор и Юрий улетели в Москву, а я — в США, куда был отправлен и керн. Почти полгода работали мы с американскими коллегами над полученными результатами, исследовали привезенный керн.

Да, ответ на один из главных вопросов Проекта получен: у нижней поверхности шельфового ледника Росса в его центральной части идет намерзание льда.

Этот вывод оказался важным не только для общей теории; полученные данные позволят по-новому подойти к построению модели реакции шельфового ледника Росса на изменение климата, в частности ожидаемое потепление, связанное с антропогенным увеличением содержания углекислого газа в атмосфере. Учитывая новые данные, можно полагать, что будущее потепление не только не разрушит шельфовый ледник Росса и другие подобные ледники меньшего масштаба, как думают в последнее время многие ученые, а, наоборот, сделает их более устойчивыми.

Это дает основание пересмотреть вопрос относительно неизбежности повышения уровня Мирового океана на 4-5 метров в связи с потеплением климата, ожидаемым через 50-100 лет.

Игорь Зотиков, доктор географических наук Фото из архива автора

Раскинув колосья стоит человек

Сноп полевой — он же раскидистый. Стоит подпоясанный — натурально человек. Он мне первые мысли и дал, как кукол делать. Когда начинала, то думала, как же быть: ведь головы-то нет, ног-то нет, рук-то нет! Что же это за кукла? Я — к бабушке одной: как раньше делали? «Делать, — говорит, — делали, а как, не знаю». Вот и вспомнила я про снопы. У нас раньше яровой хлеб вязали поясками, а пояски эти плели из ржаной соломы. Это мне и помогло: пучок соломы скрутила, пополам его перегнула, ниткой суровой повыше перетянула, и вышла голова. По нескольку соломин в сторону от туловища развела — руки. Такой вот первый образец и послала в Пензу, в Дом народного творчества. Это они меня просили соломенную куклу, как в старину, сделать...

Так рассказывала мне Екатерина Константиновна Медянцева, единственная в России мастерица, сумевшая возродить древнее, уходящее корнями в далекое языческое прошлое ремесло. Да и не ремесло даже, а скорее обычай: ведь делали соломенных кукол не на продажу — для себя. Надевали на них кафтан и шапку, опоясывали кушаком, ноги обували в лапотки, а потом сжигали фигурки, веселясь на проводах масленицы, или пускали в воду, провожая весну. Замечательный знаток отечественной старины А. Сахаров писал, что жители многих русских сел устраивали на лугу особенный шалаш, убирали его цветами и венками, в середину ставили соломенное чучело... В шалаше перед ним ставили приносимое кушанье, вино и другие лакомства. Вокруг шалаша одни поселяне разыгрывали хороводы, молодые плясали, иные в кружках пели песни, другие вели борьбу... После всего начиналось пирование. В заключение всего раздевали чучело и бросали его со смехом в озеро». Обряд, словно стрела, пущенная тугой тетивой из прошлого тысячелетия, еще памятен многим нашим бабушкам. Впрочем, древний магический смысл, который несла в себе соломенная кукла, не мешал ей быть в то же время любимой игрушкой деревенской ребятни.

Заново родившись сегодня в селе Михайловка под Пензой, соломенная кукла не знает, конечно, ритуального предназначения, не стала она вновь и детской забавой. Зато заворожила всех, кому дорого исконно русское искусство, вернув нам еще один потерянный самобытный пласт народного рукомесла. Ныне работы Медянцевои украшают многие выставки и крупнейшие музеи страны.

От железнодорожной станции до Михайловки шестнадцать километров, вымеренных в зимнюю пору гусеничными тракторами да лыжами — единственными транспортными средствами, соединяющими жителей с внешним миром в сильные снегопады или пургу. Мне повезло: светило, отражаясь в голубых снежных застругах, редкое в декабре солнце, и глубокая колея-траншея оставляла надежду на колесный транспорт. В кабине мощного новенького самосвала я и доехал до дома Медянцевои.

Быстротечен зимний день: едва миновал полдень, а на деревню уже наползают сумерки. С крыльца я обернулся на заходящее солнце и, успокаивая себя, отметил, что садится оно не в дымке, а в чистом, прозрачном морозном воздухе, обещая назавтра такой же ясный день, а значит, и хорошую обратную дорогу.

Завидя гостя, Екатерина Константиновна кинулась ставить самовар.

— Ведь наказывала всем, приезжайте летом: благодать тут, зелень, красота, по дороге машины ходят. А вы зимой, да еще в осеннем пальто. Ну как заметет? Неделю из дома нос не высунешь. В буран идти тут верная смерть. Я почему говорю, мне не жалко, живите на здоровье, но ведь у вас, городских, всегда спешные дела. Ну да ладно, приехали — и хорошо, и ладно, главное, что в избе тепло. Грейтесь, сейчас чай пить будем с медом.

Именно такой и представлял я Медянцеву — живую, маленькую, никогда не унывающую заводилу и запевалу Михайловского народного хора, автора многих песен и частушек, замечательную русскую мастерицу. Серьезное, в улыбке лицо ее хранит ту красоту, над которой не властны ни невзгоды, ни болезни, ни семьдесят с лишним лет трудно прожитой жизни.

...В красном углу вместо божницы зеркало («Я с юности в бога не верила»), под ним телевизор. В книжном шкафу ряды «Библиотеки всемирной литературы»; на столе керосиновая лампа — на случай, если ветер перехлестнет провода; квадратный обеденный стол, большая печь и кровать за занавеской. Гостя не ждали, но все идеально чисто, уютно, так, как может быть только в деревенской избе, в которую входишь, растирая щеки, с крепкого мороза.

Может ли быть что-нибудь приятнее для беседы, чем дымящийся на столе самовар? Глоток за глотком, слово за слово...

— Соломенные жгутики раньше на подоконники клали, чтобы они влагу с окон собирали, — рассказывает Екатерина Константиновна. — Еще, бывало, мать сделает такой жгутик, обрежет его и поставит на стол. Потом постучит рукой по доскам — пучок соломы начинает подпрыгивать, а мне и радостно. Когда побольше стала, сама соломы соберу, перевяжу ее и с таким снопиком по горнице танцую. Это нынче у ребенка два угла игрушек, и не знает он, что с ними делать. Дай ему машину — всю распотрошит. А если дашь скалку — сам начнет себе игрушку делать, одевать ее, баюкать. Вот и я тогда соломенную бабку в сарафан наряжала.

Надо нам, пока мы тут чаи распиваем, соломы для работы подготовить, пусть пока размокает. Я вам в Москву куклу сделать хочу. — Екатерина Константиновна принесла из чулана большой сноп, поставила на пол у печки корыто, налила в него воды и положила в него солому — «она помокнуть должна, чтобы помягче стать, не ломаться».

— Заготовка соломы для меня самое трудное. Да и солома годится не всякая. Ячменная, например, — твердая, ломкая. Лучше всего ржаная: мягче она всякой другой и обработке поддается лучше. Но ржи теперь стали сеять не густо, и мне приходится делать куклы из пшеничной соломы. Запасаю я ее, когда зерно восковой спелости, до покоса дня за три, за четыре. Жну под корень, только ровную, не мятую (поэтому после комбайна она мне уже не годится), приношу домой и кладу на солнце просушиться. На солнце она золотого блеска набирается. А потом складываю в сарай до зимы, летом-то я кукол не делаю, времени нет: огород, пчелы, дров надо заготовить. Зато зимой — за окном метет, вьюжит, а тут сидишь себе в соломе пошавыриваешься...