Журнал «Вокруг Света» №03 за 1970 год

Город приближался и исчезал. Уже мелькали за ветровым стеклом улицы, дома — и вдруг скрывались за черными, мокрыми стволами карагачей, за зеленеющей паутиной веток, за серым влажным туманом. Казалось, все в этом каком-то нереальном сейчас городе ждет привычно-яркого весеннего луча, чтобы сбросить затянувшееся оцепенение: и мутные от дождя арыки вдоль тротуаров, и потускневшие исхлестанные ливнем балконы, и коричневые ветви яблонь, и горы, которые, я знала, есть, есть, но которые спрятались, и без них город казался плоским и блеклым. Город привык к весне решительной и мгновенной...

«Рельеф, реки, направление ветров всегда налагают на процесс формообразования города свой отпечаток. Поэтому, верно, попытки контакта с природой можно проследить уже в планировке города».

Из разговора с алма-атинскими архитекторами.

Утро пришло ясное. Розовая от цветов ветка яблони светилась на сером фоне стены пятиэтажного дома. За спиной города стояли горы. Зеленые плавные холмы — «прилавки» переходили в темные посеребренные снегом громады, за ними поднимались снежные вершины Заилийского Алатау, сливающиеся с облаками. Горы охватывали город неполным кольцом, и только северной стороной он вливался в степь.

Город лежал открытый взгляду, четкий и простой, как на архитектурном макете.

Я шла по проспекту Сейфуллина — его прямизна завораживала, хотелось дойти до самого снежного хребта, в который словно упиралась улица. Но скоро поняла, что это будет нелегко: проспект пересекал весь город в меридиональном направлении. Надо было отшагать добрых два десятка километров. Тогда я свернула в зеленый коридор широтной улицы. И снова ее прямизна и спокойствие вели, не давая остановиться. И снова я поняла, что не будет конца этому пути, потому что с востока, от берегов Малой Алматинки, на запад город раскинулся чуть ли не на тридцать километров! Можно идти часами по проспекту Абая, начав свой путь от памятника мыслителю, просветителю и поэту, идти на запад, по зеленым аллеям, мимо светлых зданий институтов, Дворца спорта, фасад которого словно сплетен из белых кружев, мимо стеклянных стен бассейнов и серых с лентами окон зданий научно-исследовательских институтов — идти, пока не пересечешь каменистое русло Весновки. За Весновкой раскинулись новые районы, осмотр которых не кончить до позднего вечера...

Я осталась в кварталах между Малой Алматинкой и Весновкой, шла из улицы в улицу, сворачивала налево и направо, стремясь запутаться, заблудиться.,. Напрасно. Казалось, что бродишь по расчерченному в клетку листу, по гигантской шахматной доске. С военной пунктуальностью, ровно через 120 метров тянулись параллельно друг другу улицы, идущие с севера на юг, и ровно 150 метров отделяло проспекты, также параллельные, — положенные с востока на запад.

Что ж, история Алма-Аты, бывшего Верного, начиналась в середине прошлого века как история укрепления Заилийского; отсюда и система прямоугольных кварталов, схожая с планировкой древнеримских городов-лагерей.

Но была в этой планировке и иная, мирная, целесообразность. Ее подсказала (или, вернее, потребовала?) природа, подсказала сначала тем, кто жил на этих землях, когда стояло здесь древнее городище Алмату, а уж потом строителям крепости, переселенцам, которые, естественно, стремились занять земли, знакомые в прошлом с рукой человека. Вода, реки, бегущие с гор... Как лучше использовать их? Предгорная равнина, на которой лежит город, на 3—7 градусов наклонена к северу, к степи. Значит, добрая половина улиц должна была «течь» в том же направлении, что и реки: это облегчало строительство арычной сети...

Соображение это было немаловажным и не единственным; десятилетия строители продолжали возводить город, «разлиновывая» его наподобие первых кварталов.

...За Весновкой, за Большой Алматинкой, за глубоким котлованом, который в скором времени превратится в озеро С айран, раскинулась уже другая Алма-Ата. Шагая по ее недавно рожденным улицам, невольно отмечаешь черты сходства и отличия новой планировки в сравнении с центром; те же длинные, прямые, зеленые магистрали, но исчезли замкнутые прямоугольные кварталы, уступив место микрорайонам. Зеленая изгородь отделяет дома от проезжей магистрали, аллеи (пусть еще негустые, молодые) связывают здания со спортивными площадками, школами, магазинами. Снежные купола гор смотрят в пылающие от заходящего солнца окна...

Есть и в этой планировке, связанной с индустриальными методами жилищного строительства, «природная» целесообразность. Архитекторы сохранили четкость транспортных магистралей, подсказанную рельефом и направлением ветров; отдалили жилые дома от шума проезжей улицы; раздвинули рамки тесных кварталов, впустив в широкие дворы воздух и солнце. Современная Алма-Ата, имеющая сложную водопроводную сеть, давно уже перестала зависеть от арыков, которые были некогда едва ли не единственным источником воды...

«Я верю в будущее, верю, что наш город украсится солидными, в несколько этажей, каменными, бетонными и другими долговечными строениями... При специальном устройстве фундаментов вполне допустимы конструкции трех-четырехэтажных зданий».

Андрей Зенков, архитектор, 1910 год.

...Вдоль тротуара легко шумит арык, спотыкаясь о камни, исчезая в трубах под переходами. Его заглушает нарастающее рычание автобуса, дребезжанье трамвая. Но вот опять тихо, и ты снова слышишь неспешный ток воды в облицованных плитами берегах. Мальчишки пускают пластмассовые кораблики, они мчатся наперегонки — желтый и красный, подгоняемые струей, бегущей с гор, и криками капитанов.

Пряный дух жареного мяса, особенно ощутимый в свежем весеннем воздухе, течет из жаровни, что стоит на углу улицы. Трое черноволосых, узкоглазых юношей с портфелями неторопливо топчутся возле нее, ожидая, когда повар снимет с огня шампуры, унизанные коричневыми от жара и перца кусочками мяса.

Гудит большой колхозный рынок. Продавцы в ватных халатах, черных, расшитых серебром тюбетейках, подпоясанные цветастыми платками, с достоинством созерцают снующую возле прилавков толпу. Их высушенные солнцем чернобородые лица как бы царствуют над пирамидами кураги, вобравшей в себя летний зной, сухой черной вишни, красного апорта, чуть привядшего за зиму...

Город был полон красок, звуков, движенья. Горы, казалось, созерцали его жизнь, и в этом созерцании сейчас не было тревоги; горы излучали свет, обещали свежесть, и их четкий снежный контур рождал простую мысль о том, как хорошо, просыпаясь каждое утро, видеть эту строгую красоту.

Но я знала, что они бывают другими. В краеведческом музее, под сводами бывшего Кафедрального собора, наткнулась я на пожелтевшие страницы журнала «Вокруг света» за январь 1911 года. Со страниц смотрела фотография: тяжелые снежные горы (те самые, что видела я, входя в музей), черные прямые силуэты тянь-шаньских елей, распадок, усыпанный камнями, обломками скал.

И подпись: «К землетрясению в Семиреченской области. Общий вид гор Тянь-Шаньской цепи в окрестностях г. Верного, пострадавшего от землетрясения».

Город и землетрясения... Спустя полвека те же окрестности содрогнулись от нового колебания земли. На сей раз искусственного: направленным взрывом создавали противоселевую плотину (о том, зачем ее создавали, пойдет речь дальше). Воспользовавшись моментом, алма-атинские градостроители решили практически испытать, как современные здания, возведенные с учетом всех требований сейсмостойкости, перенесут это 7—8-балльное землетрясение. В горах, в урочище Медео, на высоте около двух километров, было построено специально для этой цели несколько современных каркасных и панельных домов...