Журнал «Вокруг Света» №04 за 1979 год
Шрифт:
И еще — на этом, видимом современниками социально-экономическом фоне, продолжает исследователь, «своеобразные формы общественной организации и государственного строя, материальной и духовной культуры, сложившейся в результате многовекового развития, возникшие в определенной среде и в определенной обстановке и приспособленные к своему образу жизни и быту, к своим традициям, вкусам и духовным запросам, считались низшими и варварскими...».
Но со временем новые исторические и археологические данные все больше и больше ставили под сомнение эти сложившиеся представления. «Археологи постепенно выявили, — пишет академик Б. Б. Пиотровский, — общность многих элементов культуры от Дуная на западе вплоть до Великой китайской стены на востоке, на широкой полосе степей предгорий и горных пастбищ, между 40 и 50 параллелями». На обширнейших просторах —
В 1947 году советские археологи начали раскопки курганов в Горном Алтае — в. тех местах, где, по Геродоту, кочевали племена саков. Результаты этих раскопок оказались поистине сенсационными. Слой вечной мерзлоты сохранил буквально в первозданном виде не только вещи, но и тела погребенных — спустя тысячелетия исследователи смогли даже изучить редкостную по своей изощренности татуировку погребенного знатного воина (кстати, абсолютно соответствующую звериному стилю всего скифского искусства). Природа Алтая сохранила тончайшие шелковые ткани, войлочные одежды, ярчайшие краски ковров. «Мастерство исполнения, проявленное алтайскими художниками во всех областях творчества, поражает и по сей день, — пишет известный исследователь сибирских древностей М. П. Завитухина. — Оно отработано на протяжении нескольких поколений на основе подлинно народного творчества... До сих пор алтайское искусство является одной из вершин композиционного мастерства».
Были сделаны открытия и в других курганах, свидетельствующие о развитой социальной структуре сакского общества Семиречья. И вот науке открылось богатство сакского кургана Иссык...
Захороненный в кургане воин действительно был золотой — в погребальной камере, тщательно срубленной из вековых стволов тянь-шанской ели, археологи нашли свыше четырех тысяч золотых изделий: предметы украшения одежды, головного убора и обуви, перстни, статуэтки, бляхи. На полу стояли сосуды из дерева, глины, бронзы и серебра. И расположение предметов, украшавших некогда парадный доспех погребенного воина, остатки железного меча и кинжала позволили исследователям в результате кропотливой работы воссоздать — впервые в науке — облик сакского воина. Именно сакского — и не только потому, что этот курган расположен на территории, которая согласно древним источникам им принадлежала, и насыпан был именно в «сакское» время: реконструкция полностью совпала с описанием одежды тех саков, которые, как свидетельствовал Геродот, «носили на головах высокие островерхие тюрбаны».
А те произведения звериного стиля, что были найдены в кургане Иссык, не только окончательно «ввели» саков в великий мир скифского искусства, дав исследователю право говорить о существовании самостоятельной школы мастеров Семиречья, но и позволили сделать предположение, ранее казавшееся невозможным.
«Комплекс находок в кургане Иссык, — пишет К. А. Акишев, — дал дополнительные материалы, проливающие свет на уровень социальной истории саков Семиречья. Можно утверждать, что пышность и богатство золотой одежды иссыкского сака были рассчитаны не на один только внешний эффект — смысл этого богатства гораздо глубже, его надо рассматривать в плане социально-политическом. Главное назначение одежды было в возвеличивании личности вождя, возведении его в ранг солнцеподобного божества... По-видимому, сакское общество Семиречья стояло на более высокой ступени социальной организации, чем нам представлялось до раскопок иссыкского кургана...»
И этот вывод исследователя, кроме того, подтверждается находкой, столь же пока загадочной, сколь и ошеломляющей: на одной из серебряных чаш, стоящих возле останков золотого воина, археологи обнаружили нацарапанные знаки — следы письменности! Следы самой древней письменности вообще на территории Средней Азии!
(К. А. Акишев осторожен в своих выводах относительно этой находки, поскольку надпись из кургана Иссык еще не расшифрована. Кроме того, пока эта находка — единственная, хотя, как
пишет исследователь, в свое время археологами были найдены отдельные знаки, указывающие на возможность существования письменности в Семиречье эпохи саков.) Тщательный анализ показал,, что надпись на чаше, состоявшая из двух строк, содержит в общей сложности 25 или 26 знаков, среди которых удалось распознать 16 или 17 различных, что свидетельствует об алфавитном характере надписи. И этот анализ, проведенный крупнейшими специалистами Института востоковедения АН СССР, заканчивается такой фразой: «Весьма возможно, что надпись на чаше написана неизвестным ранее алфавитом».Скифы не оставили после себя письменности, среди тысяч и тысяч археологических находок, сделанных в скифских курганах, не обнаружено даже следов ее существования. И сложилось убеждение, что в скифских обществах вообще не было письменности, так как уровень их развития позволял обходиться без нее. И вот так несправедливо обойденные историей саки, долгое время казавшиеся глубокой периферией скифской культуры, дарят надежду на то, что и это мнение не столь уж незыблемое.
В. Левин
Излечение в Амбатубе
Смерть пришла в страну бара
Легенды бара — единственного мальгашского племени, название которого, как сообщают справочники, не поддается ни переводу, ни объяснению,— утверждают, что некогда их предки жили в Африке, а затем переселились на Мадагаскар и обосновались в районе Тулеара. На континенте они были кочевниками. И здесь, на Мадагаскаре, в отличие от всех других оседлых или полуоседлых мальгашских племен бара остались кочевниками.
На африканском языке суахили, которого не могли не знать эти люди, жившие раньше на материке, внутренняя часть любой страны именуется «бара». Может быть, слово «бара» значит «жители внутренних районов»? Ведь живут они в центре острова.
Когда я высказал эту догадку моим мальгашским попутчикам, доктор Ралаймунгу устало проворчал:
— Не отвлекайтесь лучше от дороги, а то проскочим поворот. Вскоре за Ихуси должна быть тропа, ведущая в Андриабе. Она-то нам и нужна.
В Андриабе, в земле племени бара, живет знакомый Ралаймунгу знахарь, и с ним доктор обещал меня познакомить.
— Это не колдун в обычном понимании слова,— говорил Ралаймунгу,— а подлинный знаток народной медицины.
Поворот мы не проскочили, тропу нашли, но в хижине нас встретил только старший сын знахаря.
— Отец еще до рассвета уехал в деревню Амбатубе, — объяснил он. — Это недалеко от Бетруки. Там заболело несколько жителей, и местный колдун объявил, что во всем виноваты хелу. Отца вызвали успокоить людей.
До Бетруки еще сто тридцать километров по утопающей в пыли дороге...
— Если вы хотите увидать знахаря за настоящей работой, вам повезло,— говорит Ралаймунгу. — Несколько больных плюс хелу — будет серьезное действо. Надо ехать...
— Кто такие хелу?
— Хелу... хелу, — не то задумчиво, не то растерянно повторяет Ралаймунгу и смотрит на нашего спутника Лиуну. — По-моему, это какие-то духи, в которых верят только бара.
— Я не очень знаком с верованиями бара,— говорит Лиуна,— очень уж они отличаются от других мальгашей. Помню только, что хелу живут среди корней деревьев и могут быть плохими и хорошими. Плохие хелу насылают болезни и смерть на людей. Это означает, что хелу недовольны людьми и не хотят, чтобы те впредь жили рядом с ними. Тогда бара снимаются с насиженных мест, бросают деревни и вместе со скотом переселяются на новое место.
— Теперь ясно, почему парень сказал, что «отца вызвали успокоить людей»,— говорит доктор. — Очевидно, бара решили уходить, и знахаря попросили уговорить их не поступать так...
— Неужели для этого не нашлось никого поближе? — удивился Лиуна.
— Вот именно, — говорю я. — И почему сын знахаря упомянул о каком-то еще другом колдуне?
— Неужели вы никогда не слышали о том, как в районную больницу для консультаций иногда вызывают столичное светило? — улыбается доктор. — Я познакомлю вас со знахарем, который не только прекрасно знает всякие травы, но несколько месяцев провел в больнице, изучая современные препараты. У него огромный авторитет, далеко выходящий за пределы округа Ихуси. Наверное, именно поэтому его и вызвали в Бетруку.