Журнал «Вокруг Света» №04 за 1980 год

— Не знаю, — ответил Адамс.

Кроме Брайана, в комнате сидел доктор Артур Девон, психиатр, лечивший Пикара. Доктор Брайан уложил Адамса на диван, ощупал живот.

— Здесь больно? — спросил он.

— Нет.

— А здесь?

— Нет, — сказал Адамс, улыбаясь. — У меня ничего не болит.

— Это нервы, — произнес Брайан. — Сейчас мы вас подлечим.

Он отвернул рукав рубашки Адамса. Тот даже не почувствовал укола шприца.

— А теперь отдохните, — сказал Брайан. — Оставляю вас на доктора Девона.

Адамс встретился взглядом с психиатром. Доктор Девон снял очки и улыбнулся.

— Вам уже лучше?

Адамс подождал, пока закроется дверь за Брайаном.

— Я вот что хочу спросить, доктор Девон. Что вам сказал Вильям Ли в тот день?

Девон смотрел на него округлившимися от удивления глазами.

— В ту ночь, — настаивал Адамс, — когда вас вызвали к Пикару.

— А почему вас это интересует? — удивленно спросил доктор Девон.

— По правде говоря, я и сам не понимаю. Наверное, просто потому, что испытывал уважение к бедному старику. Мне очень жаль, что его убили. Может быть, вы мне все-таки скажете, что он...

— Ничего важного, — перебил его психиатр. — Если вам лучше, можете вернуться в свою камеру.

Когда Адамс вышел, доктор Девон постоял некоторое время в задумчивости.

«Черт возьми, — сказал он. — Я же совсем об этом забыл!»

С озабоченным видом, нахмурив брови, он подошел к телефону и быстро набрал номер. Через несколько мгновений ему ответил инспектор Дэвид.

— Мне нужно вас увидеть, инспектор... Да... Это говорит доктор Девон. Кажется, у меня есть для вас важное сообщение.

Сокращенный перевод с французского Г. Трофименко

Рисунки В. Колтунова Продолжение следует

У земляков президента

На узенькой Мейн-стрит —Главной улице, в нескольких шагах от «склада Картера», над Музеем арахиса высится огромный красно-бело-голубой щит; на нем гигантскими буквами написано: «Плейнс, Джорджия. Родина Нашего Президента». Под теплыми лучами солнца течет поток междугородных автобусов, легковых автомобилей и пузатых конных фургонов, доставляющих сюда толпы туристов. Обзаведясь сувенирными пепельницами и майками, плакатами и банками пива «Билли» (по имени младшего брата президента), они платят по два с половиной доллара и садятся в «Арахисовый экспресс» Билли Картера. Этот игрушечный вагончик с паровозиком везет экскурсантов по ставшим теперь историческими местам родного города президента.

Город Плейнс с населением в 682 человека, расположенный в 150 милях от Атланты, на самом что ни есть типичном Юге, стал своего рода национальным символом. Ибо, если уж Джимми Картер, выходец из затерянного в глуши, безвестного городишка, сумел добиться столь многого, значит Американская Мечта о том, что любой человек своими собственными силами может достигнуть всего, чего захочет, еще жива. Но на красочном рекламном щите на Мейн-стрит и в не менее красочных и весьма пространных пояснениях гидов нет и намека на то, что Плейнс — это также родной город Льюиса и Магнолии Браун, Дейви Ханта, Мейми Томас, Оуламы Уайт, семейства Ластиров. Ведь они — люди лачуг, для которых Американская Мечта столь же недостижима, как планета Марс.

Их жилища, зачастую стоящие просто на четырех камнях вместо фундамента, трудно назвать домами. Кажется, стоит посильнее навалиться плечом, и они рухнут. Порядочный фермер не стал бы держать в таких строениях и скотину. Летом в них стоит невыносимая жара и дышать буквально нечем; зато зимой, хотя она в Джорджии довольно мягкая, — страшный холод. Чтобы как-нибудь защититься от сквозняков, приходится утеплять ветхие деревянные стены листами картона, а окна затягивать полиэтиленовой пленкой или заклеивать старыми газетами. Те, кому посчастливится достать толь, обивают им снаружи дом и разрисовывают под кирпич. Однако старые, проржавевшие крыши из рифленого железа сводят на нет все попытки придать жалким жилищам видимость приличия.

Когда видишь эти дома впервые, не сразу веришь своим глазам, настолько не вяжется они с окружающей местностью: тщательно возделанные поля жирного краснозема; темно-зеленые леса; заросли дикой жимолости и ухоженные сады с рядами раскидистых ореховых деревьев пекан; звенящий от пения птиц прозрачный воздух. С первого взгляда даже не скажешь, что в древних домишках-развалюхах кто-то может жить.

Между тем всего в пяти милях от центра Плейнса — недавно, чтобы справиться с наплывом туристов, там были установлены светофоры — в почерневшей от времени деревянной хибарке без окон доживает свои дни в компании дряхлой собачонки Пэтси Меррит. Один из столбов, поддерживающих навес над крыльцом, рухнул и превратился в труху. Рядом с печной трубой в стене большая дыра, кое-как заделанная обрезками жести. На закопченной плите греется вода — за ней сгорбленной старушке приходится ходить через улицу к колонке. Из-за больных суставов миссис Меррит двигается с трудом. В доме нет электричества, и, если бы не яркие этикетки на пустых бутылках и консервных банках, он ничем бы не отличался от лачуг рабов на Юге в прошлом веке

Пэтси Меррит неграмотна и не знает, ни сколько ей лет, ни как давно она живет в этом доме-развалюхе. Еще четырнадцатилетней девочкой она убежала от злой мачехи и всю жизнь работала служанкой в семье Хагерсонов. Их аккуратный и вполне современный дом стоит почти напротив, отделенный от улицы широким газоном. На подъездной асфальтированной дорожке сверкают лаком автомашины последних марок, в саду около дома — ажурные детские качели.

Пока я разговаривал с миссис Меррит, из особняка напротив вышла молодая служанка-негритянка и, скользнув безразличным взглядом по старушке, направилась к почтовому ящику у края газона. Ей, видимо, и в голову не приходило, насколько символична вся эта картина: жалкая лачуга на пустыре у обочины и механизированная ферма за домом Хагерсонов, во дворе которой выстроились новенькие тракторы и грузовики и блестят свежей краской в лучах солнца силосные башни.

Сама Пэтси Меррит — она говорит с непривычным для моего английского уха сильным южным акцентом — смотрит на вещи, если, конечно, так можно выразиться философски и только жалуется, что «зимой в доме ужас как холодно». Она надеется, что мистер Хагерсон, которого старушка нянчила еще младенцем («Я очень любила хагерсоновских малышей», — поясняет миссис Меррит), подремонтирует ее «домишко», когда будет свободное время. «Белые всегда хорошо ко мне относились», — словно убеждая себя, добавляет она. Ближайшие соседи Пэтси Меррит живут в такой же ветхой лачуге, только покрашенной красной краской. У них, правда, есть «водопровод»: выстроившаяся под скатом крыши целая батарея больших жестянок, в которые стекает дождевая вода.

Удивляться всему этому особенно нечего. На родину президента Картера десегрегация пробилась довольно поздно, да и то с большими трудностями. Условия жизни негритянского населения долго оставались такими же, как в прошлом веке, а если что-то и менялось, то до смешного медленно. Целых двадцать лет здесь раздавались угрозы в адрес тех, кто старался помочь неграм. Их подвергали бойкоту местные торговцы, перед ними закрылись двери «белых» церквей, в них нередко стреляли. А негров, что посмели воспользоваться предлагаемой помощью, травили как «черномазых наглецов»

Ку-клукс-клан по-прежнему процветает на Юге, и всего каких-нибудь два года назад он устраивал митинги и в Плейнсе. Большинство белых жителей города просто-напросто не хотят знать негров Церковь, прихожанином которой был Джимми Картер, и сейчас открыта только для белых. Когда же местный суд через четырнадцать лет после того, как конгресс объявил вне закона раздельное обучение, добился десегрегации средней школы, в которой в свое время учился президент, — почти все белые родители перевели своих детей в частные школы