Журнал «Вокруг Света» №04 за 1982 год

Теперь Розанов — старший художник объединения — один из тех, кто определяет сегодняшнее лицо Гжели.

— Местные гончары из поколения в поколение оттачивали умение работать с глиной, откидывали все наносное, безвкусное, лишнее,— говорит, заключая нашу встречу, Валентин.— Нам нужно сохранить красивую простоту крестьянских вещей...

Е. Фролова, В. Орлов (фото), наши спецкоры Гжель, Московская область

Остановка в Баян Агте

Уже тринадцатое лето я провожу в Монголии в составе экспедиции с длинным названием — Комплексная советско-монгольская историко-культурная. В свою очередь, она состоит из многих экспедиций, прежде всего геологических и биологических. В нашей же собрались археологи, антропологи, эпиграфисты и этнографы. Мы изучаем историю культуры Монголии. У каждого свои задачи и методы их решения.

Что делают археологи, всем известно. Антропологи измеряют черепа древних людей, сопоставляют их с современными и определяют, как изменялся облик жителей Монголии на протяжении нескольких тысячелетий. Эпиграфисты изучают надписи, выбитые на скалах, а они здесь на шести языках: монгольском, древнетюркском, согдийском, китайском, тибетском, маньчжурском. Из них мы узнаем о судьбах уже исчезнувших с лица земли государств, их войнах с соседями и прежде всего о победах. Я этнограф, и меня интересуют и древность и современность. Мои неизменные спутники и верные друзья — монгольские этнографы. В основном это молодежь — выпускники Монгольского, Московского и Ленинградского университетов, люди из города и из глубинки. Сельские ребята всё умеют: и юрту поставят, и бозы — пельмени на пару сварят, и кобылу подоят. Они еще не оторвались от той жизни, которую сейчас изучают, еще видят ее изнутри. Горожане уже смотрят на сельский быт со стороны. Но для экспедиции в этом есть свой плюс: порою они видят то, что не замечает привычный к сельской жизни коллега.

В далеком поселении монгольские этнографы отремонтируют мотоцикл или радиоприемник. А если подъедут к нам побеседовать почтенные старцы, тут же в чугунном котле на очаге сварят чай, не нарушив пропорции между заваркой, солью и молоком, а это не так просто, как кажется на первый взгляд.

Надо сказать, что в задачи моих молодых спутников еще входит чтение лекций и докладов — это задание комитетов ревсомола — монгольского комсомола. Они рассказывают о международном положении, о сотрудничестве советских и монгольских ученых, о том, что такое наша наука и зачем мы ведем беседы с людьми. Короче говоря, ревсомол хочет, чтобы они не только собирали сведения в степи, но и несли в народ знания. Делают это ребята всегда с большой охотой. Степняки, убедившись в том, что эти молодые парни люди образованные и знающие, стараются отблагодарить своими подробными рассказами.

Отряд в то лето у нас был маленький: с советской стороны — шофер «газика» Шишкин и я, с монгольской — скульптор Даваацэрэн и Ням. Он только что окончил кафедру этнографии Московского университета.

Идем маршрутом на Баян Агт.

«Баян Агт» — «богатый лошадьми» — называется этот сомон в Бул-ганском аймаке. Потому здесь, наверное, и самый знаменитый кумыс: густой, жирный. По пути мы заезжали в одинокие юрты и медленно пили его, стараясь растянуть удовольствие. Степенно беседовали с хозяевами о том о сем, о погоде. В Монголии это отнюдь не банальность: слишком многое зависит от погоды в хозяйстве скотовода. Заодно задашь несколько этнографических вопросов о прошлом житье-бытье, втянув и хозяев и гостей в оживленную беседу.

Незаметно выпита уже не одна пиала кумыса.

Разумеется, не только кумыс привел наш отряд в Баян Агт. Главное — старожилы сомона — баянагтские старики, неистощимые рассказчики и знатоки истории и культуры своего народа.

Возле правления сомона толпился народ, стояли машины, грудились какие-то мешки. Люди собирались выезжать на сенокос. Молодежная бригада уже готова к отъезду. Толпились местные ребята в халатах-тэрликах и студенты, приехавшие на лето к родственникам. Студенты были особенно оживлены: на сенокосе размяться приятно, и хочется помочь родному сомону, который послал их учиться в Улан-Батор. Другую бригаду составили старики — те самые, что нам так нужны. По возрасту они могли бы в сенокосе не участвовать, однако дома остаться не пожелали — хотели показать нынешним молодым, что и они кое на что способны.

Мы оказались в трудном положении: какие уж тут беседы, если люди готовятся к важному делу...

Нас подвели к юрте, в которой старики собрались на обед перед выездом. Сомонное правление выделило каждой бригаде по барану, и хозяйка юрты уже варила мясо. Тут же стоял наготове бидончик с согревающим молочным напитком архи. Был конец августа. По народному календарю это середина осени, а осенние ночи в Монголии ох какие холодные!

Шестеро стариков курили и неспешно беседовали, сидя вокруг очага на полу. Мое появление — да еще с двумя товарищами из столицы — прервало беседу и явно заинтересовало присутствующих. Все решали первые несколько фраз. Заинтересуют наши вопросы стариков — они останутся, не заинтересуют — извинятся, что дела ждут, и уедут.

Имя Даваацэрэна старикам было известно. Они внимательно выслушали его речь об экспедиции, о том, почему важно изучать народную культуру. Старики согласно кивали головами, и через несколько минут стало ясно: разговор состоится. Они гордятся, что советская экспедиция приехала именно к ним.

Старики выжидательно затихли. В их глазах и любопытство, и настороженность: а вдруг я спрошу такое, чего они не знают? Первый вопрос, с которого обычно начинается беседа,— как называется местность, окрестные горы, пади, перевалы, пещеры, когда и почему возникли эти названия, есть ли легенды и предания, объясняющие их происхождение? Отвечать начинает один, его дополняет другой, уточняет третий... И пошло.

С названиями все просто и ясно — окрестные места им знакомы с детства. Скотоводы и охотники, они знают не только каждую гору и падь, но все лощинки и тропинки, по которым ходят десятки лет сами и сотни лет ходили их предки. Через несколько минут в тетради уже полсотни названий: Большая лошадиная гора, Малая лошадиная гора, Северная падь, Южная падь, Правый приток, Левый приток...

Старики оживились, закурили. Вопросы понятны, они рады, что их ответы мне интересны. Можно переходить к самым важным вопросам. Они касались понятий «клятва-проклятие». Кто, кому, в каких обстоятельствах давал клятву, носила ли она только словесный характер или подкреплялась каким-либо действием? Кто, на кого, за что и как мог наложить проклятие? Известны ли из собственной практики случаи такого рода?

Старики затихли, каждый вспоминал. Вопрос касался случаев не столь уж частых в жизни вообще, а в последние десятилетия тем более. Но это была часть традиционной системы ценностей.

Старики хорошо знали о клятве побратимов. Побратимы, давшие друг другу клятву в вечной дружбе, которая обязывала каждого из них помогать другому в любом деле, в военное и мирное время. Побратим обязывался являться по первому требованию названого брата. Эта клятва скреплялась кровью. Побратимы становились более близкими людьми, чем родные братья. Они обменивались конями, поясами, оружием, в военном походе спали под одним одеялом. Не было большего позора, чем клятвопреступление. Обычай побратимства сохранился и в нашем веке. Уже не ханы и князья-нойоны, а простые люди могли дать друг другу клятву в верности, обменяться подарками.

Среди стариков оказался один, хорошо знавший обычаи. Его имя Чойсу-рэн. То спокойное достоинство, с которым он обдумывал ответы, удовольствие и легкая зависть остальных присутствующих, которые вскоре после начала беседы поняли, что и дополнить-то его они ничем не могут,— настолько обстоятельны его рассказы,— все говорило: на этот раз нам повезло.

В конце концов на вопросы стал отвечать он один, остальные внимательно слушали.

В юрту вошел секретарь партийной организации сомона, заслушался нашей беседой и остался. Наверное, в этот день он новыми глазами увидел стариков и особенно Чойсурэна.