Журнал «Вокруг Света» №04 за 1985 год

— Понятно. Вопрос в том, как вы к ним относитесь.

— Ход событий мы думаем показать с точки зрения жертв этих событий,— осторожно выразилась Ундина.

Ридмюллер кивнул. Заподозрить человека вроде Фишера в сочувствии революционным реформам ему, естественно, и в голову не пришло бы.

— Получение разрешения на съемки — формальность,— проговорил он наконец.— Полиция пыжится перед выборами, набивает себе цену. Все пойдет своим чередом, кто бы на выборах ни победил. Кстати говоря, эти вопросы в компетенции министра просвещения, а не внутренних дел. А министр просвещения сеньор Толедо — человек с чувством собственного достоинства... Никто не любит, когда в дела его ведомства вмешиваются посторонние.

— И поэтому, вы считаете, он нам поможет?

— Этой причины за глаза хватит, милостивая госпожа. Но есть другая, более важная: как кандидат от оппозиционной ПР на президентских выборах, он в положении незавидном и очень нуждается в поддержке общественности. Реклама ему необходима как воздух... А в-третьих, он мой друг, нас связывают общие интересы.

— Понимаю,— кивнул Фишер.

— Наши участки граничат между собой. Видите вон тот дом за высокой елью? Там вам завтра Толедо подпишет все необходимые бумаги.

Бернсдорф попивал манговый сок, сидя с Кремпом в холле, где они договорились встретиться с Виолой Санчес из «Ла Оры». Автобус за автобусом выезжали из авениды де ла Реформа и останавливались перед зданием Культурного центра, а ее все нет. Вулканов Агуа, Акатенанго, «огней», уничтоживших не так давно город, отсюда не видно. А вообще они в городе видны с любой точки: желтоватые силуэты на фоне зеленого плоскогорья.

Если она не приедет, отправимся в редакцию. Там якобы спят и видят, как бы кого-нибудь пропесочить. Странно. Полицейское государство и...

— Это руины его прежнего демократического фасада,— сказал Кремп.— Если ПР победит на выборах, она фасад отстроит заново. А пока за ним ничего не меняется, герильерос здесь есть и будут.

— Допустим, Но где?

— Неподалеку отсюда живет адвокат по фамилии Зонтгеймер. Он возглавляет «Комитет родственников исчезнувших лиц». Может быть, он нам что-нибудь посоветует.

— Главное — не упускать инициативы,— сказал Бернсдорф.— А то Фишер еще даст задний ход...

— А вы нет? — спросил Кремп.

— С какой стати?

— Потому что вы впервые будете делать фильм, который скорее всего трудно будет продать.

Запершило в горле, что-то мешало высказать откровенно, о чем он сейчас думает: что этот фильм может изменить всю его дальнейшую жизнь, стать поворотным моментом в ней, кульминацией, как выражаются драматурги. Наконец-то его работа обретет смысл! Никогда прежде он не ощущал этого настолько отчетливо, как в эти секунды. Кто сумеет донести до зрителя живой образ революционера, тот сам действует как революционер. Может быть, все отпущенные ему годы он применит к тому, чтобы искупить ошибки лет прошедших... Нет, пока еще не поздно, после этого фильма он станет другим человеком! Но сейчас дело не в нем, дело в Кампано. Хуан Кампано! Сведения о нем на редкость разноречивы. Кто говорит, что ему двадцать с небольшим, а кто, будто он родился в 1940 году и, значит, ему тридцать три года, одни утверждают, будто он метис, другие, что он чистокровный белый, третьи, что в нем есть примесь азиатской крови. Кто говорит, что он был в отряде Че Гевары на Кубе, а кто, будто американские инструкторы школили его в своей зоне в Панаме и он дослужился до лейтенанта! Поди разберись...

Действительно ли Кампано совершил то, что ему приписывают? Какие смелые вылазки, какая предприимчивость!.. А сейчас в городе внешне царит спокойствие. Их погоня за легендарным мстителем напоминает погоню за привидением...

— Сеньор! Сеньор! — официант что-то быстро говорил по-испански.

— Вас просят к телефону,— перевел Кремп.

Взяв трубку, Бернсдорф услышал, как женский голос торопливо проговорил:

— Больше ждать не надо, я не могу кое от кого избавиться. Прошу вас, не называйте сейчас меня по имени. Если хотите, встретимся после вечернего сеанса у кинотеатра «Лус».

— Хорошо, я буду.

И тут же трубку повесили, как и полагается в боевике.

Когда они вернулись в отель, в справочном бюро сидела та женщина, что и вчера. «Кого-то она мне мучительно напоминает»,— подумал Бернсдорф. Лицо из прошлого, но из какого?

Фишеру настолько понравилось у Ридмюллера, что он не торопился уйти, пока не появился новый гость, молодой американец по фамилии Вилан. Красавец, по-спортивному подтянутый, с густыми, слегка вьющимися темными волосами и светло-голубыми глазами. Все на месте, даже ямочка на подбородке. Нет, слишком уж он красив, чтобы мириться с его присутствием. Ундина... Тем более что разговор пошел по-английски, а тут он не силен.

— Жаль, что вы нас покидаете,— сказал Ридмюллер.— Мистер Вилан прекрасно знает страну, он шеф отдела информации американской миссии экономической помощи Гватемале. Их штаб в Сакапе, в самом центре бывшего повстанческого района.

— Приглашаю вас на выходные дни,— сказал Вилан.— На машине всего полтора часа езды! Если вы решили сделать кино о Гватемале, вам обязательно стоит почаще выбираться из столицы. Я показал бы вам, как действует «План Пилото».

— «Пилото»?

— Так называется наша программа помощи, покончившая с терроризмом мирным путем.

Ридмюллер проводил их до ворот.

— А я был бы рад принять вас в субботу в Лаго-де-Атитлан, на моей «приморской» вилле,— говорил он, не сводя глаз с Ундины и обращаясь как бы к ней одной.— Это ближе, чем Сакапа, и там нет такой удушающей жары.

— Очень любезно с вашей стороны,— сказал Фишер.— Но тогда группе придется разделиться.

Бернсдорф сидел у Виолы Санчес, в кресле-качалке ее отца, который, по ее словам, в отъезде; прозвучало это так, будто ее родители эмигранты.

— За мной следят,— шепнула она Бернсдорфу при встрече у кинотеатра.— Пойдемте быстрее ко мне. Я живу одна. Мои родители в Мексике.

После такого предложения он не заставил упрашивать себя дважды. Она сидела у стены под распятием и рассказывала все, что знала о Кампано. Родился он неподалеку отсюда. Дом сохранился, обветшавшее здание в стиле колониального барокко. Родители — врачи, в настоящий момент в эмиграции. Уже в школе Кампано, худенький мальчишка невысокого роста, отличался необузданным нравом, часто был агрессивен. Поступил в университет, участвовал в революционных выступлениях. Перед неминуемым арестом бежал на Кубу, потом вернулся. И наконец ушел в горы. Где он сейчас, никому не известно...

Он неожиданно разоткровенничался:

— У себя дома я хочу, например, бороться за человека вроде вашего Кампано. Показать, что значит быть революционером в стране, где стремление к социализму считается преступлением, а все люди левых убеждений — опасными элементами и негодяями! Вам нравится моя профессия? Согласен, интересы у нас многообразные, фантазия постоянно возбуждена, ты постоянно в движении; а что остается после заполненного заботами дня? Где смысл сделанного?

Бернсдорф заметил вдруг, что говорит совершенно серьезно, искренне. Такое в разговорах с женщинами случалось с ним редко, и он понял, почему сидит как пай-мальчик в кресле-качалке, а не пересядет к Виоле и не обнимет ее. Потому что между ними как-то сразу установились отношения взаимного доверия, а это дорогого стоит.