Журнал «Вокруг Света» №04 за 1989 год
Шрифт:
Пока они говорили, я внимательно вглядывался в них. Удлиненный овал лица, прямой костистый нос, чуть миндалевидные глаза без кожной складки у внутреннего угла, характерной для большинства монголоидов... Наши гости были одеты в длинные красные халаты из домотканой материи, рукава которых закрывали кисти рук. Талию обхватывал матерчатый красный пояс чуть более яркого оттенка, чем халат.
Гости подтвердили, что на левом берегу Доды действительно было три поселения минаро и что в два новых поселка на правом берегу реки стекались жители, которым не хватало свободной земли на левом. Их предки обосновались здесь, в долине, вь"йдя
Указав на впечатляющие развалины на склоне хребта над поселком, они сообщили, что когда-то это была их крепость. Гости не помнили имен своих прежних предводителей. «У минаро уже не было тогда царей»,— объяснили они. Когда-то у них был вождь, отличавшийся немалой жестокостью, его звали Гиялпо Понг Хан, что в переводе означает Ослиное Копыто. У него была тяжелая рука, и от нее пострадал не один минаро. В конце концов, не чая избавиться от тирана, минаро разожгли огромный костер и, усевшись вокруг, пригласили вождя присоединиться к ним. Когда Ослиное Копыто сел у огня, кто-то воскликнул: «Смотрите, кто идет!» Вождь обернулся — и был брошен в пламя. На следующее утро люди нашли в пепле обугленные кости, похожие на останки осла,— и решили, что вождь и в самом деле был животным. Впрочем, сказали мне, это легенда, но отражает и нечто типичное, а именно чрезвычайно смелый образ мышления народа минаро (в этом мне еще предстояло убедиться).
Каждый год, на 21-й день 11-го месяца, в память описанного выше события жители Гиагама разводят огромные костры у дверей своих домов и усаживаются вокруг них. Этот день знаменует для них окончание старого года и начало нового.
Весьма немногие из опрошенных прямо говорили, что помнят язык минаро, но постепенно нам удалось выяснить, что все взрослые владеют этим диалектом. Он является архаической формой языка шина.
Во время одного из моих нескончаемых опросов Мисси тихонько вышла из палатки. Через несколько часов она вернулась возбужденная.
— Здесь видимо-невидимо изображений горных козлов! Я сделала несколько десятков кадров, а там еще очень много рисунков.
И еще удивительная находка: в ограду, окружавшую «рощу», был вмурован расколотый камень, подобный тому, что мы видели в Кочете.
Мои расспросы относительно происхождения изображений горного козла поначалу не дали никакого результата.
— Кто знает...— отвечали мне.
Однако опыт исследований в Гималаях уже кое-чему меня научил. По всей видимости, мои новые знакомые просто предпочитали не упоминать о своих древних обычаях в присутствии Нордрупа (все-таки монах). Их приверженность буддизму казалась далеко не абсолютной. Если среди прочих жителей долины в каждой семье было как минимум по одному-два монаха, то на весь поселок Хамелинг монахов было всего двое. Двое было и в поселке Ремала и всего лишь один в Гиагаме. Пять монахов на сорок семей — маловато для этого края монастырей.
Оказывается, традиционным верховным божеством у жителей Хамелинга, Гиагамы и Ремалы считается бог Бабалашен (что значит, если дословно перевести это имя с тибетского, Отец Большая Гора), который обитает на самой высокой горе по другую сторону долины. Ему был посвящен один из алтарей за «священной рощей». Все это отличалось от древних верований Тибета. Но я узнал также, что второй алтарь был посвящен божеству по имени Аби-Лхамо (богиня-бабушка), известному также под именем Му-Ширингмен («му», или «мун», на языке минаро значит «фея»).
Жители поселка объяснили мне, что охота на горных козлов всегда была основным занятием минаро. Первой колонией в долине был, как мне объяснили, не Гиагам, а Хамелинг, в окрестностях которого находятся пещеры, где обитали предки современных минаро. Услышав это, я насторожился. А мои собеседники все с тем же спокойствием пояснили, что до появления лука и стрел их предки охотились на горных козлов, загоняя их к краю обрывов, откуда животные падали и разбивались.
Чтобы справиться с этой нелегкой задачей, люди сооружали особые ловушки. Не веря своим ушам, я попросил повторить объяснение.— Да, это было до лука. Люди делали ловушки с вращающимися лопастями-площадками. Спасаясь от охотников, козлы добегали до края обрыва, наступали на деревянную площадку, а она под их тяжестью поворачивалась. Козлы падали с обрыва. Конечно, это было очень, очень давно,— заключил мой собеседник.
Сердце мое готово было выпрыгнуть из груди. Правильно ли я понял? «Очень давно!» Но ведь лук и стрелы
были известны, например, скифам уже три тысячи лет назад! Все-таки здесь какая-то ошибка. Даже коллективная память не может хранить события столь большой давности. Наука всегда полагала, что до появления лука человек охотился с помощью топоров, дубин и копий, а ловушки появились позднее. Да, древние охотники могли загнать на край утеса медведя или какого-то другого зверя, но горный козел! Чтобы это ловкое и быстрое животное упало со скалы, необходимо было остроумное изобретение вроде только что описанного лопастного барабана. И все-таки не верилось.
Продолжив в дальнейшем свои расспросы относительно места горных козлов в верованиях минаро, я узнал, что все эти благородные животные, как считалось, подчинялись... единорогу! В то же время дикие стада этих животных во главе с вожаком принадлежали Царице фей Му-Ширингмен и Бабалашену. Охотники, чтобы им сопутствовала удача, должны были заручиться благожелательным отношением Царицы фей. Для этого, как мне объяснили, перед тем как отправляться на охоту, необходимо было пройти обряд очищения, окурив тело дымом от можжевеловых веток. Этот благовонный дым, по мнению людей минаро, имел свойство очищать как тело, так и душу. Отметим, что, согласно преданиям прежде здешние высокогорья были покрыты зарослями можжевельника. Даже сегодня в совершенно безлесных и безводных уголках Заскара и Ладакха можно встретить столетние можжевеловые стволы, каким-то чудом уцелевшие на этой "каменистой земле.
Проводя очищение при помощи можжевелового дыма, охотники, чтобы завоевать благосклонность Царицы фей, в ночь перед охотой не должны прикасаться к женам. Группа охотников удалялась на ночь в отдельный дом, принеся перед этим на алтарь Бабалашена фигурки козла, сделанные из сливочного масла и ячменной муки.
— Масло, разумеется, из козьего молока,— уточнил один из моих собеседников.
Снова упоминание об этом странном табу народа минаро! Как и у минаро, живущих на берегах Инда, у минаро Заскара корова считалась нечистым животным. Ее мясо и молоко в пищу не употреблялось. Минаро должны даже проходить обряд очищения, если прикоснутся к корове или яку, когда занимают их у соседей другой народности для обработки полей. Для минаро корова — самое нечистое из всех созданий, и это удивительное табу запрещает даже носить одежду из ячьей шерсти и обувь из кожи яков и коров. Подошвы башмаков у минаро сделаны из козьей кожи. Нельзя также растапливать очаг ячьими кизяками, что, надо отметить, создает немало трудностей — ведь речь идет об основном виде топлива в этой местности.
Все это удивительно для людей, живущих на территории Индии, где эти животные считаются священными! Минаро же испытывают прямо-таки настоящее омерзение к корове. Может быть, описанные обычаи — свидетельство исключительной давности происхождения народов минаро?
Тем не менее, продолжая расспросы, я обнаружил, что большая часть мужского населения Гиагама, Хамелинга и Ремалы отважилась нарушить табу и употребляла говядину и коровье молоко. Семьи отступников не желали делить с ними очаг, и поэтому пища для них готовилась в отдельной посуде и на отдельном костре. Жены осмелившихся нарушить табу вынуждены были готовить два обеда — «чистый» и «нечистый». Впрочем, посуду после своего «нечистого» обеда мужья отправлялись мыть сами — женщины не желали лишний раз прикасаться к оскверненным предметам.