Журнал «Вокруг Света» №05 за 1974 год
Шрифт:
В ночь перед штурмом никто не спал. Чистили оружие, проверяли боевые запасы, снаряжали диски.
Пришли газеты. В них сообщалось о встрече наших войск с американцами на Эльбе. В этой связи Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин обратился к советским воинам. Вместе с тем были опубликованы телеграммы-обращения Трумэна и Черчилля к войскам союзников. Слова Трумэна мы читали с улыбкой. Непривычны были они для нашего уха, хотя в общем-то правильны: «Час победы, для наступления которого так долго трудились и о чем молились весь американский народ, все британские народы и весь советский народ, приближается...»
Первыми в атаку на рейхстаг вызываются идти добровольцы — почти вся рота Ильи Сьянова.
В тринадцать часов ударили гвардейские
И пошла пехота. Смотрим — знамени не видно. Спрашиваю:
— Где знамя?
— Вручили его Егорову и Кантария из разведвзвода полка, — отвечает Зинченко.
Их я знал. Отчаянные ребята! Но ведь и смелых пуля берет. Петр Пятницкий, один из первых добровольцев Сьянова, побежал с развернутым красным флагом; гитлеровцы весь огонь обрушили на него. Не добежал храбрый солдат...
А Кантария вместе с Егоровым решили знамя пронести в чехле. Они бежали вместе с солдатами и не особенно выделялись. В 14 часов 25 минут рота Сьянова ворвалась-таки в главный вход. Начался бой на первом этаже. Там ждал знаменосцев Алексей Берест — заместитель по политчасти командира 1-го батальона. Сильный, смелый, отчаянный. Помню, когда еще брали мост Мольтке и схватились с немцами врукопашную, он одного гитлеровца швырнул через плечо, да так, что тот и вздохнуть в последний раз не успел. Так вот, Берест организовал охрану из ребят с ручными пулеметами, и знаменосцы прорвались на второй этаж, выбросили флаг из окна. Так мы узнали, что наши уже на втором этаже.
В это время ко мне привели двух немецких генералов. Оба пожилые, лет по шестьдесят с лишним. Они встали на колени и приложили правую руку к груди, как когда-то рыцари.
— Встать! — не выдержал я.
Сами понимаете, занят был боем, тут не до церемоний.
От них узнали, что еще много фашистов осталось в подвалах, притом самых отборных.
— Черт с вами, — сказал я, — все равно перебьем, если не сдадитесь.
Прорыв был, прямо скажу, стремительный. В пролете первого и второго этажей стояла статуя Вильгельма, огромная, мраморная. Около нее ранило бойца Ваганова. Так он прижался раной к этой статуе и бросал гранаты в наседающих немцев, пока не подоспела подмога.
Мгновенно заалели на рейхстаге различные по форме и величине красные флаги. Их установили младший сержант П. Д. Щербина, лейтенант Р. Кошкарбаев, рядовой Г. П. Булатов, младший сержант М. Еремин и много других воинов.
Второй этаж отбили уже в сумерках. Тем временем Егоров и Кантария сумели пролезть на крышу рейхстага. Хотели сначала установить знамя на скульптурной группе, а потом передумали, решили, что лучше на самом куполе — видней будет. Пробрались по железным решеткам и укрепили его на самом верху здания. Взгляд невольно упал на часы — 21 час 50 минут.
А до конца на самом деле было еще не так близко.
В этот день, 30 апреля 1945 года, в имперской канцелярии справляли последнюю тризну фашистские заправилы.
«Для гитлеровцев создалось безвыходное положение. 30 апреля Гитлер покончил с собой, оставив завещание о составе нового правительства, канцлером которого назначался гроссадмирал Дёниц. В 3 часа 1 мая начальник штаба немецких сухопутных войск генерал пехоты Кребс по договоренности с командованием Красной Армии перешел линию фронта в полосе 8-й гвардейской армии... и был принят генерал-полковником В. И. Чуйковым. На командный пункт вскоре прибыл заместитель командующего 1-м Белорусским фронтом генерал армии В. Д. Соколовский, который вместе с генерал-полковником В. И. Чуйковым вступил в переговоры с Кребсом от имени советского командования. В документе за подписью Геббельса и Бормана, переданном Кребсом, официально сообщалось о самоубийстве Гитлера и об образовании нового правительства.
В ходе переговоров Кребсу было заявлено, что прекращение военных действий возможно только при условии безоговорочной капитуляции немецко-фашистских войск перед всеми союзниками.
...После этого генерал Кребс отбыл для доклада Геббельсу. В 18 часов 1 мая Геббельс и Борман ответили, что они отклоняют требования о безоговорочной капитуляции» (1 История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941—1945, т. 5, стр. 286, М., Воениздат, 1963.).
Бой разгорелся снова. В рейхстаге дерутся солдаты капитанов Неустроева и Давыдова. Фашисты сильным огнем отсекли другие наступающие подразделения.
— Сложите оружие! Нас больше! — кричит откуда-то сверху немец.
— Я не за тем в Берлин шел, чтобы сдаваться! — в ответ кричит воин в пробитой осколком каске.
Весь вечер и ночь с 1 на 2 мая продолжалась жестокая схватка. Гитлеровцы фаустпатронами подожгли нижние этажи рейхстага, где были наши. Люди задыхаются в дыму, но продолжают бой. Непрерывно рвались гранаты, темноту разрывали трассирующие пули. Пропитанная краской и лаком обшивка залов пылает, как порох, сильно и жарко. Фашисты из подвала предпринимают контратаку, но их быстро загоняют обратно.
Ожесточенность боя, казалось, достигла предела. Стволы пулеметов, автоматов до того накалились, что до них нельзя дотронуться рукой. Пожар становится невыносимым. Упорно, метр за метром, бойцы продолжали очищать от противника лестницы, коридоры, залы. Трудность состояла еще и в том, что гитлеровцы хорошо ориентировались в лабиринтах здания и в темноте все время предпринимали наскоки.
Офицеры, управляя боем в такой сложной обстановке, проявляли не только личную храбрость, но и военную хитрость, смекалку. Так, чтобы зайти противнику в тыл с северной части главного зала, старший лейтенант Гусев приказал Сьянову и его солдатам пробраться наверх через окно, выходящее на лестницу. Воины выполнили этот дерзкий замысел и внезапно обрушились на фашистов. Гитлеровцы не ожидали русских с той стороны, попрятались, где могли. Но в этот момент по ним ударили бойцы роты капитана Ярунова. Часть немцев закрепилась на балконе и была полностью уничтожена. Ни на минуту не прекращая стрельбы, бойцы сквозь огонь и дым бросились в южную часть здания, выбили врага с восточного прохода.
Сотни вражеских снарядов рвались на подступах к рейхстагу, били по мосту Мольтке, по глубине Моабита. Наша артиллерия отвечала с утроенной силой, и все мы чувствовали, что рейхстаг доживает последние часы.
Позднее мы узнали, что в это время в имперской канцелярии фашистские главари ломали головы: что делать? В кабинете Геббельса шло совещание за совещанием. Борман, Кребс и Вейдлинг — последний комендант фашистского Берлина — спорили о том. принять ли безоговорочную капитуляцию или попытаться обмануть русских?
— Фюрер приказал нам сражаться до конца, стрелять в спину тем, кто вздумает перебежать на сторону красных, — настаивал Геббельс.
Борман соглашался с ним. Кребс молчал. Возражал лишь Вейдлинг, напоминая, что Берлин остался без воды, света, радиостанций. Особый упор делал на то, что для последнего удара в районе Унтер-ден-Линден русские сосредоточили свыше пятисот орудий.
Ночью 2 мая наш радист поймал открытый текст о капитуляции берлинского гарнизона.
Сдались комендант Берлина и два других генерала. Вейдлинг был одет в серые затасканные брюки и длинные чулки. Китель — грязный и тоже старый — болтался на плечах, как на вешалке. Этот сильно потрепанный годами и событиями генерал во время первой мировой войны командовал дирижаблем «Цеппелин». В Польше он был командиром полка, во Франции — начальником артиллерии корпуса. Он наступал на Москву и отступал, участвовал в боях на Курской дуге, бежал из-под Бобруйска, бросив свою армию. Гитлер едва не расстрелял его, но потом отменил приказ и по странному стечению обстоятельств назначил последним комендантом своей столицы.