Журнал «Вокруг Света» №05 за 1975 год

Свисток. Тихо посапывая, паровоз потянул за собой необычный поезд.

Состав едва тащился, рядом семенили по шпалам сопровождающие (представители управления дороги, командования, инженеры из Ленэнерго; подводную лодку сопровождал также ее экипаж), время от времени покрикивая: «Не торопись! Тише!» Казалось, проще некуда, двигай помаленьку, 1,5—2 километра в час. Но попробуй удержать регулятор в одном и том же положении. Занемела рука, тут уж не до шуток. Наконец, когда стало совсем невмоготу, Еледин сообразил: приспособил клин, который не давал регулятору изменить положение.

После Ириновки началось самое сложное: кривые участки дороги. Чтобы лодка не сорвала крепления, не своротила платформы с рельсов, она была укреплена спереди и сзади на подвижных подкладках. На закруглениях пути лодка зашевелилась в стальных креплениях, закряхтела, послышался пронзительный скрип. Еледин с помощником стояли в будке, боясь шелохнуться. Когда лодку заваливало на бок, у всех мелькала мысль: «Только бы не опрокинулась, только бы тяжи выдержали!»

Тут еще пошли высоковольтные и телефонные линии. Нужно было отключать напряжение, а матросы, стоя на подводной лодке, досками поднимали кабели.

Прошли станцию Рахья. За станцией Ладожское озеро, когда состав двинулся по специальной ветке к берегу, к паровозу присоединили 12 пустых платформ, чтобы держать его дальше от кромки берега. Замыкали состав платформы с лодкой.

Паровоз, как норовистую лошадь, Еледин полегоньку стал осаживать назад. Вот колеса крайней платформы вошли в воду по колее, проложенной по дну. Оказавшись на глубине, освобожденная от стальных креплений, лодка соскользнула с платформ в озеро.

Путь от станции Дача Долгорукова до Ладожского озера, в 55 километров, состав проделал за... 36 часов. Еледин с помощником Анатолием Илларионовым все это время не вылезали из паровозной будки.

Спрыгнув на землю, не чувствуя отнимавшихся ног, Еледин глядел с берега, словно не веря своим глазам.

«Малютка» покачивалась на легкой синей волне...

Опомнился он, когда перед ним оказался адмирал. Сильно пожал руку, скупо обронил: «Спасибо!» — и протянул Василию коробку московских папирос «Герцеговина флор».

...Кажется, что такое сделать невозможно, особенно когда об этом спокойно течет разговор в курилке депо.

— Я сам теперь плохо верю, что подобное могло случиться,— говорит Василий Алексеевич. — По молодости, что ли, не боялись ничего, все под силу было. Попробуй скажи сейчас ревизору по безопасности, что можно вести поезд, если у двух вагонов нет букс, если колесо без бандажа и поломана одна из автосцепок. «Ты в своем уме, старый?» — поднимет тот на смех. А ведь все на самом деле происходило...

Еледин привычно чувствовал за спиной тяжело груженный состав. Видел, как, послушный его воле, плавно выписывает поезд полукружия поворотов. И вдруг так дернуло, что Василий еле удержался на ногах. Паровоз по инерции пробежал несколько метров и замер: сработала тормозная магистраль.

На землю одновременно спрыгнули Еледин, Константин Калашников и паровозники запасной бригады. Все увидели разом: состав был разорван на две части. Снаряд попал в насыпь.

— Буксы, буксы-то как разбиты! — схватился за голову Константин. — Как чинить будем?!

А от ремонта никуда не денешься. Если вызовешь восстановительный поезд, значит прервется движение. Кто ж на это согласится?

И вот уже пошла работа. Одни со звоном рубят зубилом железные заусенцы на автосцепке, другие заклинивают колеса. А рвущиеся снаряды все ближе к линии, над головой начинают посвистывать осколки.

— Шевелись, ребята, если жить хочется, — торопит Василий.

— Порядок, — возбужденно кричит Константин. — Поедем без букс. Оси и струнки будем на ходу из масленок поливать, а ты, Василий, придерживай своего конягу, не гони.

Еледин влезает в будку, осаживает паровоз. На полкилометра растянулись 160 осей платформ. Паровоз двинулся в путь. Со скоростью пешехода. Чаще ухали взрывы. Осколки царапали металл, прошивали борта.

Василий видел, как Костя, словно кузнечик, прыгал с платформы на платформу и лил мазут на обнаженные оси. Когда Костя замечал Василия, выглядывавшего из будки, то успокаивающе помахивал рукой: мол, все, как надо, командир, едем.

...Март 1943-го, Тихвин. Над станцией, запутавшиеся в инее веток и проводов, мигали холодные звезды. Еледин, поскрипывая снегом, постукивая нога об ногу, ходил вдоль состава. Грузили уголь. Неожиданно резанул противный голос сирены. Вечер раскололся выкриками команд, надвигающимся гулом «юнкерсов», воем падающих бомб.

Внезапно перед глазами словно лопнула земля и высоко в небо выплеснула из себя пламя. Вокруг заметались тени, неровный свет вырывал то бегущих людей, то санитарный поезд, стоявший на соседнем пути. Одна из бомб попала в цистерны с горючим.

Василий на мгновенье оцепенел. «Рядом же вагоны с боеприпасами», — мелькнула мысль. Он кинулся собирать бригаду.

Ребята в один момент размотали шланги, подключили их к кранам. Вода била из двух шлангов, повисала над огнем и тут же испарялась.

— Открыть эверластинг! — выкрикнул кто-то.

В паровозе накачали в котел воду, открыли кран эверластинга. Вырвавшись, пар стал подминать пламя. Состав был спасен.

А самолеты волнами шли на станцию. Грохот рвущихся бомб сливался с выстрелами зениток. Вот, описав красную дугу по небу, рухнул «юнкере».

Отцепили и потушили горящие вагоны, отогнали на запасной путь санитарный поезд, вырвали у огня маневровый паровоз. Бомбежка длилась всю ночь: на станцию было брошено около 250 самолетов. Фашисты никак не хотели пустить продовольствие и снаряды в Ленинград.

Около зениток у раненых бойцов примостилась Татьяна Лысова, такая же чумазая, обожженная, как и все. Только что она вместе с другими отцепляла горящие вагоны. Не чувствуя ожогов, сбрасывала тяжелые стяжки сцепления, а сейчас старается получше перебинтовать солдат. Кончились не только бинты, даже нательное белье. Морщась, Татьяна поглядывает на свои обожженные руки — как такими перевязывать...

Как-то в весеннюю распутицу на тяжелом подъеме паровоз забуксовал. Враг почувствовал что-то неладное, начал гуще обкладывать снарядами. Состав тяжелый, идет на подъем трудно, а песку нет, чтобы подсыпать. Тут Татьяна возьми и спрыгни с паровоза и лопату прихватила. Осколки посвистывают, она прислушивается, но сама песок с полотна пригребает, чтобы рельсы посыпать. Так же молчком вернулась на паровоз, словно ничего и не было.