Журнал «Вокруг Света» №06 за 1970 год
Шрифт:
...С тех пор прошло уже много лет. Сегодня на планере со сменными крыльями, короткими и длинными, созданном Александром Маноцковым, новое поколение планеристов летает на высший пилотаж и на парение...
Недавно я был на выставке. Бродя по залам, вдруг увидел до боли знакомое лицо. А присмотревшись, сказал: «Здравствуй, Саша!» Да, это был он. Но уже отлитый в бронзе. На нем была его любимая летная куртка на «молнии», ветер растрепал его чуб, в руках он держал свой летный шлем, глаза так же, как и при жизни, глядели в небо...
Виктор Гончаренко
«Я не призываю лепить крылья из перьев...»
Они завидовали быстро бегущей лани, ловким пловцам — дельфинам, завидовали силе льва и взмахам крыльев птицы, возносящим ее высоко над землей.
Не удивительно, что от первобытной эры и почти до самого последнего времени многие попытки человека преодолеть ограниченные возможности своего организма носили явный оттенок подражания природным образцам.
Такими были и многие попытки создания летательных аппаратов, попытки создания крыльев, более или менее напоминающих крылья природных летунов — птиц и насекомых.
Однако как раз низкий уровень техники и не позволял успешно подражать совершенным природным образцам.
Поэтому даже повозки хеттов и первобытная арба гуннов не скопированы со слона и лошади, а снабжены колесами, не имевшими прототипа в природе, но доступными в изготовлении технике и мастерам того времени.
На древних галерах использовались весла, а Одиссей плавал на «Арго», снабженном парусами. И весла и паруса были изобретениями, имевшими в живой природе лишь весьма отдаленные аналоги.
И первые летавшие планеры с неподвижными, немашущими крыльями, и самолет с двигателем и винтом также не имели аналогов в природе.
Самолет (аэроплан) с неподвижными крыльями и воздушным винтом, а затем и с реактивным двигателем прошел долгий путь развития.
Конструкция планеров за последние полвека значительно усовершенствована. Аэродинамические их качества намного повысились.
Заслуга А. Маноцкова состоит не в том, что он «вернулся назад», к эпохе первых попыток человека летать с помощью взмахов крыльев. Он обратил внимание на то, что на современном уровне развития техники мы получили возможность приблизиться к совершенным образцам, созданным природой. Ищущий, беспокойный, удивительно смелый ум Маноцкова был устремлен не назад, а вперед, работал в унисон с последними достижениями науки и техники.
Именно на этой почве появились подводные лодки (в природе ведь нет «надводных» существ), шагающие машины после многотысячелетнего господства колеса, искусственные «руки» физиков и многое другое, гораздо более близкое к тончайшим творениям природы.
Я не призываю лепить крылья из перьев, скрепленных воском. Это этап, пройденный еще в эпоху рабовладельческого общества.
Крылья надо делать не из перьев, а из пластиков на основе сверхпрочных волокон по всем правилам и законам, которые еще предстоит открыть, работая с подвижным и гибким крылом, способным заимствовать энергию от окружающей среды.
Александр Маноцков, проведя свои замечательные опыты, обратил наше внимание на новые возможности, созданные развитием техники и науки для приближения к совершенным природным образцам. И в этом непреходящая заслуга Александра Маноцкова, летчика-планериста, конструктора-искателя, исследователя, заглядывающего в будущее.
О. К. Антонов, академик. Генеральный конструктор
Кшиштоф Борунь. Cogito, ergo sum
Камни словно бы ожили... Растут, вспухают, раздирают спайки... Белые стиролитовые спайки... Меня так и тянет отступить, помчаться вверх по ступеням, убежать от того, что уже здесь, рядом, передо мной, но я не могу преодолеть парализующий страх...
Вспышка света. И уже нет ни разбухающей стены, ни мрачного коридора, ни истлевших ступеней... Теперь я понимаю, что это был всего лишь сон, и чувствую колоссальное облегчение.
Мучительный, кошмарный сон — настойчиво повторяющийся с детства. Скрипящие ступени, ведущие в подвал. Из мрака проступает темная, закопченная стена. Сквозь пролысины в штукатурке проглядывают большие шершавые камни — фундамент нашего дома. Я спускаюсь в густеющий мрак и, уже коснувшись ладонью камней, слышу позади шорох шагов, резкий скрип заржавевших петель, и меня охватывает непроглядная темень. Потом шаги удаляются, и наступает тишина. Гнетущая, наполненная страхом и бессильной злобой. Достаточно преодолеть несколькими прыжками ступени, отделяющие меня от подвальной двери, и опять вернется свет. Но я знаю, это бессмысленно — Михаль, затаившийся в коридоре, только и ждет, чтобы опять захлопнуть дверь. Я должен побороть страх и дойти в темноте до поворота. Оттуда всего несколько шагов до тяжелой изогнутой задвижки, которую надо открыть, чтобы увидеть свет, проникающий сквозь зарешеченное оконце.
Я всегда боялся мрачного подвала, и всегда мне удавалось преодолеть страх, когда ребенком я спускался за картошкой или углем... Так было наяву.
Но во сне было иначе. В снах как бы сосредоточивались все желания и опасения, которым не было доступа в сознание наяву. Меня охватывала злость на Михаля, я гнался за ним по крутым ступеням вверх до закрытой двери, в бессильном бешенстве молотил кулаками в твердые, покрытые потрескавшейся краской доски. Только потом приходил страх. Другой страх... которого невозможно побороть. Усиливающийся с каждой секундой. Мускулы слабели от этого непреодолимого страха... Я чувствовал, что это приближается, хотя никогда не мог определить, что это и откуда оно придет...
Всегда одно: подвал, запертая дверь, парализующий страх, освободиться от которого можно только... проснувшись.
И теперь то же... Нет. Как будто все так же, и все-таки не так... Разбухшая, выгнутая стена... Пожалуй, это появилось впервые. Что за стена? Белые стиролитовые спайки... Откуда взялся стиролит в подвале? Такое может привидеться только во сне...
Вспышка. Как темно... Неужели надвигается буря? Странно. Абсолютная темнота — даже окошка не видно. Перед глазами мельтешат мириады искорок, какие-то темные и светлые пятна, непрестанно изменяющие цвет и форму.
Опять всплеск света. Один, второй, третий... Напоминает блеск фотовспышки, отраженный от белой или желтой стены. Потом опять темнота. Непроницаемая.
Открыты ли у меня глаза? Странно, но я не в состоянии этого определить. Шевелю веками, но не чувствую их... Как чешется правая нога! Я хочу коснуться ее. Пожалуй, мне действительно удалось согнуть ногу, и теперь я тянусь к ней рукой... Хотя... я не уверен в этом. Может быть, у меня отказали органы осязания? Я не могу поручиться, что касаюсь ноги...