Журнал «Вокруг Света» №06 за 1975 год

— Черт бы побрал все эти инструкции, — говорит Юриков, закуривая. — Вот и в Дакаре они нас едва не подвели. Пилота нам дали отличного, привыкшего летать на международных трассах, а там все по инструкции — от трассы ни-ни, самолет от самолета — не ближе чем за десять миль. А у штаба глобального эксперимента такие требования: входить в облака вертикального развития, для сверки приборов летать вокруг метеобашни высотою в сто футов и уметь ходить строем, эскадрильей в три-пять самолетов для сравнения показаний приборов различных лабораторий. Там и англичане и американцы были, до восьми самолетов работали одновременно. На разных высотах в одном облаке несколько самолетов кружили. Вначале наш пилот даже растерялся: что делать, все вопреки правилам, но ведь и мы — самолет погоды. Пришлось работать как все. В первое облако входить было страшно, хотя я и летал уже в облаках. Но те, что над Атлантикой, побольше были. Километров до шестнадцати высотой... Оказалось, что они порыхлее наших и совсем не страшны. Потом мы уж и внимания не обращали на них. Пожалуй, побольше хлопот нам доставляли американцы. На их самолетах летчики все военные, лихости в них хоть отбавляй. Во время полетов строем так и норовят к самому крылу прижаться. На вираже, говоря по секрету, наш пилот от злости даже приподнимался — идут крыло в крыло, не сдвинутся, не шелохнутся.

Лихость всегда в почете у молодых, — продолжал Юриков, словно вспомнив свою молодость. — И над нашим пилотом начали было потешаться. Но тут представился случай показать и ему свой класс. На взлете в Дакаре два грифа врезались в наш самолет. От удара у многих в тот момент екнуло сердце. Один гриф застрял в турбине, второй оставил вмятину в борту. Пилот не растерялся, это уж я вам как бывший пилот скажу. Тяжелую, заправленную под пробки машину посадил на трех двигателях, да так, словно ничего и не произошло.

— Высота пятьсот метров, — слышно объявление штурмана. — Последняя площадка. Координаты... температура за бортом... время московское...

Седьмой час полета подходит к концу. Через полчаса посадка. По лицам видно, что люди утомлены. Будто не машина, а они шагали все это время по гигантским ступеням тропосферы... Все только и говорят о городе, где нам предстоит провести ночь, о земле. Мысли всех сейчас прикованы к ней, каждый, похоже, думает — как же на ней хорошо отдохнуть. Исследователи атмосферы завершают еще один цикл работы. Той работы, которая в конечном итоге поможет ученым разобраться в механизме погоды, предсказывать задолго ее изменения — составлять долгосрочный прогноз, оберегая людей от стихийных внезапных бед.

Борт 75716, летающая лаборатория ЦАО

В. Орлов, наш спец. корр. Фото автора

Могикане Восточной Африки

Горы, превращенные в крепость

Вообще-то, бвана (Бвана (суахили) — господин, начальник.), обычаи таковы, что за день перед тем, как отправиться в эти горы, чужестранец должен послать перед собой человека, чтобы тот разложил на дороге подарки и, главное, связанные особым образом зеленые травяные веники. По этим веникам люди ндоробо узнают, что гость идет к ним с миром, и на следующее утро беспрепятственно пропускают его, — объяснил мне мой проводник Тивас, когда мы вслед за ослами начали подниматься по едва заметной тропе, прорубленной в красных гранитах. Тропка вела вверх, в горы Ндото, возвышающиеся среди черных лав и желтых песков к юго-востоку от озера Рудольф. В этих горах нашли свое последнее убежище загадочные ндоробо.

— Ты умеешь вязать эти веники? — осведомился я.

— Конечно, иначе я бы никогда не мог водить пастухов-самбуру к людям ндоробо, — отвечает Тивас.

— Но, послушай, ко мне это не относится, ведь самбуру — давние конкуренты и враги ндоробо, а я ничего не сделал им плохого. Наверное, они пропустят нас без веников.

— Как знаешь, бвана. Только не выходи вперед, иди в середине отряда и лучше всего держись за хвост ишака.

Так я и сделал. Держаться за хвост ишака оказалось делом очень выгодным и удобным. Название гор Ндото произошло от масайского «Олдоинье Лоондото» — «Горы маленьких скал». И действительно, чем выше мы поднимались в горы, тем отвеснее делалась дорога и тем больше круглых камней, которые масаи считают мелкими скалами, преграждали нам путь. Равновесие приходилось удерживать с трудом, и ослиный хвост в этих условиях оказался для меня большим подспорьем.

И вдруг жалобный крик, переходящий в стон, и осел, возглавлявший наш отряд, вместе с навьюченной на него кинокамерой и палаткой кубарем летит вниз, ударяется об огромный камень, раза два конвульсивно дергается и замирает.

— Никто не двигайтесь с места! Слышите, никто! — повелительно кричит Тивас и на пятой точке съезжает по камням к ослу.

Вскоре он машет мне рукой, чтобы я приблизился. Осел, конечно, мертв. Но что с ним случилось? Ведь для этого животного, приспособленного к переноске тяжестей по головокружительным кручам, наша дорога не представляла никаких трудностей.

Тивас уже все выяснил. Он слегка поворачивает ослиную голову и показывает застрявшую чуть выше глаза крохотную, будто игрушечную, стрелу.

— Ндоробо не увидели на дорогах веников мира и не обезвредили свои самострелы. Если мы пойдем дальше, погубим всех ослов, а затем погибнем сами. Тот, кто пойдет первым, первым и умрет. Яды у ндоробо сварены на совесть.

— Значит, надо было все-таки класть веники?

— Конечно, — не задумываясь говорит Тивас. — Сегодня придется спускаться вниз и искать вдоль рек особую траву для веников, завтра — раскладывать их на тропе, а уже послезавтра, если ндоррбо примут веники, спокойно подниматься по тропам в гору.

Так мы снова оказались внизу, в пыльном поселке Барангби, где я еще вчера покупал у людей племени самбуру ишаков, а потом до полуночи беседовал со святыми отцами из католической миссии о местных обычаях и нравах. Но и они ничего не могли рассказать о ндоробо.

Нет, наверное, африканской страны, где не существовало бы минимум одного племени, которое авторы краеведческих брошюр не называли бы загадочным. В этом отношении рекорды загадочности бьют племена, принадлежавшие к малым расам — койсанской и пигмейской. Их представители в очень древние времена заселили в Африке огромные территории, были хозяевами центральной и южной частей континента. Но затем под влиянием миграций более развитых в культурном отношении и многочисленных народов негроидной расы, говорящих на языках банту, нилотской и кушитской семей, они были оттеснены в труднодоступные, малопригодные для человеческого существования территории. Зачастую это все, что мы можем сказать о прошлом этих племен. Мало? Конечно. Но о ндоробо мы знаем и того меньше, поскольку никто из ученых точно и определенно не решился сказать, к какой расе они принадлежат.

Из легенд и сказаний крупных народов, населяющих Кению, мы можем узнать, что в те далекие времена, когда они пришли на плодородные центральные кенийские нагорья — масаи с севера, со стороны озера Рудольф, кикуйю — с запада, эти благодатные земли не пустовали. Пять малочисленных племен жили в горных лесах и долинах — мвоко, нгиува, гумба, ати и ндоробо. Все они были низкорослы и миролюбивы, не знали ни земледелия, ни животноводства и существовали исключительно охотой и бортничеством, то есть вели такой же образ жизни, что сегодня ведут пигмеи и бушмены.

Трудно сказать, что произошло потом. То ли причиной тому были частые браки малочисленных лесных охотников с многочисленными соседями, то ли нашествие воинственных нилотских племен с севера, обрушившихся на земли аборигенов, то ли невиданные прежде эпидемии холеры, черной оспы и лихорадки, косившие в конце XIX века целые племена, а может быть, и то, и другое, и третье вместе, но к тому времени, когда европейцы попали в Центральную Кению, мвоко, нгиува, гумба, ати на свете уже не было.

Остались «последние из могикан» — немногочисленные ндоробо, или, как они сами себя называют, «окейк». По тем чертам, которые выделяют окейк среди окружающих их племен, некоторые ученые утверждают: ндоробо не негроиды, у них сохранилось много черт, сближающих их с представителями койсанской и пигмейской расы. Быть может, они самый северный «осколок» древнейших обитателей Африки.

Трагическая судьба ндоробо в этом веке известна достаточно хорошо. В колониальной Кении от земельных захватов англичан в первую очередь пострадали ближайшие соседи ндоробо — кикуйю, нанди, масаи. А это, естественно, не могло не отразиться на взаимоотношениях племен друг с другом. После того как англичане отобрали у нанди все их плодородные земли на равнинах, те начали подниматься в горы и расчищать под свои поля лес. На годных опушках, где охотились ндоробо, появился масайский скот. Не имея представления о частной собственности, о том, что такое договор и право, ндоробо зачастую по неопытности подписывали с кикуйю соглашения, в соответствии с которыми за одну корову передавали им сотни, тысячи гектаров земли. Нередко кикуйю и другие племена истребляли ндоробо, занимая их земли.