Журнал «Вокруг Света» №06 за 1987 год
Шрифт:
— Номер девяносто семь,— повторил аукционист.— Здоровый симпатичный парень. Может быть использован как паж или мальчик для накачки шин. Взгляните на...— Его голос потонул в реве севшего звездолета.
Старый нищий по прозвищу Кривой Баслим изогнулся всем своим полуобнаженным телом и заглянул единственным глазом за край помоста. Мальчик был похож на изможденное и затравленное животное. Под коркой грязи на спине виднелись белые шрамы — следы плетки, красноречивые свидетельства отношения прежних хозяек
Разрез глаз и форма ушей мальчика навели Баслима на мысль, что этот юный раб, возможно, прямой потомок землян, однако сказать это наверняка нищий не решился бы. Заметив
— Два минима,— объявил аукционист.— Кто предложит четыре?
— Четыре,— со смехом крикнул синдонианин из первого ряда.
— Пять! — послышался чей-то голос. Синдонианин жестом поманил к себе нищего. Баслим подполз на руках и одном колене, волоча по пыли культю второй ноги.
— Пять минимов — раз,— запел аукционист.— Пять минимов — два...
— Шесть! — прошипел синдонианин и, заглянув в торбу Баслима, высыпал в нее из своего кошелька горсть медяков.
— Семь! — прокаркал Баслим.
— Семь минимов — раз! Эй, джентльмен с поднятым пальцем, вы предлагаете восемь?
— Девять! — закричал нищий. Цена подползала к стеллару — слишком дорогое удовольствие для большинства присутствовавших, боявшихся испортить шутку синдонианина и перекупить ненароком совершенно никчемного раба.
— Девять минимов — раз! Девять минимов — два! Девять минимов — три! Продано за девять минимов,— аукционист столкнул мальчика с помоста, и тот угодил прямо в руки нищего.— Забирай и проваливай!
— Но-но, полегче,— с угрозой произнес синдонианин.— А купчая?
Все это время мальчик тихонько стоял рядом. Он понимал, что продан и что его новый хозяин не кто иной, как этот уродливый старик. Баслим поднялся с земли, обхватил раба за плечи и оперся на него, как на костыль. Обретя в ребенке мало-мальски надежную опору, он с достоинством поклонился и сипло произнес:
— Благородный сэр, я и мой слуга благодарим вас.
— Не за что, не за что,— нетерпеливо проговорил синдонианин и отмахнулся от Баслима шейным платком, словно от назойливой мухи.
От площади Свободы до Баслимовой норы было около полумили, но шли они долго. Скакал нищий гораздо медленнее, чем ползал, к тому же и на ходу он не забывал о своей основной профессии, заставляя мальчика совать торбу под нос каждому встречному.
Обиталище Баслима находилось под старым амфитеатром, часть которого была снесена после издания указа о строительстве нового Колизея. В развалинах идти стало тяжелее, и старик вынужден был снова опуститься на три точки опоры. Наконец они добрались до темного лаза, и Баслим заставил мальчика первым нырнуть в подземелье. Протиснувшись сквозь торосы из битого кирпича, они очутились в довольно прямом коридорчике, потом поползли под уклон, туда, где были когда-то клетки гладиаторов. В кромешной тьме они добрались до хорошо оструганной деревянной двери. Баслим распахнул ее, подтолкнул мальчика вперед, вполз сам и, захлопнув дверь, включил свет.
Паренек вытаращил глаза: картина, представшая его взору, никак не вязалась с тем, что он ожидал увидеть. Перед ним была маленькая, но вполне пригодная для жилья комната, чистая и без щелей. Встроенные в потолок плафоны излучали мягкий свет, обстановка была скудная, но вполне приличная. Мальчик растерянно оглянулся. Это было лучшее жилище, какое ему когда-либо доводилось видеть.
Нищий подскочил к стеллажу у стены и достал что-то с полки. Лишь после того, как хозяин размотал набедренную повязку и приладил какое-то устройство к култышке, мальчик догадался, что это протез. Затем нищий встал, вытащил из сундука брюки и натянул их. Теперь никому и в голову
не пришло бы заподозрить в нем калеку.— Иди-ка сюда,— проговорил старик на космическом эсперанто. Мальчик не шелохнулся. Тогда Баслим взял его за руку и провел в соседнюю каморку, служившую одновременно кухней и ванной. Наполнив водой ушат, нищий сунул своему рабу обмылок: — Искупайся-ка.
Паренек поколебался, потом стащил набедренную повязку и принялся опасливо мылиться.
— Ну вот и молодцом,— похвалил его Баслим. Он бросил грязную повязку в помойное ведро, извлек откуда-то полотенце и, повернувшись к пареньку спиной, занялся стряпней. Минуту спустя он оглянулся. Мальчуган исчез. Баслим неторопливо вышел в большую комнату и увидел, что его раб, голый и мокрый, неистово трясет дверную ручку. Баслим похлопал его по плечу и указал пальцем в сторону ванной.
— Остынь и иди мыться.
Когда мальчишка кончил купаться, Баслим открыл кухонный шкаф и достал флакончик с йодом и несколько тампонов. Все тело ребенка, испещренное царапинами и порезами, представляло собой одну сплошную рану. Почувствовав укусы йода, мальчуган заерзал.
— Стой спокойно! — строго сказал Баслим. Покончив с врачеванием, он принес грязную тряпицу, жестами велел мальчику свернуть себе набедренную повязку и вернулся к плите. Скоро он поставил на стол в большой комнате котелок с тушеным мясом, положил горсть свежих стручков чечевицы и наконец добавил к трапезе увесистую краюху хлеба.
— Садись,— пригласил он, немного передвинув стол. Мальчик опустился на краешек сундука, но сидел напряженно, готовый каждое мгновение сорваться с места, и не притрагивался к еде.
— В чем дело? — спросил Баслим и, перехватив метнувшийся на дверь взгляд своего раба, добавил: — Ах, вот оно что...
Он поднялся и прижал палец к окошечку замка.
— Дверь открыта,— объяснил старик.— Либо сиди и ешь, либо мотай отсюда!
Нищий повторил это на нескольких языках и с потаенной радостью заметил, что один раз мальчик понял его. Таким образом вопрос о родном языке раба был снят. Баслим снова уселся за стол и взял ложку. Мальчик сгорбился над своим котелком и набросился на еду с жадностью волчонка...
— Ну и молодец ты у меня,— похвалил Баслим, когда парнишка поел.— Я ложусь спать. Как, кстати, тебя величать?
— Торби,— после секундного колебания ответил мальчик.
— Торби... славное имя. Можешь звать меня просто папой. Спокойной ночи.
Баслим отвязал протез, водворил его на стеллаж и поскакал к своей постели — толстой рогоже в углу. Он прижался к стене, чтобы освободить побольше места для мальчика, и сказал:
— Гаси свет и ложись.
Свет погас. Баслим напрягся, ожидая, что вот-вот скрипнет отворяемая дверь. Нет, парень не собирался удирать. Старик почувствовал, как шевельнулся матрац — это Торби забрался на ложе.
— Все хорошо, Торби,— ласково сказал он.— Кончились твои беды. Теперь тебя больше никогда не продадут.
Раны Торби мало-помалу затянулись. Старый нищий раздобыл где-то еще один матрац и соорудил для мальчика постель в другом углу, однако выдавались ночи, когда Торби мучили кошмары, и тогда Баслим, проснувшись, чувствовал тепло прильнувшего к нему маленького тельца. Спал старик чутко, но в такие ночи он никогда не ругал Торби и не гнал его прочь. Однажды он услышал, как мальчик хнычет и зовет во сне мать. Это навело его на мысль подлечить Торби гипнозом. В стародавние времена он выучился этому хитрому искусству, хотя и недолюбливал гипноз: вторжение в человеческую психику Баслим считал делом аморальным, однако сейчас он понимал, что столкнулся с крайним случаем.