Журнал «Вокруг Света» №06 за 1990 год

Таким образом, Польша была разграблена подчистую. И хотя часть ценностей после войны была обнаружена и возвращена, почти половина польского культурного достояния пала жертвой войны и фашистских грабежей.

«Культурная» политика фашистов в других европейских странах поначалу была иной: здесь не трогали государственные и публичные собрания и музеи (захватив, разумеется, частные коллекции уничтожаемых евреев и «некультуру»). Тем не менее по приказу фюрера Геббельс подготовил 13 увесистых томов с описаниями предметов искусства, которые были созданы руками немцев или когда-либо находились в немецком владении, из всех музейных фондов Европы для намеченной конфискации. Однако реализацию своих планов в отношении оккупированных стран Северной, Западной и Юго-Восточной Европы Гитлер пока отложил. Германия должна была мобилизовать все силы — предстояло напасть на СССР, в кратчайший срок поработить эту гигантскую страну и присвоить колоссальные советские ресурсы.

Осень сорок первого

Ранним утром 22 июня, когда фашистская Германия вместе со своими союзниками напала на СССР, следом за могучей военной машиной через границу Советского Союза перевалило еще одно войско — полчища оккупационных органов: военных, промышленных, сельскохозяйственных, бюрократических, культурных. Физическое уничтожение людей сопровождалось ограблением народа и страны в таких масштабах, которые до сих пор невозможно было себе представить.

В районе действий группы армий «Север» имел хождение особый перечень, подготовленный уже знакомым нам фон Хольстом 24 июня 1941 года. Перечень включал 55 объектов с точным указанием местонахождения; из них — 17 музеев, 17 архивов, 6 церквей и библиотеки. 20 июля Гитлер поинтересовался предполагаемыми размерами советской «культурной дани» и потребовал снабдить войска еще одним важным указанием. Четыре дня спустя вышел специальный указ о том, что «Прерогатива фюрера» распространяется «...на все оккупированные немецкими войсками области, то есть как на уже занятые восточные области... так и на те русские территории, которые еще предстоит занять».

В многочисленных дворцах, окружающих Ленинград роскошным ожерельем, находилось такое количество ценностей, которое потребовало бы для эвакуации астрономического числа спецвагонов и поездов. А сами дворцы? К несчастью, их нельзя было поставить на рельсы и увезти в безопасное место...

Сотрудники музеев в Пушкине (Бывшее Царское Село после революции переименовали в Детское Село, а в 1937 году в Пушкин.) работали день и ночь. Двадцать тысяч экспонатов в кратчайшие сроки было упаковано и вывезено в Ленинград. Здесь под куполом Исаакиевского собора нашли прибежище и несколько экспонатов из Янтарного зала, включая одну янтарную панель облицовки вместе с чудесным окантовочным орнаментом. Демонтировать и вывезти весь зал сотрудницы музея — а это были женщины — конечно, не могли. И когда в середине сентября в Пушкине появились оккупанты, в музеях и запасниках дворцов оставалось еще несметное множество сокровищ.

Слово очевидцу (Ганс Хундсдёрфер из ФРГ):

«Двигаясь к Ленинграду в составе 6-й танковой дивизии, я побывал в Царском Селе в тот день, когда его заняли наши войска. Пораженный, я бродил по чудному парку и вошел в замок. Он был почти не поврежден. Лишь одна граната, попав в потолок большого зала... повредила дворец — на полу валялись осколки мрамора. По-видимому, Советы предполагали эвакуировать произведения искусства, которые можно было увезти, но наше стремительное наступление помешало им выполнить свое намерение. Все же полы в некоторых залах были засыпаны слоем песка, а большие китайские вазы стояли, наполненные доверху водой. Наши утомленные соотечественники немедленно расположились в залах замка со всеми возможными удобствами и, к сожалению, без особого респекта перед дивной обстановкой. Повсюду можно было видеть солдат, уснувших на драгоценных диванах и кушетках прямо в своих грязных сапогах. На роскошных дверях были приколочены грубые доски с надписями: «Занято подразделением №...» Я дошел до Янтарной комнаты. Стены в ней были заклеены толстым картоном и загорожены щитами. Я видел двух своих соотечественников, они— любопытства ради — отдирали от стенки картон. Картон был содран, и показалась дивно сверкающая янтарная панель, она обрамляла мозаичную картину. Когда солдаты стали вытаскивать штыки, — чтоб выломать несколько «сувениров на память», я вмешался.

В следующий раз я видел Янтарную комнату уже в более жалком состоянии. Картон был содран во многих местах, рельефы оббиты, осколки янтаря покрывали пол вдоль стены».

Разумеется, с первых же дней оккупации в Пушкин наведывались и представители органов культуры. Осматривали дворец, регистрировали ценности, но не могли их вывезти: нужно было специальное разрешение главнокомандующего 18-й армии; из-за упорных боев получить такое разрешение никак не удавалось.

Для нас очень важно установить как можно точнее: когда было получено разрешение на отправку ценностей — ведь тот, кто отдал такое распоряжение, мог знать и о дальнейшей судьбе Янтарной комнаты. Даже если бы люди уже не могли (или не хотели) сообщить нам что-то важное, определенную информацию можно было бы найти в архивах конкретных воинских частей. Однако наши предположения колебались между осенью сорок первого и летом сорок второго, а за это время во дворце побывало много всяких воинских соединений.

Несколько косвенных доказательств, несомненно, указывало на конец 1941 года.

Во-первых, опубликованные показания захваченного в плен в 1942 году оберштурмфюрера СС Нормана Фёрстера. Он очень подробно описал, как происходил вывоз ценностей из Екатерининского дворца, категорически, впрочем, отрицая свое участие в этом деянии. Однако сведения Фёрстера об устройстве дворца были настолько точны, что скорее всего они основывались на личных впечатлениях. С января 1942 года и по момент пленения Фёрстер возглавлял команду «культур-грабителей» в составе группы армий «Юг», и, следовательно, в Пушкине он мог находиться лишь до этого момента.

Вторым косвенным доказательством стал каталог вывезенных из СССР предметов искусства, который выпустило министерство иностранных дел Риббентропа (Иоахим фон Риббентроп (род. в 1893 г.) — с 1937 по 1945 год — рейхсминистр иностранных дел. По его приказу особые части конфисковывали все архивы и делопроизводство министерств иностранных дел оккупированных стран и дипломатических представительств стран антигитлеровской коалиции, присваивали «бесхозные» ценности. В 1946 году Риббентроп как главный военный преступник осужден на смерть и казнен.) в марте 1942 года,— в нем упоминались предметы из Екатерининского дворца.

И наконец, нам повезло: мы нашли документ, отметавший все сомнения. Когда в ноябре 1942 года ТАСС распространил в Европе информацию, полученную от военнопленного Фёрстера, общественное мнение было очень возбуждено, и фюрер затребовал разъяснений от министерства Риббентропа. И вот это разъяснение найдено!

Читаем:

«Из Екатерининского замка в безопасное место осенью 1941 года был вывезен Янтарный кабинет, подарок прусского короля Фридриха I (ошибка — на самом деле: подарок его сына Фридриха Вильгельма I) Петру I, причем были вынуты отдельные детали. Кабинет временно разместили в Кенигсбергском замке. Таким образом, это уникальное произведение искусства сохранено от разрушения. Тогда же, помимо того, было вывезено 18 грузовиков наиболее ценной мебели и др. произведений искусства, и прежде всего картин... в Кенигсберг для их лучшей сохранности».

Итак, сомнений нет — осень сорок первого.

В эти дни Гитлер терялся в догадках: сумеют ли Советы вывезти из Ленинграда шедевры Эрмитажа? 22 сентября за обедом он вновь заговорил о музеях в Ленинграде и его окрестностях. Кто-то напомнил ему о фонтане «Нептун» в Петергофе (Петродворец) — нюрнбергская работа, XVII век! Немедленно последовало указание в группу армий «Север», и ротмистр резерва граф Эрнст-Отто Солмс-Лаубах (искусствовед по специальности) приступил к демонтажу бронзового фонтана. Заодно, правда, демонтировали и увезли знаменитую статую Самсона, как и остальные скульптуры Большого каскада, которые не имели к Нюрнбергу никакого отношения. Все это не найдено и по сей день. Один лишь фонтан «Нептун» удалось обнаружить — он оказался в Нюрнберге, в Национальном немецком музее.

А граф Солмс надолго задержался в пригородных ленинградских дворцах. По всей вероятности, приказ начальства не ограничивал деятельность этого ценителя культуры исключительно Петергофом: в документах 18-й армии мы обнаружили запись о том, что графу Солмсу предоставляется рабочая сила и грузовые машины для вывозки особо ценных вещей из дворца в Пушкине. Но какие это были вещи?

В 1966 году граф Солмс-Лаубах, директор музея художественных промыслов во Франкфурте-на-Майне, во всеуслышание заявил, что он в самом деле занимался «эвакуацией» ценностей из Екатерининского дворца и, в частности, Янтарного зала: «отдельные детали Янтарной комнаты были тщательно упакованы в ящики и через Плескау (Псков) отправлены в Ригу, они должны были там оставаться нераспечатанными до конца войны. В конце концов эти ящики каким-то образом попали из Риги в Кенигсберг, где по приказу гауляйтера Коха (Эрих Кох (род. в 1896 г.) — гауляйтер Восточной Пруссии, с 1941 года рейхскомиссар Украины и пр. После освобождения Украины Красной Армией вернулся в Кенигсберг. После окончания войны скрывался в британской оккупационной зоне, но был опознан и в 1950 году передан для суда в Польшу. За тяжелейшие преступления против народов Польши и СССР приговорен к смертной казни. Однако, учитывая тяжелую болезнь Коха, казнь заменили пожизненным заключением. Умер в 1986 году.) их противозаконно вскрыли».

Надо сказать, что показания очевидцев всегда довольно противоречивы. У нас, например, были такие свидетельства о том, кто и как вывозил награбленное из дворца:

а) облицовку Янтарного зала демонтировали солдаты, они сняли двери и вынули паркет, работой руководила группа специалистов в военной форме;

б) главную роль в ограблении Янтарного зала из дворца сыграл «Штаб Розенберга»;

в) дворец очистили эсэсовцы (и в этом нет сомнений — особая команда министерства иностранных дел, чье разъяснение мы цитировали выше, носила форму СС);