Журнал «Вокруг Света» №06 за 1990 год
Шрифт:
Тогда же на пристань Ханькоу ступил наш наблюдательный соотечественник, оставивший о своем путешествии по Китаю поучительные заметки. Это был Павел Яковлевич Пясецкий, врач-натуралист и художник, член Императорского Русского Географического и других ученых обществ. «Глазам путешественника, подъезжающего в хорошую погоду на пароходе к Ханькоу,— писал он,— представляется следующая панорама: перед собой он видит обширную зеркальную гладь реки, уходящую в прозрачную, сливающуюся с небом даль; на правом берегу тянется длинный ряд зданий, стеснившийся в одну густую массу, возле которой на реке стоит как бы другой, плавучий город,— это множество разнообразных судов, а за ними возвышается оживленная набережная, усеянная рабочим людом — почти исключительно китайцами.
Из этой густой массы китайских построек, облепивших берег, взгляд тотчас выделяет ряд двухэтажных европейских домов, которые все до одного кажутся дворцами перед низенькими
С тех пор, конечно, многое изменилось, но дома европейской постройки еще весьма заметны в Ханькоу, хотя живут в них — и давно — не европейцы. Сразу за зданием таможни, которого при Павле Яковлевиче еще не было (а то бы он его непременно отметил), идет теперь от набережной в глубь города шумная Цзяньханьлу — улица рек Цзян, то есть Янцзы и Ханьшуй.
Как и в давние времена, на Цзяньханьлу кипит деловая жизнь — то и дело подвозят к лавкам и магазинам товар, чаще велорикши, реже грузовички, а то и носильщик на бамбуковом коромысле тащит два огромных и тяжеленных тюка.
П.Я. Пясецкий и его рисунки (внизу), сделанные во время путешествия
На это обратил внимание и Пясецкий. Он писал: «Китайцы трудятся здесь целые дни, и целые дни с утра до вечера раздаются их крики, очень похожие на стоны, какими они всегда сопровождают работу при переноске тяжестей, вероятно, для того, чтобы идти равномерно в такт с товарищем, когда несут что-нибудь вдвоем, или с колебаниями своего гибкого коромысла».
Все так и осталось, только вот криков слышно меньше — они заглушаются громкой рок-музыкой, несущейся из открытых дверей частных магазинов, из мощных динамиков, выставленных у входа прямо на тротуаре. В музыке есть некоторый коммерческий расчет: остановится прохожий послушать, а там, глядишь, зайдет да и купит что-нибудь.
Полтораста лет назад Ханькоу жил в основном чанной торговлей, и наши соотечественники приложили к этому руку. Был тогда в Ханькоу русский вице-консул, господин Н. А. Иванов, встречавший Павла Яковлевича прямо на пароходе. Русская колония состояла человек из двадцати, большей частью молодых и холостых людей, проживающих в трех домах: у господ Иванова, Токмакова-Шевелева и Родионова. Занимались означенные люди, как выразился Пясецкий, «комиссионерским делом, то есть покупкою чая здесь, по заказам наших крупных чаеторговцев, и отправкою его в Россию». Тут нужно сделать, во избежание недоразумений, некоторые пояснения.
«Никаких... собственных чайных плантаций в Китае у русских, как и у других иностранцев, нет,— писал наш путешественник.— В них надо перестать верить, что бы ни гласили разные «привлекательные» надписи на обертках, в которых продается чай в розничной продаже: весь он покупается у китайцев и через китайцев, а здешние русские только служат посредниками между туземцами и коммерсантами, живущими в Россия». Ах, коммерция, коммерция!.. А мы-то думали и впрямь — с «собственных плантаций»...
Впрочем, доктора в то время не жаловали чай как напиток, считали его для желудка вредным и разрушительным. Как врач, Пясецкий решительно не рекомендовал пить чай ни в кирпичном, ни в каком виде. Не нравился ему ни лаоча, большой, или «обыкновенный», кирпич, идущий в Среднюю Азию, ни цзинчжуань, «столичный» кирпич, шедший, кроме Азии, в Восточную Сибирь (оба чая — зеленые), ни мичжуань, черный, байховый, которым наши чаеторговцы безрассудно наводняли ту же ни в чем не повинную Сибирь. В обличении бесполезного напитка поднимался Павел Яковлевич до больших высот. «Если даже мы допустим, как факт, не подлежащий сомнению, что теин, принимаемый в чайном настое, возбуждает умственные способности и помогает пищеварению, если допустить также, что наш народ очень нуждается в возбуждении умственных способностей и в содействии пищеварению посредством теина, то и тогда, говорю, громадное большинство потребителей чая, лишенное этого возбудителя ума и деятельности желудка, ничего не потеряет, потому что первое действие можно легко заменить другими, гораздо более действенными средствами, не говоря уже об «образовательном теине»; во втором же отношении, мне кажется, лучше человеку доставлять себе то, что может служить здоровой и питательной пищей, чем сначала портить себе желудок разною дрянью и потом поправлять свое расстроенное пищеварение. А как напиток, неужели наш сбитень, хороший квас и брага хуже плохого чая?!» Протестовал Павел Яковлевич против ежегодной траты на это баловство двадцати миллионов рублей звонкой монетой (!), предлагал «заменить китайский чай каким-нибудь домашним растением», но преодолеть сопротивления косной петербургской бюрократии не смог и в деле сохранения народного здоровья и здравомыслия в ту мрачную эпоху не преуспел...
Здесь же, в Ханькоу, как продавали чай всех сортов, так и продают, хотя давным-давно уже всякое русское участие в этом деле прекратилось, и едва ли можно отыскать в городе и место, где стояла когда-то, к примеру, фабрика кирпичного чая господина Черепанова. Не видно было нигде и расторопных молодых людей, наших соотечественников, бывших учеников русско-китайской школы в Кяхте, где изучали китайский язык и получали начальное образование.
Не сыскать следов пребывания Шевелева Михаила Григорьевича, прожившего в Ханькоу двенадцать лет и благодаря природной любознательности хорошо изучившего местный язык и даже живую разговорную речь. Зато потомки гордых бриттов как занимались коммерцией век назад, так и продолжают ею заниматься, разве что интересы их от П.Я. Пясецкий и его рисунки, сделанные о время путешествия опиума и чая переместились в область, например, экспорта китайской свинины, о чем и можно было с ними потолковать на местном наречии в просторном и прохладном помещении Бэнк оф Чайна на центральной торговой улице Ханькоу.
Конечно, из хозяев западные коммерсанты давно уже превратились в партнеров, по большей части пайщиков совместных предприятий, число которых достигает ныне в стране 19 тысяч. Может быть, в Ухани их меньше, чем в Шанхае или, скажем, в Шэньчжэне, первой в Китае «свободной экономической зоне», но с тех пор, как провинция Хубэй получила право самостоятельно вести дела с иностранцами, количество смешанных компаний непрерывно росло.
Трудно разобраться во всех проблемах нынешней экономической жизни Китая. Ясно одно — 48 миллиардов долларов, которые сумел привлечь из-за рубежа Китай, делают свое дело. На каждой торговой улице Ханькоу можно насчитать десятки, если не сотни, названий торговых компаний, о которых, кроме их владельцев, возможно, никто и не слышал. Мелких и мельчайших компаний так много, что создается впечатление, будто за сияющими золотом и всеми цветами радуги вывесками стоят слишком слабые экономические силы. Конечно, яркие вывески оживляют улицы городов, а видимое изобилие товаров, от «айбиэмовских» и «макинтошевских» компьютеров до простейших заколок и сувениров, создает картину «рыночного бума». Недоумение вызывает наличие в многочисленных лавках и на уличных рынках тех же, в общем, предметов, что и в близлежащих государственных универмагах, украшенных разве что экзотическими «импортными» этикетками. Наряду с официальной существует менее известная «снабженческая сеть».
В этом я и сам убедился, когда познакомился с продавцом магазинчика радиотехники на Цзянханьлу. Его звали Ли Жу. На вид ему было лет сорок, но вполне могло быть и шестьдесят — у китайцев трудно по внешнему виду определить возраст. От него я впервые услышал о тех, кого в Китае называют «даое». Трудно подобрать этому появившемуся несколько лет назад слову однозначный русский эквивалент. Может быть, ближе всего будет «посредник», но произнесенное с полупрезрительной интонацией. В основном «даое» называют (или ругают, в зависимости от ситуации) тех, кто, пользуясь разнообразными, но чаще всего личными или родственными связями, извлекает нетрудовые доходы, устанавливая контроль над движением товаров, главным образом потребительских, на рынке.
Предметом манипуляций со стороны «даое» может быть все, что угодно,— от импортных автомобилей и цветных телевизоров и до более скромных товаров повседневного спроса. «Даое» подразделяют на так называемых «гуаньдао», или «посредников», занимающих официальные посты и связанных со сферой торговли, и «сыдао» — лиц, никакой властью не облеченных и действующих на свой страх и риск. Между теми и другими существует органическая взаимосвязь, и едва ли одни могли бы существовать без других. Отношение к ним у населения примерно одинаковое, разве что к «гуаньдао» претензий больше. Считают, что эти высшие категории, во-первых, и так могли бы прожить безбедно на зарплату. Во-вторых, они паразитируют одновременно и на «сыдао», и на потребителях. С деятельностью «даое» связывают расцвет инфляции и существующий вопреки видимому процветанию рынка дефицит некоторых видов товаров и услуг, а также рост цен в частном и государственном секторах экономики.
На протяжении последнего столетия Китай не раз под влиянием различных внешних и внутриполитических причин «открывался» внешнему миру, чтобы затем, ввиду изменившихся обстоятельств, вновь «закрыться» на определенный срок. Поэтому и явления, связываемые сегодня с деятельностью «даое», в той или иной форме возникали и в прошлом.
Сто с лишним лет назад, когда Павел Яковлевич Пясецкий ступил на ханькоускую землю, губернатором крупнейших центрально-южных провинций Хунань и Хубэй был родной брат могущественного канцлера Цинского императорского дома Ли Хунчжана. Он оставил яркий след в новой истории Китая, особенно связанной с такими крупнейшими событиями, как «опиумная война» и тайпинское восстание.