Журнал «Вокруг Света» №07 за 1974 год

А дальше будет вот что: уровень Аральского моря к 1985 году понизится против уровня 1971 года, и в последующем этот процесс может продолжаться.

А надо ли осушать море? Цифры как будто велят это делать. Весь сегодняшний доход от всех отраслей хозяйства, связанных с морем, не превышает 15— 30 миллионов рублей. Даже если допустить, что он удвоится к концу века, то больше 60 миллионов все равно не наберется. А цены на хлопчатник высоки, несмотря на массовое наступление синтетических тканей. Увеличение площадей под хлопок даст миллиарды рублей. И все просто, и рассуждать не о чем...

Правда, находится еще один довод в защиту Аральского моря. Не повлияет ли резкое уменьшение его площади на природу Приаралья в худшую сторону? Нет, говорят, смягчающее влияние моря на климат ограничивается лишь узкой прибрежной полосой (правда, далеко не все ученые настроены столь оптимистично).

А соли? Если ветер поднимет их с открывшегося морского дна и разнесет по окрестностям, то почва испортится. Но и это будто бы нестрашно, потому что соли уйдут вместе с водой, которая всего лишь станет еще более соленой. (Правда, и тут есть ученые, которые считают, что последствия окажутся куда более худшими.)

Если говорить о чувствах, то, конечно же, Аральского моря с синими-синими волнами, с белыми мелкопесчаными берегами жаль. Но, может быть, есть действительно высшая экономическая необходимость в том, чтобы его осушить? Появилось же на карте в последние десятилетия множество внутренних пресноводных морей — Куйбышевское, Цимлянское, Каховское и другие. Почему же одному соленому не исчезнуть?

Встречный вопрос: а как надо осушать обширные Полесские болота, с которых текут и Днепр, и его притоки? Не уменьшится ли годовой сток рек оттого, что в их верховьях исчезнет обширная, обильно напитанная водой область? Сотни, тысячи, миллионы вопросов, связанных с использованием воды, ставит современная экономика. И судьба Арала — всего только один из них.

Дно колодца

Вопросы влияния хозяйственной деятельности на водные ресурсы интересуют человека уже давно. В пятнадцатом веке Венеция, в семнадцатом Генуя приняли законы, запрещающие вырубку леса по берегам рек. В своде законов Московского государства — Уложении царя Алексея Михайловича, принятом в 1649 году, — содержалось подобное запрещение. Петр I еще более ужесточил запрет. В 40-х годах прошлого столетия Санкт-Петербургская академия наук образовала специальную комиссию для изучения того, как влияют вырубки леса на волжских берегах на режим Волги. (Сейчас, кстати говоря, выяснилось, что сведение лесов на водоразделах оказывает на реки влияние едва ли не большее, чем вырубка их по берегам. Но это между прочим.)

Ныне проблемы, едва мелькавшие, как зарницы, в те далекие времена, надвинулись на человечество словно грозовая туча. Над вопросами использования водных ресурсов работают многие организации и нашей страны. Изучают, исследуют, спорят. Мелиораторы — люди, которые занимаются осушением и орошением; гидротехники — строители каналов и водохранилищ; коммунальники — те, кто дает нам питьевую воду. Но должна быть и организация, которая изучает водные ресурсы страны, исследует, как формируется режим рек и озер, как влияют на них осадки и температура, леса и заводы, ветры и водохранилища, солнце и города. Такая организация есть — Государственный ордена Трудового Красного Знамени гидрологический институт в Ленинграде.

Государственный гидрологический институт в последние годы провел очень большие исследования по уже происшедшим и возможным в перспективе изменениям стока рек под влиянием хозяйственной деятельности человека. Вода, ушедшая из рек на поля, в цехи заводов, в города, возвращается ли, а если да, то в том ли количестве? Если же нет, то каковы безвозвратные потери?

Безвозвратные потери воды — странно, не правда ли? Ведь еще давным-давно сказано: текут реки в море, а море не переполняется. Белыми, легкими, парусоподобными облаками уходит испарившаяся вода с поверхности моря на сушу, там проливается дождем — и вновь бьют откуда-нибудь из-под камней маленькие ручейки, начиная тем самым великие реки. А если вода уходит в грунт, то тайными подземными ходами все равно добирается до реки. Так как же — безвозвратно? Я хотел задать и этот и другие вопросы сотрудникам государственного гидрологического. Тем более что в прошлом году состоялся четвертый съезд гидрологов нашей страны.

У этих съездов вообще интересная традиция. Всякий раз они собираются накануне или в момент очень крупных, этапных событий в хозяйственной жизни страны.

1-й Всероссийский гидрологический съезд. 1924 год. Начало осуществления плана ГОЭЛРО, восстановления народного хозяйства страны.

2-й Всесоюзный гидрологический съезд. 1928 год. Страна на пороге индустриализации.

3-й Всесоюзный гидрологический съезд. Октябрь 1957 года. Только что запущен первый советский искусственный спутник Земли, начинается эра космических исследований, эра научно-технической революции.

4-й Всесоюзный гидрологический съезд. Октябрь 1973 года. Со времени третьего съезда потребление природных вод в хозяйстве страны выросло более чем вдвое. Вода стала тем полезным ископаемым, от наличия и использования которого остро зависят планы развития народного хозяйства.

Заемы и траты

Гидрология — наука, изучающая природные воды. В первую очередь — речные. А их-то в естественном состоянии в наиболее обжитых районах нашей страны, по существу, не осталось. Посмотрите на карту. Разве Волга — это та река, какой она была сто или даже пятьдесят лет назад? Ныне — это каскад водохранилищ с верховьев и до самого низа. А Дон? А Днепр? И ведь, помимо сооружения водохранилищ, есть и другие способы вмешательства в жизнь реки, приводящие к потерям воды и изменениям ее качества.

Как бы ни развивалась промышленность, самое большое количество воды все равно требуется для орошения засушливых полей. И орошаемые площади все время увеличиваются. В 1914 году в степи, названной когда-то Голодной, орошалось всего 14 тысяч гектаров; в 1967-м — 311 тысяч. Если бы ныне потребовалось дать название этой местности, любое можно было бы придумать, только не прежнее. А откуда вода? Из Сырдарьи, поступает по системе каналов. Известно с древности: вода в засушливых районах есть жизнь. Уже сейчас в нашей стране на орошение расходуется половина всей потребляемой воды. А к 1990 году предполагается увеличить площади орошаемых земель по сравнению с нынешними в несколько раз. Большая часть воды, которая будет для этой цели употреблена, в реки уже не вернется. Ее выпьют растения. Это и есть главная составляющая безвозвратных потерь.

Днепр, Волгу, Дон заперли плотинами. И, как было сказано в детском стихотворении Маршака, «заработали машины, загудели поезда». Но в то время, когда Маршак писал его, в начале тридцатых годов, немногие понимали, что все сущее в природе необходимо поддерживать в состоянии устойчивого равновесия. Сам заголовок «Война с Днепром» звучал как дерзкий вызов стихийным силам природы. В те годы, вероятно, иначе было нельзя: человек — хозяин природы, он переделывает ее так, как ему нужно, вот и вся проблема.

Но миновали десятилетия. Война с Днепром, Доном, Волгой давно выиграна, на искусственных морях-водохранилищах вздымаются порой бурные, едва ли не морские волны. А воды в нижних течениях рек стало меньше. Куда же она девается? Ведь по логике вещей должно быть так: вода, прокрутив турбину, вновь поступает в реку и где-то внизу течет плавной спокойной волной. Так-то оно так, но дело в том, что водохранилища занимают огромную площадь. И количество воды, которое испаряется с этого водного зеркала, несравнимо с тем, что испаряется с поверхности реки в обычном ее состоянии. А если этих водохранилищ целый каскад? Как, например, на Волге. Тогда потери стока достигают весьма ощутимых размеров.