Журнал «Вокруг Света» №07 за 1990 год

Итак, если 8 декабря Роде выехал в Кенигсберг, чтобы «распорядиться об отправке», то «коллекции» должны были отправить из Кенигсберга задолго до начала январского наступления советских войск. И действительно, 19 декабря управляющий замка Крибштайн получил извещение имперской железной дороги о том, что из Кенигсберга к нему направляются два вагона с грузом, разгрузку которых он должен обеспечить.

Оба вагона в сопровождении спецкоманды СС благополучно прибыли на место. Их разгрузили, содержимое на лошадях перевезли в замок и разместили «согласно приказу».

В начале апреля 1945 года замок Крибштайн был без боя занят советскими войсками. Вскоре содержимое хранилищ осмотрели сотрудники советской комиссии по охране памятников и отметили, что там хранилась коллекция скульптуры из Дрездена и целый ряд привезенных из Восточной Пруссии и похищенных в СССР ценных произведений искусства. В начале 1946 года в хранилище приехали специалисты из Дрезденской государственной галереи, отметили, что вещи в хорошей сохранности, и перевезли их в Дрезден. Ни те, ни другие не обнаружили ни самой Янтарной комнаты, ни каких-либо ее следов.

В путешествии А. Роде по дрезденским окрестностям нас смутило довольно странное обстоятельство: длительность его командировки. Роде провел в Саксонии четыре дня, хотя на осмотр обоих замков не требуется более суток. Даже если какое-то время понадобилось на обсуждения, уговоры и увязки, тем не менее поездка чересчур затянулась. Не побывал ли Роде и в других замках по соседству?

Пауль Энке, историк

Сокращенный перевод с немецкого Г. Леоновой

Окончание следует

Пальваны Каракумов

Солнце катилось к горизонту, песчаные барханы пунцовели, но прохладнее не становилось, и все так же нестерпимо хотелось пить.

— Э-э,— кричали мне с дальнего бархана фотографы Эдик Жигайлов и Игорь Михалев, удивительно быстро усвоившие, как надо снимать для иностранных журналов.— Ну как ты сидишь? Разве так сидят на верблюде? У тебя и руки болтаются, и, вообще, ты как мешок. Только портишь кадр. Распрямись. Взгляд погорделивей.

— Вас бы на мое место посадить,— лениво отругивался я...

Вот уже несколько часов наш небольшой караван совместной советско-итальянской экспедиции — журнала «Вокруг света», газеты «Комсомолец Туркменистана» и «Школы выживания» (Италия) — уминал пески вокруг поселка Ербент, затерявшегося в Центральных Каракумах.

— Так,— командовали фотографы,— теперь в обратную сторону и по бархану. Да по самой кромке, чтобы солнце оказалось под ногами верблюдов.

Верблюды все одногорбые — арвана. Достать их было не просто. В совхозе «Ербент» верблюдов содержат многие сотни, но ездовых среди них — единицы. Как в средстве транспорта в «кораблях пустыни» нужда давно отпала. По одному-два держат ездовых верблюдов лишь чабаны, присматривающие в песках за табунами коз и овец.

На переднем верблюде нашего каравана восседает Яцек Палкевич, прославленный путешественник-журналист — в «бедуинской» белой накидке, темно-зеленых очках, белых брюках и с крепдешиновой косынкой на шее. К седлу приторочен рюкзак, на котором эмблема экспедиции. За Палкевичем в мягком, женском седле следует златокудрая Габриэла Бординьон, его бессменная сопровождающая, секретарь «Школы выживания».

Верблюдов для нас разыскали в поселке. Подо мной шел верблюд старого чабана Черкеза Ашырова, стоянку которого мы отыскали за несколько десятков километров в песках.

С этим верблюдом пришлось повозиться. Он наотрез отказался покинуть стоянку чабана. Застыл истуканом перед кузовом грузовика и, как ни тащили его дружно с десяток мужчин, гневно кричал, а потом в конце концов упал на колени. Пришлось поднапрячься и всем миром поднимать его, весом в тонну, и втаскивать на грузовик. Но, добравшись до Ербента, арвана с радостью выскочил из машины, повалялся в песке, забрался в лужу у колодца, помылся и с утра был готов позировать для итальянского журнала «Капо Хорн» («Мыс Горн»).

Что греха таить, с юношеских лет мечтал я проехаться по пустыне верхом на верблюде. Однако должен признаться, дело это оказалось непростым. Для седла здесь используют сучья саксаула, прикрытые бараньей шкурой. Сидеть на них, может, и удобно, когда арвана идет спокойно своей дорогой. Но для съемки каравану пришлось взбираться на вершины барханов, откуда верблюд спускался огромными прыжками, и стоило больших трудов, схватившись за выступающие из седла деревяшки, удержаться на арваньем горбу.

«Голливуд» — так называл эту рекламную съемку для своего журнала Яцек Палкевич, но истинным «голливудом» наша езда по барханам стала для теке — коренных жителей Центральных Каракумов. Как на трибуне стадиона, восседала ребятня на верхушках барханов, покатываясь со смеху от наших неудач и промахов и не отставая ни на шаг.

Под вечер наш измученный караван вошел в Ербент — поселение древнего племени пустынных скотоводов — теке.

Яцек Палкевич выбрал для путешествия не самую жаркую пору — осень. Создатель уникальной «Школы выживания» на этот раз не собирался демонстрировать способность человеческого организма приспосабливаться к экстремальным условиям. «Я хочу просто рассказать итальянцам о Туркмении, ее народе,— пояснил он мне,— как не рассказывал еще ни один зарубежный журналист. И побывать там, где ни один мой коллега не был».

Как выяснилось, нога зарубежного журналиста в Ербенте действительно еще не ступала. Даже неутомимые японские репортеры, совершавшие поездку по «Великому шелковому пути», сюда не добрались.

Поселок этот, окруженный голыми песчаными барханами, даже на наш взгляд, а не то что иностранный, выглядит диковато и неуютно. Ничтожно мало зелени у глинобитных беленых домов, щербатые плетни из саксаула, юрты, как на кочевье, рядом с домами глиняные печи-тамдыры во дворах, огромные копны густостебельного сена, напоминающие караван-сараи, и множество босоногой ребятни.

Никаких памятников в поселке нет. Центр всей жизни — колодец при въезде. Вода в него поступает за сотни километров по водоводу, скрытому в песках. Без водовода не быть бы здесь и поселку. Все лето стоит испепеляющая жара. Дождь бывает лишь раз в году, да и то не всегда. В дни нашего пребывания жители поглядывали на вроде бы хмурящееся небо, радуясь сгущающимся облачкам, но ни капли оттуда так и не упало...

Всю экспедицию, шесть человек, взял под свою опеку Аннадурды Сахатдурдиев, крепкий, нестарый еще мужчина, отец девяти дочерей. Выделил лучшие комнаты в доме — гостевые, устланные коврами и самодельными кошмами. Через «раздаточное» окошко с женской половины гостям, восседавшим за расстеленной на кошме скатертью, подавали мясной суп — чорбу, освежающий терпкий чал из верблюжьего молока, стопки чуреков и ароматные, освобожденные от семечек куски дыни на блюдцах.