Журнал «Вокруг Света» №08 за 1977 год

Но странно, вожак, замыкавший стадо, стоял, не двинувшись с места, в одиночестве, и равнодушно взирал на чужака. А тот тем временем ворвался в косяк, куланы ринулись за самкой, но какую-то часть стада жеребец все же успел отсечь и, брыкая задними ногами, изогнув голову, повел ее к своему небольшому косяку.

Сомнения, что я своим преследованием помешал вожаку показать свою силу, не покидали меня, и я решил, чтобы не натворить больших бед, оставить куланов в покое. Спасаясь от жары, я направился прямо к морю.

От полосы песка струился жар, в мареве приподнялись, заколыхались несуществующие озера. Вдали проплыли огромные, как фрегаты, белые лебеди-шипуны. Я обернулся: куланов нигде не было, они, как мираж, растворились в пустынной дали...

С незапамятных времен человек пытался приручить куланов. Они легко переносили не только жару пустынь, но и сорокаградусные морозы и разреженность высокогорья. За минувшие тысячелетия давно приручены дикие лошади, верблюды, овцы, но куланы так и не вошли в ранг домашних животных. Не раз люди пытались заполучить скоростные качества и неприхотливость куланов косвенным путем, пробуя случать их с ослами и лошадьми, но мулы не давали потомства.

Мне припомнился рассказ Курмаша о том, как везли куланов на Барсакельмес. Их сгружали на берег в ящиках, и один неожиданно упал в море. Все, кто стоял вокруг, не раздумывая, попрыгали в воду. Слишком дорогим был груз. Немало животных за время существования на острове охотничьего заказника, а потом и заповедника, пытались акклиматизировать на Барсакельмесе, но более ценных, чем куланы, на остров еще не выпускали. Новоселы долго не давали потомства, тогда привезли еще одного жеребца — по кличке Бадхыз. От него, собственно, и начался род барсакельмесских куланов, достигающий ныне ста сорока голов.

Припомнились мне и долгие разговоры с Владимиром Васильевичем Жевнеровым — старшим научным сотрудником заповедника, который благодаря успешным работам своих предшественников поставлен ныне в довольно-таки сложное положение. Тридцать лет назад считались редкостными сайгаки, и ради спасения их несколько экземпляров завезли на остров. Взятые под защиту, сайгаки размножились, перестали быть исчезающим видом и являются теперь на острове пастбищными конкурентами куланов и джейранов. Хочешь не хочешь, а приходится ради спасения более редких животных поступаться сайгачьими стадами, хоть и не к лицу это заповеднику... Как ни странно, но волнение Жевнерова по поводу размножившихся сайгаков показалось мне обнадеживающим: видимо, наступят и такие дни, когда куланы с Барсакельмеса двинутся по замерзшему морю своим ходом в сторону, где гуляли когда-то их предки и где память о них еще сохранилась в названиях рек, урочищ и мысов.

...Жара незаметно спала. Пропали миражи, перестало струиться марево над tпеском. Поплутав среди зарослей тамариска, я увидел знакомый, но уже поредевший косяк куланов. Матерый вожак всхрапнул, вздыбил шею, заставив взъерошиться гриву, и сразу же стал похожим на жеребца в лошадином стаде. Сильно ударяя копытами о землю и пригнув яростно голову, он направил косяк в низину, где была территория молодого жеребца. Подзадоривая косяк ржанием и грозным храпом, вожак погнал своих кобылиц к притаившемуся стаду, заставил их смешаться и, совершая круги вокруг пополнившегося табуна, повел его в гору. Молодой вожак не хотел уступать, он принял бой. Матерый бил его задними ногами, мчался кругами, роняя пену и успевая уйти от ударов. Молодой проигрывал схватку...

— Ничего страшного, — выслушав меня, сказал Есенгали, когда ночью при свете фар мы возвращались с ним на центральную усадьбу. В темноте внезапно вспыхивали глаза затаившихся зверей, из-под колес выскакивали тушканчики. — Хороший вожак водит косяк до десяти лет, и кобылы сами к нему идут. Но таковы законы природы, вожака потом изгоняют, и до конца жизни он должен жить в одиночестве.

— И что самое интересное... — добавил он, — изгнанные из стада вожаки без всякой боязни приходят к человеческому жилью. Позволяют гладить себя, берут пищу из рук. Я думаю, может, и все куланы такие? Только мы, люди, к ним еще подхода не нашли?

Может быть. Но одно ясно, теперь куланам нечего бояться.

Остров Барсакельмес

В. Орлов, наш спец. корр.

А. А. Милн. Бокал вина

Я в жутком затруднении, не знаю, как поступить. Впрочем, изложу все по порядку...

— Один из принципов, которые я усвоил за время службы в Скотленд-Ярде, — изрек старший полицейский инспектор, — очень прост: внешняя картина преступления не всегда обманчива, преступление могло быть совершено именно так, как говорит об этом оставленный след, а прямые, я бы сказал, слишком прямые улики не всегда следует принимать за инсценировку.

Он налил себе вина и передал бутылку мне.

— Мне кажется, я не совсем понимаю вас, — сказал я, надеясь этим поощрить его к продолжению разговора...

...Дело в том, что я пишу детективные рассказы. Если вы ничего не слышали обо мне, то лишь потому, что, видимо, не читаете детективов. Мною написаны, например, «Убийство на черной лестнице» и «Тайна пересушенного шиповника», если упомянуть только два из имевших успех произведений. Этим, я полагаю, объясняется интерес, проявленный ко мне старшим полицейским инспектором Фредериком Мортимером, ну и, конечно, мой интерес к нему. Постепенно мы сблизились, и у нас стало традицией раз в месяц обедать вместе. Он любил порассказать о своих расследованиях, а я, естественно, был внимательным собеседником. Но в этот вечер, должно быть, вино слишком ударило нам в голову...

— Мне кажется, я не совсем понимаю вас, — повторил я.

— Я пришел к выводу, что простой путь совершения преступления часто является для преступника наилучшим. Это вовсе не означает, что преступник — человек с примитивным мышлением. Наоборот, он достаточно хитер и прекрасно понимает, что в простое решение именно в силу его простоты верится с трудом.

Это звучало противоречиво, и потому я попросил:

— Приведите пример.

— Ну, возьмем дело о бутылке вина, посланной лорду Хедингему в день рождения. Рассказывал я вам когда-нибудь эту историю?

— Нет, — ответил я, наливая себе вина и передавая бутылку инспектору.

Он наполнил свой бокал и задумался.

— Нам позвонили в Ярд, — начал Мортимер, — и сообщили, что дворецкий лорда Хедингема внезапно умер в городском доме его светлости на Брук-стрит и что предполагается убийство путем отравления. Мы тотчас отправились на место. Вести это дело было поручено инспектору Тотмену. В то время я был еще молодым полицейским сержантом и работал под его началом. Это был энергичный солдафон с колючими рыжими усиками.

Со своей работой он справлялся неплохо, хотя действовал слишком уж ортодоксально и не без показного блеска. Однако воображения у него не было ни на грош, и в любом деле его занимало лишь одно: что может извлечь из этого инспектор Тотмен для своей карьеры.

Откровенно говоря, я не любил его. Внешне мы были дружны — для этого достаточно было с ним не ссориться; более того, у него хватало тщеславия считать, что я безмерно восхищаюсь им. Да и по службе я смог бы продвигаться значительно быстрее, если бы Тотмен не стремился удерживать меня под своим начальством, чтобы использовать мои мозги для собственной выгоды. Ну да хватит об этом...