Журнал «Вокруг Света» №08 за 1977 год
Шрифт:
Одеваются в Ганвье просто: мужчины обычно носят широкие синие или полосатые штаны из домотканой материи и только в ветренную, холодную — по местным понятиям — погоду надевают рубахи. Наряд женщин состоит из длинного куска ткани, обвитого вокруг бедер и торса. Отправляясь куда-нибудь на пироге, женщины водружают на головы громадные, до метра в диаметре, плетеные шляпы. А вот мужчины ничуть не боятся палящего тропического солнца и ходят, извините, плавают, с непокрытой головой.
Когда мы прибыли к Амуссу, жены его дома не было — она отправилась на рынок, — но как хорошая хозяйка не забыла приготовить мужу обед. Скажу сразу, что «обед» в данном случае понятие весьма растяжимое, так как здесь нет определенных часов для приема пищи и за трапезу садятся, когда чувствуют голод, а не потому, что настало время обеда — ведь эти два момента могут и не совпадать. Если расписание завтраков, обедов, ужинов у крестьянина
По законам африканского гостеприимства Амуссу предложил мне разделить с ним трапезу, и я согласился, но без особого энтузиазма, хотя по моему распорядку было самое что ни на есть обеденное время. Дело в том, что за годы жизни в Западной Африке я перепробовал кухни многих стран, но, увы, так и не привык к главному блюду, основе основ африканской кухни, пище столь же обычной для африканца, как для нас, северян, картошка и хлеб, а для жителей востока — рис. Это блюдо, а вернее, по нашим понятиям, гарнир, именуется в разных странах по-разному, поэтому назовем его общим для франкоязычных стран Западной Африки словом «пат». Приготавливается оно десятками способов и из разных продуктов: из ямса, маниока, маиса, сорго, миля. В Бенине его называют «акаса», на юге страны оно готовится из маиса, на севере — из сорго. Зерна замачиваются на сутки, потом толкутся или мелются, и снова все высыпается в воду. Полученная смесь фильтруется, чтобы удалить шелуху, потом отстаивается. Осадок, напоминающий круто заваренный мучной клейстер, и есть акаса. Едят акасу с различными соусами: мясными, рыбными, растительными.
Один мой хороший приятель, учитель из Котону, повел меня в популярный африканский ресторанчик попробовать знаменитый «толченый ямс». Подали нам знакомый дрожащий комок белой массы и различные соусы. Так вот соусы, кроме тех, в которых насыщенность перца, на мой взгляд, превышала смертельную дозу, мне понравились, а знаменитый ямс — нет: в нем, как и во всех других разновидностях пата, не было ни грамма соли. Когда же я попросил солонку, на меня посмотрели так же недоуменно, как взглянула бы на вас в гостях хозяйка дома, попроси вы чеснока к молочной лапше или майонеза к клубнике.
Как я и ожидал, на обед Амуссу был оставлен завернутый в банановый лист кусок пата, но с незнакомой мне приправой — копченой рыбой с пальмовым маслом и обязательным красным перцем. Это, можно сказать, фирменное блюдо Ганвье. Когда-то давно жители свайных поселений получали продукты у соседних племен в обмен на рыбу. Но с конца прошлого века, когда распалось грозное абомейское королевство и люди с лагуны почувствовали себя в безопасности, они вспомнили обычаи своих предков — земледельцев и сами стали выращивать на ближних к деревням берегах маниоку, ямс и маис. Но этим делом занимаются в основном женщины и дети, а главным промыслом мужчин свайных деревень по-прежнему остается рыбная ловля.
...Солнце уже перешагнуло зенит, когда мы с Амуссу отправились на прогулку по деревне. Несмотря на обилие перекрестков, заблудиться в Ганвье невозможно, так как все «улицы» в конце концов выходят к центру. Длинные, низко сидящие в воде пироги ловко лавируют в улочках и проулках. Уличное движение образцовое, здесь не бывает столкновений, хотя в Ганвье обходятся без регулировщиков.
В центре деревни находятся почта и школа — уникальные для Ганвье здания, так как построены они не из бамбука, а из цемента и примостились на крошечном клочке сухой земли, одном из немногих островков лагуны. Здесь же неподалеку стоит «общинный дом», отличающийся от других хижин на сваях большими размерами и отсутствием перегородок внутри, В нем заседает совет старейшин во главе с вождем деревни — традиционный орган местного управления, до сих пор играющий немаловажную роль в решении дел общины и урегулировании разногласий между ее членами.
Как во всякой крупной африканской деревне, здесь же, в центре, расположен рынок.
На тридцати-сорока стоящих борт к борту пирогах разложено все, чем богаты вода и земля юга Бенина: рыба свежая, копченая, сушеная, соленая и вяленая; крабы; не крупные, но очень вкусные креветки «тча-тча»; горы маниоки и ямса; овощи, перец и прочие пряности; связки кур; отчаянно визжащие черные тощие поросята; чаны с коричневым, кисловатым на вкус пивом «ча-поло» и еще десятки других знакомых и незнакомых товаров. Пироги покупательниц шустро снуют от прилавка к прилавку, пока хозяйка не решит, что на сегодня обеспечила семью всем необходимым.
— Вон там, в красной
пироге, моя жена, — говорит Амуссу.Симпатичная хозяйка у Амуссу, веселая, улыбчивая. Умело управляясь с веслом, она ловко лавирует между пирогами. В ее лодке сегодняшние покупки: вязанка хвороста, несколько клубней маниоки, зелень.
Над мерно покачивающимся на волнах рынком стоит деловой торговый шум. Так было здесь, наверное, и два века назад, но мелкие детали возвращают нас в двадцатое столетие: этикетки дешевого марсельского мыла и духов на «прилавке» торговки, синяя табличка «Почта», колонка артезианского колодца на островке и оцинкованные крыши местных богатеев.
Многие из жителей Ганвье месяцами не бывают на твердой земле. Пирога для них и средство сообщения, и орудие труда, и рабочее место, независимо от того, идет ли речь о починке сетей или плетении корзин, циновок, шляп — широко распространенном среди жителей водных поселений ремесле.
Утро маленького обитателя Ганвье начинается с поездки на пироге в школу; весло, шест и небольшая сеть для него такие же привычные вещи, как для наших мальчишек велосипед и футбольный мяч. С самого раннего детства он уходит с отцом и братьями на лов и так же, как его деды и прадеды, вырастает искусным рыбаком.
Только смерть уводит людей с Лагуны на землю: каждая деревня имеет кладбище на берегу. Но даже провожая рыбака в последний путь, его кладут в могиле лицом к океану — «большой воде»...
К сожалению, моих знаний в области рыболовства не хватит, чтобы толком описать те десятки видов снастей и приспособлений, которые я видел в свайных деревнях юга Бенина. Расскажу только об одном из них, наиболее характерном: ловле рыбы при помощи «акаджа».
Принцип сооружения акаджа довольно прост: в дно лагуны вбиваются бамбуковые шесты или тонкие стволы деревьев так, чтобы верхние концы торчали над водой. Площадь полученного круга или прямоугольника — акаджа могут быть различной формы и размеров — заполняется затопленными ветками пальмы. Таким образом получается небольшой подводный заповедник, в затопленных ветвях которого собирается рыба, находящая здесь защиту от хищников, тень, прохладу и пищу. Некоторые из акаджа действуют как ловушки — в них рыба отлавливается часто. Другие «эксплуатируются» лишь один-два раза в год — они служат для разведения рыбы. Когда наступает время лова, акаджу окружают сетями, мальчишки забираются внутрь загона и выбрасывают наружу ветки. Затем рыба отлавливается при помощи небольших сетей, а там, где ее нельзя достать ими, ставятся верши. Есть акаджа небольшого размера, «индивидуальные» — они имеют форму круга диаметром от четырех до двенадцати метров. Их сооружают из островков плавучей травы, закрепленных на месте при помощи шестов, вбитых в дно. А есть загоны гигантских размеров, общей площадью до семи гектаров, для «эксплуатации» которых рыбаки объединяются в артели человек по тридцать-сорок.
Акаджа занимают в лагуне громадные участки. Когда пролетаешь, например, над Ганвье на самолете, то водная поверхность напоминает большой огород, разбитый на множество грядок и полей. Но сейчас всему этому водному хозяйству угрожает серьезная опасность. За последние десять лет добыча рыбы в лагуне, достигавшая шестнадцати тысяч тонн в год, сократилась более чем в три раза. Причина — нарушение экологического равновесия, вызванное строительством морского порта Котону. Как всегда, когда дело касается экологии, корни зла тянутся издалека. Начнем по порядку.
Вдоль побережья Гвинейского залива с запада на восток проходит сильное морское течение, постепенно поворачивающее к югу. Оно несет большое количество песка, которым, как я уже говорил, постепенно занесло гирла лагуны, так что она стала сообщаться с морем только в период больших паводков. Соленость воды в ней со временем уменьшилась, но сюда все же заходила морская рыба, креветки — одним словом, к радости рыбаков, лагунное подводное царство процветало. Но когда, десять лет назад, был построен глубоководный морской порт Котону, его мол стал отбрасывать в открытое море несомый прибрежным течением песок, гирло в районе Котону открылось, и морская вода беспрепятственно хлынула в лагуну. А это, в свою очередь, привело к гибели большого количества пресноводной рыбы. Позднее на рыбаков обрушилась новая беда. В соленой воде лагуны быстро развелись червеобразные морские моллюски, излюбленной пищей которых стало дерево. Аппетиты этих прожорливых тварей так велики, что они могут уничтожить акаджа площадью в гектар менее чем за три месяца. Впрочем, дело не только в ловушках для рыбы. Куда хуже то, что сваи, на которых стоят хижины рыбаков, тоже сделаны пусть из более прочного, но все же дерева, пришедшегося по вкусу «морским термитам»...