Журнал «Вокруг Света» №09 за 1960 год

— Моя цель, — говорил Освальдо, — участвовать в свержении Хименеса, а потом время покажет. Я не собираюсь вступать в какую-либо партию. Разве это поможет мне стать скрипачом?

— Глупец ты, — возражал Панчо, — если спихнем Хименеса и не установим порядок, то придет другой диктатор и все пойдет по-старому.

В последнее время Панчо бывал дома очень мало. Поговаривали, что юноша имеет какое-то отношение к организации «Хувентуд Венесолана». Случалось, в дни, свободные от репетиций и концертов, Панчо возвращался лишь поздно ночью, иногда с двумя-тремя товарищами, из которых ни один не был знаком Освальдо. Они приносили какие-то свертки, ящики. Раз Освальдо нечаянно обнаружил под крыльцом дома пакет, в котором оказались сотни листовок, призывающих крепить «Патриотическую хунту» и готовиться к решительным боям с диктаторским режимом. Освальдо было обидно, что друг не посвящает его в свои дела, но он долго не решался поговорить с Панчо.

Случай представился через несколько дней после Нового года. Освальдо возвратился из театра около часу ночи. Панчо еще не было. Пришел он под утро. Сквозь тонкую перегородку слышно было, как негр возится на кухне.

— Панчо! — позвал Освальдо.

— Ты не спишь еще?

— Нет. Мне нужно с тобой поговорить.

— Иди сюда.

Маленькое окно, выходившее на улицу, было завешено старым одеялом, штук пять пустых ящиков из-под апельсинов стояли недалеко от входа, а сам Панчо занимался необычным для столь раннего часа делом — подметал пол, усеянный стружками и кусками промасленной бумаги.

— Я хотел бы, — начал Освальдо, — посоветоваться с тобой по одному личному вопросу.

— Совсем, совсем личному? — спросил, улыбаясь, Панчо.

— Просто подумал, может, я смогу быть чем-нибудь полезен?

— Но ты же не любишь политику?

...Этот разговор произошел за несколько дней до штурма на площади Морелос. Теперь мечта воплотилась в действительность. Диктатура пала. Народ победил. Но нет больше Панчо, нет веселого Панчо — друга Освальдо Хименеса.

Освальдо чувствует огромную усталость. Он присаживается на ступеньку какого-то дома, вынимает из кармана бумажник друга, долго и задумчиво смотрит на него. На мостовую падает записная книжечка. Освальдо машинально раскрывает картонную обложку. На листках торопливые пометки карандашом «П.С-1; Ч.Н-2; О.Х-1.

— Разве человек не ошибается. Что я, не такой, как все? — отпарировал Освальдо.

— Смотри, Освальдо, — Панчо многозначительно поднял указательный палец, — хорошенько подумай, прежде чем связывать себя одной веревочкой с нами. Дела предстоят серьезные. Нужно быть готовым ко всему. Ты, конечно, понимаешь, что я здесь не апельсины распаковывал? Горячие деньки не за горами.

Вероятно, заметки Панчо — кому какое роздано оружие. На следующей странице всего два слова: «Напротив редакции». Что бы это могло означать? Ах да! Напротив редакции газеты «Эль Насиональ» подпольный штаб «Хувентуд Венесолана».

Через час в штабе можно было встретить Освальдо Хименеса. В Венесуэле одним комсомольцем стало больше.

Прошло несколько месяцев. Работа в организации целиком захватила Освальдо. Сегодня нужно выступить на митинге нефтяников. Завтра с утра быть на собрании студентов, а ночью писать статью для молодежного листка. Нельзя забывать и об оркестре.

«Я хочу стать музыкантом, ты не хочешь быть безработным, он добивается пенсии для матери. Сотни тысяч людей, сотни тысяч желаний, и все их можно выразить двумя словами — светлое будущее», — так рассуждал Освальдо.

У Освальдо сейчас уже не было времени для сверхурочной работы. В июле на улицах Каракаса вновь прозвучали винтовочные выстрелы. Заговорщики выступили против республики. И снова народ вышел защищать только что завоеванную свободу. Освальдо со своими друзьями был в самых опасных местах. Когда же город вернулся к обычной жизни, в муниципальном театре появилось привычное глазу объявление: «Сегодня состоится очередная репетиция оркестра».

Репетиция подходила к концу, когда к дирижеру подошел секретарь местного профсоюза и попросил слова.

— Друзья, — обратился он к присутствующим, — Совет профсоюзов Венесуэлы проводит сбор средств для оказания помощи семьям тех, кто погиб, защищая республику. Я думаю, мы не останемся в стороне.

Дирижер положил на пульт двадцать боливаров, за ним — первая скрипка, виолончелист, пианист, ударник один за другим клали на дирижерский пульт кто сколько мог. Все, кроме Освальдо. Он стоял у своего барабана бледный, опустив низко голову. И когда последний музыкант отошел на свое место, все взоры были направлены на Освальдо. Наступила гнетущая тишина.

— Я— У меня нет денег. Сейчас нет, — почти шепотом произнес он.

Первая скрипка — всеми уважаемый человек — поднялся со своего стула.

— Вам, — тихо, но твердо сказал он, — лучше уйти, господин Освальдо Хименес.

По-прежнему, не поднимая глаз от пола, Освальдо медленно вышел вон. И никто больше не произнес ни слова Репетиция продолжалась еще около получаса, но музыканты играли настолько скверно, что дирижер, выразив сомнение, можно ли будет завтра выступать перед публикой, назначил на следующее утро дополнительную репетицию.

Оркестранты уже собирали инструменты и тушили свет у пюпитров, когда в зал вошел незнакомый им человек и обратился к дирижеру:

— Могу я видеть музыканта Освальдо?

— С сегодняшнего дня он здесь больше не работает, — ответил маэстро, завязывая папку с нотами.— А зачем он вам?

— Видите ли, — пояснил посетитель, — я пришел по поручению Совета профсоюзов. Вчера группа молодежи внесла в фонд помощи семьям погибших около тысячи боливаров. Они сказали, что большую часть суммы внес их товарищ, музыкант Освальдо, который собирал эти деньги около двух лет, мечтая купить себе скрипку. Совет поручил мне поблагодарить его.

— Спасибо, — ответил дирижер, — мы сделаем это сами от вашего имени, если позволите.

Посетитель ушел, а музыканты задержались еще на некоторое время. О чем они говорили, никто не знает, и я не знаю, потому что неудобно подслушивать чужие разговоры.

На другой день, когда прозвучал последний аккорд оркестра, в переполненном зале раздался гром оваций. Венесуэльцы понимают толк в музыке, недаром десятки зрителей устремились вперед, спеша поздравить дирижера с успехом. «Вы были бесподобны! Оркестр звучал изумительно!» — восклицали они и, без сомнения, несказанно удивились бы, узнав, что источником вдохновения для оркестрантов был скромно притулившийся в углу барабанщик, на инструменте которого весь вечер почему-то покоился футляр с новенькой скрипкой.

Ксакау — люди гор

Лучи солнца заглядывают сквозь бамбуковый переплет стены. Они ложатся на земляной пол замысловатыми узорами. В кроне цветущего тикового дерева над крышей возятся птицы. Пять часов утра. Мы в маленьком городке Туан-Тяу, центре автономной области Тай-Мео.

Три дня добиралась сюда из Ханоя наша этнографическая экспедиция. Даже на автомобилях этот путь по извилистым горным дорогам был нелегок. Но чтобы попасть в горы Тай-Бака, мы готовы были одолеть и не такие трудности. Ведь здесь живут десятки небольших народов, о культуре и быте которых ничего или почти ничего не знает наука.