Журнал «Вокруг Света» №09 за 1981 год

Берега Шико не слишком плотно заселены, и нет на них больших городов: население в силу исторических особенностей развития Бразилии тяготеет к океану. Зато в отличие от Амазонки или Параны все течение Сан-Франсиско находится в пределах бразильской территории.

В свое время вдоль Сан-Франсиско жили многочисленные индейские племена, потомки которых так основательно перемешались с пришлым европейским населением, что теперь в бассейне реки можно встретить почти одних лишь метисов или, как говорят бразильцы, «кабокло». Еще в начальный период колонизации Бразилии здесь возникли огромные скотоводческие поместья, откуда перегоняли большие партии быков за многие сотни километров, в города, к океану.

Хозяйственное значение сохраняет Шико и теперь. Но любят его бразильцы более всего за то место, которое он занимает в национальной культуре, традициях и обычаях народа, его легендах и песнях. В торжественных случаях Шико принято именовать «рекой национального единения».

— Самая большая река в мире,— уверял меня Нелсон Карнейро, неотрывно глядя на быстро бегущие мутные воды и чуть щурясь от режущих глаза солнечных бликов.

Мы сидели на толстом обрубке ствола, ушедшем наполовину в мокрый песок, который приятно холодил босые ноги. Нелсон оставался только в шортах, самой популярной одежде трудового бразильского люда, и самым приметным в его фигуре было разительное несоответствие между крепким торсом с блестящей шоколадной кожей и морщинистой шеей. Прожив на свете шесть десятков лет, Нелсон другой реки, судя по всему, не видел, что никак не влияло на его убежденность в громадности Шико:

— Смотри,— он протянул руку вперед,— на том берегу бык кажется козленком!

По всей ширине Шико пенился, проскальзывая над обширными мелями и облизывая камни — остатки древних хребтов, которые ему приходится преодолевать на пути к океану. Из-за них все еще невозможно сквозное плавание по реке, а самый длинный из пригодных для навигации отрезков —тысяча семьсот километров — лежит между городами Пирапора в штате Минас-Жерайс и Жуазейро в Баии. Именно на этом участке Сан-Франсиско пересекает «полигон засухи» (как говорят бразильцы), представляя собой единственный выход во внешний мир для жителей сотен глухих поселков и бесчисленных одиноких хибар, разбросанных по островам. Шико принес сейчас и перемены в их существование, которое до последнего времени текло по заведенному столетия назад кругу. Проносившаяся прежде почти без всякой пользы мимо них вода теперь будет проведена в глубь полигона для борьбы с засухой и, кроме того, обеспечит его энергией. К югу от Пирапоры построена гидростанция «Трес-Мариас», а чуть выше Жуазейро завершается сооружение другой ГЭС — «Собрадиньо».

— Старый Шико совсем другим становится,— сказал Нелсон с грустью: из-за наступающих перемен он оказался лишенным привычного с детства дела. А он и поныне хотел бы оставаться сан-франсисским лодочником — баркейро.

— «Каза Нова — дороговизна, Сенто Се — великодушье, Ремансо — мужество и удаль, а в Пилан Аркадо — горе...»

Нелсон пел древнюю «Балладу баркейро» надтреснутым и бесцветным голосом, но с необыкновенной силой чувства. Вся эта длиннейшая, а может быть, и бесконечная песня вот так же и дальше перечисляет прибрежные поселки, давая им краткие характеристики. Она, словно лоция, подсказывает лодочнику, чего ему следует ожидать, если он выйдет на берег в Каза Нова или Сенто Се.

Казалось, что эта лоция ведет не по берегам реки, а сквозь тайны души Нелсона, сквозь годы его жизни. И казалось так не напрасно: главное занятие лодочников — развозить товары из Жуазейро вверх по Шико для обитателей полигона засухи, так что баллада имела, видимо, и какую-то практическую ценность в их работе. Я подозревал, что какие-то материальные преимущества по сравнению с суровой скудостью полигона засухи должны были компенсировать неудобства постоянной жизни на воде. Но оказался не прав.

— Когда вы были баркейро, дома часто приходилось бывать?

— Почти и не приходилось. Месяц вверх по течению да столько же вниз. Поднимаясь — раздаем товары, спускаясь — собираем плату. В Жуазейро разгрузились, погрузились и снова вверх-вниз.

— Семью с собой брать было нельзя?

— Смотрите: последнее время я ходил на стотонной барке с дизелем. Экипаж небольшой: хозяин, моторист, три матроса и кухарка. Для матросов никакого помещения не было, спали, где место найдешь. Куда же брать еще семью? А прежде, на парусниках, было и того теснее.

— Ну хоть торговля прибыльная у вас?

— Для хозяина — может быть. Но точно не скажу, деньгами мало кто рассчитывался, больше натурой: кожами да шкурами. А у простых баркейро какие доходы? Я уж взрослым стал, когда ввели минимальную зарплату. И теперь только узнал, что бывают сверхурочные, хотя мы на барке проводили дни и ночи. Слыхал еще об отпусках и пенсии. Но это не для баркейро. Меня вот списали на берег — и живи как знаешь.

На лицо Нелсона легла тень, но ненадолго, и взгляд его не отрывался от текучих вод. Я поспешил перевести разговор на более приятные воспоминания — о давних подвигах, например, о которых как будто свидетельствовали глубокие шрамы на груди Нелсона. Я спросил:

— Ягуар или пираньи?

— Это? — Нелсон склонил голову.— От шеста. Дизели у нас появились недавно, а под парусом по реке все время не пойдешь. Если нет попутного ветра, против течения приходится толкаться шестами. Как это делается? Заходишь с носа, втыкаешь шест в дно, упираешься в другой конец грудью и перебираешь ногами до кормы. А потом снова на нос. Прежде баркейро узнавали сразу по ранам да по мозолям на груди.

— Парусники вроде бы есть на Шико и теперь?

— Много еще,— подтвердил Нелсон.

Ну как не любить беседы со старожилами! Не встреть я Нелсона, что мог бы узнать о навигации на Сан-Франсиско? Я узнал о парусниках с двумя косыми парусами, установленными на одной мачте, как крылья бабочки. О плотах и катамаранах, столь ценимых за малую осадку и остойчивость при прохождении перекатов. Хотя, конечно, такие типы судов теперь вымирают: технический прогресс завоевывает и Сан-Франсиско, вытесняя оригинальные модели, загоняя мысль здешних корабелов в рамки стандартов. Своими глазами я лишь однажды увидел нечто любопытное: перед нами прополз двухпалубный пароход, шлепая плицами кормового колеса и нещадно дымя.

— «Венсеслау Браз»,— прокомментировал Нелсон.— Американской постройки 1864 года. Их тут несколько штук, и всем за сто лет. Топятся дровами. Теперь только туристов и возят.

— А я заметил — карранки нет и на нем. Отчего это?

Еще недавно у каждого судна на Шико, от самых малых до самых больших, нос непременно украшала деревянная резная фигура — чаще всего стилизованная львиная голова с разинутой пастью. Теперь баркейро обходятся без них, хотя производство фигур продолжается — для туристов.

— Вообще-то, сказал Нелсон,— с мотором перекат проходить безопаснее, так что карранки стали как будто и не нужны.

— Они что же, предохраняли от дурного глаза?

— Если судну грозит гибель, карранка издает три стона,— пояснил баркейро.

— Значит, лодки на Шико никогда не гибли?

— Ну, пока в реке есть камни, когда-нибудь на них да налетишь. Но нашим лодочникам это не страшно — у нас есть проверенный способ, как спастись, если получишь пробоину.

Нелсон оживился и, жестикулируя, принялся рассказывать и показывать, как однажды его лодка налетела на скалу, как вода фонтаном била сквозь пробоину, как кренилась лодка, погружаясь, как затягивают водовороты и бьет струя о камни — словом, рядом скорая и неминучая смерть.