Журнал «Вокруг Света» №10 за 1978 год
Шрифт:
«Не иначе торопится к себе в редакцию», — с невольной завистью подумал Монтехо. Он ведь тоже решил после окончания университета всерьез заняться политической журналистикой и, кто знает, возможно, со временем стать таким же видным обозревателем, как Чаморра, бессменный главный редактор старейшей и самой влиятельной в стране оппозиционной газеты «Ла Пренса». Элой уже сейчас пробовал писать и даже опубликовал несколько заметок в «Ла Пренсе», чем очень гордился, хотя и понимал, что до осуществления его мечты еще далеко.
Чаморра действительно спешил в редакцию, чтобы успеть с утра закончить еженедельный обзор, пока не началась повседневная газетная горячка. В октябре
Дорога в редакцию проходила через кварталы сплошных развалин — память о страшном землетрясении 1972 года. Хмуро поглядывая на поросшие травой груды кирпичей и мрачные скелеты зданий, Чаморра с горечью думал о том, что все обещания Сомосы построить на месте разрушенных кварталов новый «город-парк» так и остались обещаниями, а миллионы долларов международной помощи осели в его собственных карманах. Впрочем, кое-какое строительство все же велось: несколько в стороне от старой столицы на пустынном раньше побережье озера Манагуа, давшем городу его имя, устремились в небо многоэтажные ультрамодернистские здания, квартиры в которых были не по карману трудовому люду, лишившемуся крова и вынужденному ютиться в жалких лачугах на бывших пустырях.
Вдали заблестела солнечными бликами густая озерная синь. До редакции «Ла Пренсы» оставалось всего несколько кварталов, и Чаморра собрался убавить скорость, как вдруг из боковой улочки наперерез ему вынырнул синий «бьюик». Журналист резко крутанул баранку, но было поздно. Сильный удар в борт развернул его «форд» поперек улицы. В следующее мгновенье из «бьюика» выскочили четверо: верзилы в низко надвинутых на лоб шляпах с автоматами в руках. Чаморра не успел даже сообразить, что происходит, как выпущенные почти в упор очереди отбросили его тело к противоположной дверце машины.
Был вторник, десятое января 1978 года.
В тот же день, около четырех пополудни, тело главного редактора «Ла Пренсы» медленно вынесли из центрального подъезда городской больницы. Протиснувшись сквозь запрудившую всю улицу толпу, Элой Монтехо остановился возле санитаров с носилками. До боли закусив губу, вглядывался он в лицо еще одной жертвы сомосистского террора и вспоминал сегодняшнюю случайную встречу на улице — последнюю встречу с живым Ча-моррой. Тогда, за опущенным стеклом «форда», это лицо с львиной гривой тронутых сединой волос над высоким лбом и крупным орлиным носом было полно жизни, энергии, мысли. Сейчас, запрокинутое на подушку, оно пугало своей мраморной бледностью.
Санитарная машина, куда осторожно, словно боясь потревожить лежавшего на них человека, поставили носилки, тронулась с места и медленно двинулась сквозь строй молча расступавшихся людей, которые, словно по команде, тут же пристраивались вслед за ней. Само собой получилось что-то вроде траурного кортежа, хотя это были еще не похороны — просто тело Чаморры перевозили из больницы домой.
Рядом с Элоем шагал худенький паренек, судя по одежде, рабочий. В руке он держал самодельный плакат с размашистой надписью: «Сомоса — убийца!»
— Слышал? — обратился к парнишке Монтехо. — Педро Хосе Чаморра, брат Педро Хоакина, заявил журналистам, что «расправу организовали весьма влиятельные в Никарагуа люди».
А сеньора Виолета, вдова погибшего, прямо обвинила Сомосу в убийстве.— Кто же сомневается, что это дело рук проклятого Тачито — Коротышки, — пожал плечами паренек.
От больницы, расположенной на западной окраине города, до дома Чаморры в районе Лас Палмас было километров одиннадцать-двенадцать. Но до самой полуночи — медленно, со многими остановками, выливавшимися в митинги, — преодолевал этот путь траурный кортеж, в котором участвовало около ста тысяч человек — четверть всех жителей столицы.
Но вот носилки внесены в дом. Горничная закрыла дверь двухэтажного коттеджа, похожего — из-за плоской крыши — на ящик из бетона и стекла. Люди расходились нехотя. Элой Монтехо вглядывался в лица, вслушивался в приглушенные разговоры и видел, что все так же возбуждены и наэлектризованы, как и он сам.
Гроза народного гнева разразилась на следующий день, когда тело Чаморры было перенесено в редакцию газеты «Ла Пренса», расположенную в центре «старого города», уцелевший во время землетрясения старинный трехэтажный особняк с кариатидами у входа и гранитным фасадом. Вместе с тысячами других противников диктатуры Элой Монтехо участвовал в стихийно вспыхнувших волнениях, которые начались поздно вечером и продолжались всю ночь. Языки пламени охватили принадлежащие семейству Сомосы и родственным ему семействам Дебайле и Сакаса магазины, склады, текстильную, фабрику «Эль Порвенир», завод скобяных изделий «Янес». К этому времени было объявлено, что власти арестовали убийц Чаморры. По радио в выпусках новостей усиленно повторялось, что убийцы связаны с кубинскими контрреволюционерами-эмигрантами, владельцами фирмы «Пласмафересис», занимавшейся консервированием и экспортом кровяной плазмы. При этом прозрачно намекалось: эмигранты якобы расправились с редактором «Ла Пренсы» в отместку за то, что эта газета не раз бичевала постыдную торговлю кровью никарагуанцев-бедняков.
Над «Пласмафересис» тоже занялось пламя, отражаясь в расположенном поблизости озере. Шел уже четвертый час ночи. Стоя возле горящего здания и стирая платком пятна сажи с рук, Элой покачал головой:
— Кубинские эмигранты — стервецы, бесстыдные эксплуататоры. За одно это их компанию стоило разгромить. Но я сомневаюсь, чтобы только они — к тому же сами по себе — приложили руку к организации убийства.
Какой-то мужчина повернулся на голос и резко бросил:
— Да ведь Сомоса — их компаньон!.. Да, да! Ты не знал? Он один из совладельцев «Пласмафересис».
— Вот оно что! — удивленно протянул Монтехо.
— Получается, значит, так, — продолжал мужчина. — Чтобы нас успокоить, Сомоса арестовывает наемных убийц, которые, конечно же, будут молчать, понимая, что вскоре окажутся на свободе. И притом с карманами, полными денег. А вину сваливает на своих кубинских дружков, зная, что им ничего не грозит: они-то ведь уже укрылись в американском посольстве. Нет, что ни говори, а Сомоса...
Но окончания фразы Элой услышать не успел. Из-за углового небоскреба вынырнули танкетки. За ними бежали солдаты в касках, вооруженные американскими винтовками М-16. Это были «рейнджеры», прошедшие подготовку в военном училище «Лас Америкас» в зоне Панамского канала. Командовал ими майор Анастасио Сомоса III, сын диктатора и внук основателя диктаторской династии — Анастасио I. Раздались выстрелы. В кромешной тьме, подсвечен ной лишь пламенем пожарищ, падали раненые. Одному молодому парню рядом с Монтехо пуля попала в голову...
К рассвету город словно вымер.
По переулкам Элой Монтехо добрался до своего пансионата, где снимал крошечную каморку под самой крышей, и, не раздеваясь, бросился на постель. К вечеру, отоспавшись и наскоро перекусив, снова был у здания редакции «Ла Пренсы». Там он узнал, что в церкви района Лас Пальмас уже идет панихида, и поспешил туда. Собор, сложенный из массивных плит песчаника еще в колониальные времена, мало пострадал от землетрясения — лишь трещины избороздили стены. Он величественно возвышался над руинами. Внутри царила мертвая тишина, хотя церковь была битком набита людьми. Торжественно звучала проповедь архиепископа столицы Мигеля Овандо-и-Браво. В этой проповеди были и такие слова: «Лишить человека жизни — значит нарушить мир в стране».