Журнал «Вокруг Света» №10 за 1991 год
Шрифт:
Глядишь на эти пестрые тряпки женских юбок, на широкие кувшины, на белых барашков — и вспоминаешь библейские времена. Так кочевали к колодцу овцы Лавана, так паслись стада богача Иова в первобытной простоте костюма, среди однообразной величественной природы пустыни.
17-го (29-го) декабря. Дневка в Биа-Кабоба. От Биа-Кабоба до Арту на протяжении почти 100 верст идет песчаная пустыня, поросшая редким лесом мимоз. У Арту она поднимается по крутому склону, образует террасу, затем идут опять каменистые горы, спускающиеся круто вниз, в ущелье Арту. На всем протяжении этого пути нигде нет воды. Караваны обыкновенно делят его на четыре части — до Орджи, Дебааса, Буссы и Арту, делая три ночлега без воды. Наш караван, состоящий из 53 мулов, почти сотни людей, считая с черными,
Вот почему было решено сделать в Биа-Кабоба дневку с тем, чтобы дать отдых верблюдам и мулам, а затем идти во что бы то ни стало первым переходом в 48 верст до Дебааса и вторым — около 45, через горы до Арту.
Дневка прошла тихо. Близ полудня прибыл на верблюде почтовый французский курьер, двумя выстрелами из винтовки возвестил о своем прибытии, забрал письма и уехал далее. Эти курьеры, последняя связь с цивилизованным миром, время от времени передают наши вести в Европу.
18-го (30-го) декабря. От Биа-Кабоба до Дебааса. ...Около 2-х часов у дороги, в тени мимозы, показался костер. Белый мул привязан у дерева, бурка, раскинута по песку, на ветвях сверкает серебряная сигнальная труба — это Терешкин ожидает нас с чаем.
— Постойте, ваше благородие, — кричит он издали, — чай по порциям, понемногу, по две кружки.
— Откуда же ты воду достал?
— Из поросеночка, ваше благородие. У черных висят поросеночки с водой, я за две аны и добыл воды. Все, думаю, господам офицерам напиться с дороги хорошо.
«Поросеночком», на языке Терешкина, назывался козий бурдюк, который постоянно возят при себе сомали.
Мы утолили жажду, угостили арьергард и поехали догонять караван.
После вчерашней дневки, по ровной песчаной тропинке, мулы идут весело. Синие, стального цвета дрозды с красной шеей то и дело перелетают с куста на куст. Верблюды шагают медленно, чуть колыхаясь с боку на бок. По сторонам идут арабы лейб-каравана, в цветных чалмах, с ружьями за плечами. Итак, мы двигаемся за ними шаг за шагом, час верхом, полчаса пешком, ведя мулов на поводу.
Солнце стало склоняться книзу, заалел запад, красные лучи потянулись по зеленоватому небу, тени мимоз стали длиннее, жар меньше. Солнце подошло к горам, отбросило длинные тени из-за них, несколько столбов лучей поднялись наверх, разошлись по бокам, потом и они погасли, пурпур заката стал бледнеть, перешел в оранжевый, потом в желтый цвет, наконец, потух совсем. Стало темно, тени исчезли, лес мимоз слился в одну черную стену, небо стало синее, на востоке загорелась одна звезда, за ней другая — и вот выплыл месяц. Ночные неясные тени пошли от верблюдов, от людей, от мимоз. Песок стал белее, яркие серебряные блики появились на чалмах арабов, перья стали еще фантастичнее, и длинная вереница верблюдов с ящиками и тюками по бокам, на фоне ажурных мимоз и далекой пустыни, озаренной фантастическим светом луны, была чудным необыкновенным зрелищем. Безобразные головы и длинные ноги, все уродство контура верблюда скрадывалось полусумраком ночи, а пестрые краски арабских костюмов были мягче, изящнее. Мягкая прохлада легла с этим сумраком; она освежила наши тела, вольнее дышалось, легче было идти. Аромат мимоз, неясный, едва уловимый, наполнял воздух — и еще волшебнее стала картина. Эта пустыня ночью, эти мягкие тени мимоз, простор, окруженный едва видными горами, эта ночная мягкость воздуха, этот слабый запах, эти пестрые тряпки, эта красота природы, только без женщины, без человека, как деятеля, но лишь как статиста, дополняющего декорацию, — не эти ли ночи пустыни создали цветистый арабский язык, бездну эпитетов, подобно тому, как жар раскаленной днем пустыни придал знойный колорит арабским сказкам...
19-го (31-го) декабря. От Дебааса до Арту.
Опять кусты мимозы, сухая травка между ними, плато, покрытое песком. Около 4-х часов вечера мы снова стали подниматься на каменистый кряж. Здесь дорога теряла всякое право на наименование пути сообщения. Только большие камни были оттянуты в сторону, мелкий же круглый
булыжник покрывал всю тропинку. Бедные мулы подбились. Они едва переступали по острым камешкам, катившимся из-под их ног. Усталые верблюды ложились среди дороги и ревом давали понять, что они не хотят дальше идти. Удары веревкой, вытягивание губы заставляло их подняться и идти, идти вперед.Арту — горячий ручей и несколько холодных минеральных ключей. Вода в ключах насыщена содой и глауберовой солью, весьма неприятна на вкус. Теплая вода ручья тоже противна. Хорошую свежую воду можно найти в двух верстах от Арту, в Гаразле. При неясном свете луны маленькими партиями подходили верблюды, разбивались палатки, лагерь устраивался.
Последний верблюд пришел около 10-ти часов вечера, и, усталые, голодные, обожженные солнцем, мы сели обедать под аккомпанемент визжанья шакалов.
20 декабря (1-го января). Дневка в Арту. Дневка в Арту была необходима для мытья людей, стирки белья и поправления мулов и верблюдов. Овес, взятый на мулов в Джибути, почти весь вышел. Последние дни несчастные животные, не имея воды, весь день проводя под седлом, получали всего по две горсти ячменя. В Арту из Гильдессы, по приказанию начальника миссии, переданному через Щ-ва, было прислано три мешка ячменя и три мешка дурры (машиллы). Мулов накормили и напоили. Люди были посланы на купанье в горячий ручей; там же устроена была прачечная
Около полудня от доктора Щ-ва пришло донесение о том,
что к начальнику миссии едет с дурго (Дурго — приношение) Ато-Марша,-губернатор Гильдесского округа.
Вся Абиссиния разделена на несколько округов, и в каждом округе, по велению Менелика, поставлен генерал-губернатор, или рас. В руках раса сосредоточена как военная, так и административная власть над вверенным ему округом. Пограничным с сомалийской пустыней является Харарский округ раса Маконена. Округа делятся на меньшие отделы, управляемые губернаторами. В руках губернатора сосредоточивается власть уездного воинского и земского начальника. Гильдесским округом ведал Ато-Марша.
В полдень в мимозном лесу, недалеко от бивака, раздались частые выстрелы, возвестившие о приезде губернатора. Пять ашкеров, в цветных чалмах и пестрых куртках, сидя на бегунах верблюдах, ехали в ряд и стреляли боевыми патронами вверх. Позади них шел абиссинец в белой рубашке и панталонах и белой шаме и вел худую гнедую лошадь, плохо зачищенную, поседланную пестрым абиссинским седлом. Еще далее ехал на большом муле сам Ато-Марша, рядом с ним доктор Щ-в и еще далее человек тридцать абиссинцев. Знатнейшие жители Гильдесеы были верхом на мулах, ашкеры шли пешком; сзади всего гнали двух коз и двух баранов и несли большие корзины — это дурго, приношение Ато-Марши русскому послу.
Вся эта процессия — на фоне песка, леса мимоз и глубокого синего неба была иллюстрацией сказки тысячи и одной ночи.
Подъехав к лагерю, Ато-Марша и его спутники спешились.
Секретарь миссии А.А.О-ов вышел навстречу и провел Ато-Маршу к начальнику миссии. Аудиенция у русского посланца длилась пять минут. После аудиенции губернатора пригласили к офицерскому столу и угостили водкой. Тем временем люди, несшие дурго, подошли к палатке начальника миссии и положили приношение на песок. Правее поставили баранов, рядом с ними коз, затем положили пять живых кур, лукошко с полсотней яиц, две большие чашки инжиры (Правильнее — эвджера (лепешки).), мягких, тонких, черных блинов из дурры (Дурра — разновидность проса.), и два громадных папельмуса (Папельмус — грейпфрут). Начальник миссии приказал дурго взять, кроме коз и баранов, которых передал ашкерам Ато-Марши.
Ато-Марша, мужчина лет пятидесяти, высокий, коренастый, толстый. Мясистое лицо его с толстыми губами не имеет ни усов, ни бороды. Только маленький клочок седых волос торчит на подбородке. Черные волосы его острижены под гребенку. На голове он носит круглую, мягкую фетровую шляпу светло-серого цвета с широкими полями. На нем надета белая рубашка и белые панталоны, а поверх он носит шаму белую же, с широкой красной полосой. На кожаном ремне у него в желтой кобуре — револьвер Смита и Вессона. Он ходит без сапог.