Журнал «Вокруг Света» №11 за 1990 год

Пошел Семен Яковлевич к председателю колхоза проситься на работу. Сказал, что он первоклассный шофер, профессия по тому времени в деревне дефицитная. В ответ услышал откровенно враждебное: «Завод еще не собрал ту машину, на которой будет работать Побережник». Его послали подсобником в садоводческую бригаду.

Может быть, так и остался бы Побережник безвестным героем, если бы не случай. Приятель убедил его попытаться разыскать того советника, с которым судьба свела волонтера Семена Чебана в Испании. Он обратился в газету «Правда», откуда сообщили, что Пабло Фриц — это Павел Иванович Батов — ныне генерал армии, дважды Герой Советского Союза, и дали его адрес в городе Риге.

Так вот кого я возил по фронтовым дорогам Испании! Жив, жив мой дорогой Фриц! От радости чуть было не прослезился,— рассказывает Семен Яковлевич.— Поколебавшись, в тот же вечер написал в Ригу письмо. Коротко напомнил о себе, в двух словах изложил свою историю после Испании, сообщил свой адрес. Попросил, если не затруднит, ответить.

И ответ пришел. Командующий Прибалтийским военным округом П.И. Батов извинялся за задержку с ответом — выезжал в войска,— приглашал в гости и даже выслал деньги на дорогу.

Можно представить, с каким волнением ожидал этой встречи с боевым товарищем Семен Яковлевич. Он не может скрыть его и сейчас, когда вспоминает о ней:

— Не успел я снять полушубок и вытереть с мокрых валенок грязь, как в дверях появился в полной генеральской форме военный. С трудом узнал в нем испанского Пабло. Прямо в передней мы бросились в объятия друг другу. Троекратно расцеловались. И тут к горлу у меня что-то подступило, сдавило, как клещами,— ни откашляться, ни проглотить. По моему лицу потекли слезы.

— Ну что ты, Семен! Успокойся, друг, не нужно! — говорит Батов, а я никак не могу взять себя в руки. Внутри словно что-то порвалось.

Павел Иванович обнял за плечи, провел в гостиную, усадил на диван. Еще и еще раз посмотрел в мое лицо, на седину, покачал головой и с грустью говорит:

— Да, не пожалела тебя жизнь... Рассказывай обо всем без утайки...

О многом переговорили боевые друзья за месяц, что гостил Семен Яковлевич в Риге. Узнав о его судьбе, Батов как депутат Верховного Совета СССР обещал помочь восстановить справедливость.

Вот тогда и появилась возможность встретиться в Клишковцах с Семеном Яковлевичем, о котором затем я написал очерк «На семи холмах». Гранки очерка я передал генералу армии П.И. Батову, который вернул их с таким отзывом:

«Я с большим удовольствием прочел гранки «На семи холмах»... о человеческой судьбе замечательного бойца-интернационалиста Семена Яковлевича Побережника... Я до конца дней буду гордиться, что моя скромная помощь сыграла какую-то роль в судьбе этого воина-разведчика».

Но очерк тогда так и не был опубликован. У «компетентных органов» было особое мнение: «Опубликование очерка «На семи холмах» считаем нежелательным».

Потом я еще дважды обращался туда, но в разрешении на публикацию каждый раз получал отказ. И только двадцать лет спустя, когда стало возможно рассказать о «заключительных главах» жизненной эпопеи разведчика Семена Побережника, появилась на свет эта рукопись.

Минул год. Побережник уже начал свыкаться с мыслью, что так и не удастся добиться реабилитации, поскольку его заявления оставались без всякого ответа. Но однажды Семена Яковлевича вызвали к начальнику милиции в райцентр Хотин.

— Я терялся в догадках: зачем? Никаких правонарушений вроде бы не допускал... Захожу в кабинет начальника, и тот с порога огорошил меня вопросом: «Читать, писать умеете?»

— Да,— отвечаю, а сам прикидываю, зачем это ему: может быть, какую-нибудь недозволенную агитацию хотят пришить?

— А по-русски?

— Тоже.

— Давайте паспорт.

Подаю. Он раскрыл его, берет ручку и крест-накрест перечеркивает разворот с фотографией. Все, думаю, началось, но виду не показываю, что на душе кошки скребут. Тут уж начальник милиции не выдержал:

— Ну и выдержка у вас, Семен Яковлевич,— открывает сейф и дает мне какой-то документ: — Читайте.

А я без очков ничего разобрать не могу. Тогда он сам прочитал постановление о реабилитации.

— Идите, товарищ Побережник, в паспортный стол, заполняйте анкеты на получение нового паспорта.

Вскоре после этого мне по почте прислали справку о том, что Военный трибунал МВО отменил постановление ОСО «за отсутствием состава преступления».

Кому-то это может показаться не совсем уместным, но я все же задал Семену Яковлевичу деликатный вопрос о материальной компенсации за все, что было совершено с ним.

— В справке было указано, что я могу обратиться по последнему месту работы, где обязаны выплатить среднюю заработную плату за два месяца. Вот и понимай как хочешь, куда именно: то ли к тем, кто меня за границу посылал, то ли в управление исправительно-трудовых лагерей, то ли на шахту в Караганду? Если в Центр, то я даже не представлял, какое у меня было денежное содержание как разведчика-нелегала. Нам ведь тогда накрепко внушили, что советские разведчики работают не за деньги, а за идею. Короче, за все про все перевели мне сто двадцать рублей, по-нынешнему двенадцать, за что я сказал спасибо. Не знаю только кому. Правда, позднее мне установили персональную пенсию местного значения в размере шестидесяти рублей...

После этого правление колхоза тоже кое в чем пошло навстречу: выделило участок для дома, разрешило брать бутовый камень из карьера. А из Черновицкого гарнизона прислали несколько машин со стройматериалами и солдат-строителей. Да, не зря тогда, в Риге, Батов сказал при расставании: «Не унывай, Семен, с крышей что-нибудь придумаем».

Не сразу, но нашли-таки ветерана-интернационалиста и заслуженные награды. Среди многих советских наград, среди которых орден Отечественной войны, с гордостью носит он итальянскую медаль имени Гарибальди, польскую «За нашу и вашу свободу», памятную медаль «Участник национально-революционной войны в Испании 1936—1939 г.г.». Приняли его и в ряды КПСС, но без восстановления прежнего партийного стажа: секретарь обкома убедил, что так будет проще. Однако Семен Яковлевич продолжает добиваться, чтобы в партийном билете стояло: «1932 год».

...Конечно, возраст дает себя знать: в феврале Семену Яковлевичу исполнилось 84 года. Но он еще бодр и по-молодому подтянут, этот высокий седой человек с необычайной судьбой, живущий теперь в областном центре городе Черновцы.

При расставании я решился задать ему мучивший меня вопрос:

— Что помогло вам все выдержать, не сдаться?

И вот что я услышал в ответ:

— Я был и остаюсь коммунистом.

Сергей Демкин с. Клишковцы — София — г. Черновцы, 1 968— 1 989