Журнал «Вокруг Света» № 11 за 2004 год
Шрифт:
В конце августа 1922 года Никифор Бегичев, отправившийся охотиться на оленей на восточный берег материка напротив острова Диксон, километрах в трех от полярной станции нашел труп человека. Очевидец этих событий, известный геолог Николай Урванцев позднее писал: «Останки представляли собой уже скелет, без кистей рук и ступней ног… В карманах фланелевой рубашки были найдены патроны к винтовке, коробка спичек, перочинный нож и маленькие ножницы. Документов не было. Около пояса лежали металлические часы карманного размера. На задней крышке гравировка по-английски: „Полярная экспедиция Циглера. Петеру Л. Тессему, корабельному плотнику судна „Америка“… На ремешке у пояса висели свисток и обручальное кольцо с гравировкой на внутренней стороне: «Паулина“. Ни лыж, ни винтовки поблизости не оказалось.
Погибший лежал навзничь на земле, но сразу под его ногами уже шел гладкий каменный склон. Руки были вытянуты вдоль тела, левая нога прямая, правая немного подогнута». Надо сказать, что за год до этого, осенью 1921-го, возглавляемые Бегичевым поиски двух пропавших норвежцев были прекращены.
На то, что у полярной станции похоронили именно Тессема, как будто указывали обнаруженные рядом с телом часы и обручальное кольцо. Ведь оба эти предмета принадлежали именно ему (Паулиной звали жену Тессема). Однако и кольцо, и часы были найдены не на теле, а рядом с ним. Поэтому появились предположения, что до Диксона добрался Кнутсен, а найденные при нем кольцо и часы он должен был передать родным погибшего ранее Тессема. В середине 1970-х годов после тщательного анализа архивных материалов выяснилось – стоянка у полуострова Михайлова не имеет никакого отношения к переходу Тессема и Кнутсена, что еще больше запутало эту давнюю историю. До сих пор неизвестно, кто из норвежцев похоронен под гранитным обелиском и где находится могила другого.
Стоя на берегу, мы пытались представить себе, как по этому обрывистому склону карабкался измученный, истощенный человек. Возможно, он даже видел огни полярной станции, добраться до которой ему не хватило немного сил и удачи.
Со стороны моря ветром нагнало липкий, влажный туман, начал накрапывать мелкий дождь, пора было поворачивать к заставе.
На следующий день мы отправились на остров. Тот же самый катер перевез нас через пролив, и мы оказались в островной части поселка, с которой, собственно, и начался Диксон. Так же как и на материке, здесь все пришло в упадок. Когда-то на острове стояла воинская часть ПВО, несколько лет назад военных отсюда вывели. Но, судя по всему, их поспешный уход больше напоминал бегство. Территория бывшей воинской части захламлена валяющимися в беспорядке бочками, строительным мусором, цистернами, вокруг стоят полусгнившие, местами обгоревшие убогие домишки.
Островной Диксон, словно отражение материкового, – тот же унылый пейзаж запустения, сменивший благополучные дни поселка. Кажется, что здесь давно позабыты все, и живые, и мертвые – местное заброшенное кладбище с повалившимися оградами и упавшими деревянными надгробиями, на которых уже не прочесть имена похороненных людей, выглядит сегодняшним символом этих мест.
На острове расположено одно из немногих все еще работающих предприятий Диксона – Управление по гидрометеорологии.
Мы зашли к синоптикам и – словно попали в другой мир. Чистое, ухоженное здание, просторные кабинеты, на столах компьютеры, окна заставлены цветами. Диксонский метеоцентр – один из важнейших пунктов наблюдения за погодой. Когда-то здесь работали более тысячи человек, почти 40 метеостанций, разбросанных по всему арктическому побережью, занимались непрерывным сбором синоптических и гидрологических данных, ледовой разведкой. Этот тяжелый и опасный труд хорошо оплачивался. Что бы ни случилось, метеоцентр Диксона не закроют – без работы здешних метеорологов навигация в западном секторе Арктики невозможна, да и прогноз погоды по европейской части страны в отсутствие данных из этого региона будет крайне ненадежен. Сегодня Управление по гидрометеорологии переживает далеко не лучшие времена – коллектив сократился в несколько раз, осталось лишь 7 метеостанций, уже много лет штат не пополнялся выпускниками вузов. За мизерную зарплату здесь трудятся в основном люди пенсионного возраста, но и они предполагают остаться на Таймыре еще лишь на год– два, многие уже отправили свои семьи на Большую землю.
На УАЗике одного из метеорологов мы возвращаемся к причалу, заодно осматривая местные достопримечательности – заброшенное здание клуба, закрытую библиотеку, гостиницу. На крутых подъемах нос машины отчаянно задирается, мы въезжаем на главную улицу, приближаясь к памятнику погибшим на Диксоне во время войны морякам-североморцам…
Едва мы вернулись на заставу, прапорщик Плотян, сверкнув золотым зубом, сказал: «Собирайтесь, на рыбалку пойдем». Мы кинулись переодеваться, но оказалось, что наша поспешность напрасна. Мичман Рыжков, капитан пограничного катера, на котором мы должны были отправиться на рыбалку, заявил, что в такой туман он в море не выйдет. Час проходил за часом, а несговорчивый мичман не соглашался ни с какими аргументами Плотяна и вертолетчиков, которым не терпелось наловить
рыбы. Наконец, ближе к полуночи Рыжков сдался. Мы погрузили на катер сети, продуктовые концентраты и вышли в море. Спустя сорок минут судно оказалось в виду низменного берега, близ устья речки Лемберова. Рыжков на самых малых оборотах вел катер к суше, поставив на бак матроса, который постоянно промерял глубину метр-штоком. Наконец, метрах в двухстах от берега мичман застопорил мотор и приказал отдать якорь – предстояло пересесть на лодки. Их у нас было три – две резиновые надувные и одна алюминиевая. Тут выяснилось, что хорошо грести умеет только прапорщик. Он лихо управлялся с веслами и через несколько минут уже разгружался на берегу. У нас на веслах – штурманы обоих вертолетов Матвей Носков и Володя Дорошин. Уключины были давно сломаны, лодка вертелась во все стороны, и мы под смех и шутки кое-как добрались до берега. Нос лодки уткнулся в песчаный пляж, покрытый черной галькой, заваленный плавником – бревнами, ветками, сучьями, выброшенными штормами, выбеленными морем и ветром, изрядно потрепанными волнами. Пляж простирался далеко в обе стороны побережья, и повсюду лежали, словно скелеты каких-то гигантов, побелевшие стволы деревьев.Пока мы пытались добраться до берега, прапорщик успел поставить сети и уже вытащил четырех омулей. Метрах в трехстах от места нашей высадки, на берегу речки, виднелся балок – небольшой домик, его единственное подслеповатое оконце смотрело на море. Мы остановились в этом нехитром жилище, всю обстановку которого составляли двухъярусные нары, стол да печка-буржуйка. Летчики тотчас разожгли в очаге огонь, и внутри фанерной избушки мигом разлилось тепло. Матвей Носков и бортмеханик Сергей Зинчук, вооружившись спиннингами, отправились на речку ловить хариуса. На улице уже принялись разделывать пойманного прапорщиком омуля. Андрей Перминов, ловко орудуя ножом, потрошил и чистил (шкерил) трепыхающуюся рыбу. Ребята принесли с реки чистую воду, поставили на огонь чайник. Все они делали быстро, легко, словно играючи. Посыпались шутки, между делом завязался разговор. Работа у летчиков нелегкая – на старых, видавших виды машинах они в любое время года и порой в самую отвратительную погоду несут службу в небе Арктики. Однако ни от одного из них мы не услышали ни слова жалобы, напротив, летчики производили впечатление очень уверенных в себе, жизнерадостных, нашедших свое место в жизни людей.
Из пойманной рыбы Архипов приготовил «пятиминутку» – мелко нарезанного омуля залил уксусом, посолил, поперчил, добавил лук. Попадающуюся в рыбе икру ели сырой, лишь слегка присолив. Белое полотнище тумана застелило берег, слившись с лежащим кое-где снегом. Прапорщик предложил сходить на реку, посмотреть, как ловят хариуса. Путь через тундру трудноват – ноги частенько проваливались во влажный мох. Прапорщик шел легко, быстро, на ходу рассказывая о тундре, о своем житье-бытье, да еще и успевал собирать грибы. У одного из плесов мы встретили летчиков, на берегу – пяток выловленных ими рыб.
Прапорщик Плотян остался недоволен уловом и повел нас в более рыбные места. Солнце постоянно скрыто низкой серой облачностью и туманом. С высоких речных утесов открылась морская даль, объятая необычайной тишиной и покоем. Прапорщик привел нас к широкому перекату, успев по дороге набрать земляных червей. Рыбалка здесь и впрямь оказалась удачливее – уже через несколько минут на берегу, сверкая серебристыми боками, лежали великолепные красавцы-хариусы.
По возвращении в балок неутомимый прапорщик отправился к морю – там уже вынимали сети. Тут же рыбу разделывали, потрошили, мыли, солили крупной солью и рядами укладывали в пластиковые бочки. Вскоре в них лежало килограммов 200 омуля. После такой работы у всех разыгрался аппетит, пора было вернуться в балок и отведать «пятиминутки». Блюдо оказалось необыкновенно сытным, дополняла трапезу свежепосоленная икра, целый котелок которой переходил из рук в руки. Ночь давала о себе знать – кто-то начал клевать носом у стола, кто-то задремал в уголке.
На берегу из плавника разложили костер. У огня Рыжков положил коптиться пару рыбин. К утру заметно похолодало, туман унесло ветерком, небо прояснилось. Летчики хотели остаться здесь на целый день, но Рыжков стал пугать надвигающимся штормом, и мы засобирались в обратную дорогу.
Минуло трое суток с тех пор, как мы прибыли на Диксон. Наконец погода смилостивилась. Утром было холодно, ветрено, пасмурно, но без тумана, и оба вертолета, сделав прощальный круг над Диксоном, взяли курс на северо-восток, унося нас к мысу Депо. В воздухе нам предстояло пробыть около трех часов, сделать промежуточную остановку на погранзаставе Эклипс, а уже оттуда перелететь на побережье залива Миддендорфа, к конечной цели нашего путешествия.
Застава Эклипс – одна из самых труднодоступных точек нашей страны, связь с которой большую часть года поддерживается только по радио. На заставу с нами летел возвращавшийся из отпуска старший лейтенант Андрей Егоров. Ему тоже предстояло отправиться на мыс Депо – командование пограничников, опасаясь визитов в наш лагерь белых медведей, включило в состав экспедиции лейтенанта в качестве вооруженной охраны. На Эклипсе Егоров должен был забрать снаряжение и оружие.
Маршрут наших вертолетов был проложен над морем. Вскоре под нами появились первые плавучие льды. Эти ледяные поля были еще невелики, между ними видны обширные пространства открытой воды. Не прошло и часа, как мы покинули Диксон, а все вокруг заволокло туманом. Иллюминаторы словно залеплены ватой, с нашего борта 51 стал едва различим ведущий вертолет. Обе машины поднялись выше, пробив завесу тумана и облаков, за которыми теперь уже не разглядеть ни суши, ни моря.