Журнал «Вокруг Света» №12 за 1972 год
Шрифт:
24 марта этого года на главном проспекте города Мурманска начался традиционный праздник народов Севера, посвященный 50-летию образования Союза ССР. В нем участвовали представители Украины, Белоруссии, Эстонии, спортсмены из Польши, Венгрии, Чехословакии, Болгарии, ГДР, Швеции, Финляндии.
Заключительный аккорд праздника — оленьи бега. На этот раз командное первенство выиграли гонщики села Ловозеро, первые места в спринтерской гонке на 1600 метров заняли Алексей и Клавдия Терентьевы из села Краснощелье. Для нас же эти гонки явились началом другого праздника — знакомства с бытом коренных обитателей Севера — саамов.
...Вышли в пургу, в селе снег
Так началось наше путешествие в страну саамов.
В куваксе горит костер, еловые поленья сыплют искры и опадают синеватыми жаркими углями. сизый дым стелется над головами и, прихватывая за собой искры, уносит их в отверстие крыши. Там, наверху, дым сгущается в плотную пелену, так что чуть выше наших голов дышать уже нечем, но из-под брезента, которым обтянуты жерди куваксы, тянет свежим воздухом. Пахнет еловой смолой, жареной олениной. Под нами густой мех оленьих шкур на подстилке из еловых лап; тепло.
В куваксе оленевод живет в среднем две недели, потом приходит смена. Но случается, в пургу например, меняются реже. Такие жилища существуют здесь исстари, зимой их покрывали оленьими шкурами, летом берестой. И сохранились они, конкурируя с передвижными домиками, из-за легкости перевозки в тундре.
На березовых прутах мы жарим куски оленьего мяса, в большой закопченной кастрюле закипает суп. Пока пьем чай. Разговор, естественно, идет о том, какие вкусные вещи можно приготовить из языка или, скажем, печени оленя.
— А вот рога оленя, еще молодые...
— Их разве можно есть?
— Ну-у! Мягкие. В них кровь... Шерсть снаружи очищают и рога жарят.
Первым поспевает мясо. Большие куски не могут прожариться до конца, и мы по примеру хозяев срезаем с них верхнюю часть, остальное жарим дальше.
Один из хозяев заговорил по-саамски, но как-то удивительно, нараспев. Началась импровизация о гостях, о быстрых оленях.
В речитативе мелодия полностью зависит от текста. Для этого в нужных местах вставляют междометия «да», «да-да», «да-а-ла», «лей-е», «лей-е-да», «лей-е-е-да». Часто начинают новую фразу повторением предыдущей или ее части. И вот началось самое удивительное: вибратто — быстрое чередование двух тонов. Это нужно слышать. Певец увлекается, вибратто все более резкие и напряженные, акценты размашистее. Певец уже достигает такого напряжения, что вынужден остановиться, перед тем как начать новую волну нарастания. Кажется, он уже не утвердится на главном тоне, но нет... Минует пауза, и мелодия возникает вновь.
Саамы удивительно музыкальны. Мотивы песен большей частью определенны, ну а петь можно обо всем: старик поет нам, какую хорошую жизнь он прожил со своей старухой, старуха — о том, какой хороший человек ее старик...
Кончилась песня.
Костер постепенно догорал; легли там, где сидели. Гости мы были случайные, спальных мешков на всех не хватило.
— Совик-то надень, — посоветовал мне хозяин. — В совике и тоборках не замерзнешь.
Так мы и улеглись, большие меховые куклы. Действительно, было тепло.
Тоборки — зимняя обувь выше колен. Сверху тесемками они подвязываются к поясу, ниже колен перевязаны шерстяным шнуром. Голенища шьют из шкуры с ног оленей,
подошву — со лба оленя. На праздничной обуви по периметру узора в шов вшивают одну или несколько шерстяных лент разного цвета. Ленты больше яркие: красные, желтые, зеленые. Узоры геометрические, идут по линии шва, но есть врезки, напоминающие по форме рога оленя.Носят малицу. Шьется она в виде рубахи до колен мехом внутрь. Спереди глухая, с капюшоном, в рукава вшиты рукавицы. Верх из плотного черного материала. Малицу перевязывают широким ремнем с наборными медными украшениями. На ремне нож в тяжелых ножнах, брусок в кожаном футляре и деревянная продолговатая палочка, на которой при счете оленей зарубками отмечают десятки. В холодную погоду поверх надевают совик — та же малица, только мехом наружу, на ноги — тоборки, две-три пары. Получается тепло. Да и нельзя иначе в тундре.
В тундру выезжают целыми семьями, до восьми саней, и живут там с апреля до Нового года, кочуя со стадами оленей. Здесь уже начинается ожидание праздника. Из всего стада отбирают примерно штук двадцать оленей. Из этих двадцати только два-три могут оказаться оленями с «золотыми рогами», что бегут быстрее ветра. Только они могут стать вожаками гоночной упряжки. Отобранным оленям повязывают на шею красную повязку или колокольчик. Будущий успех в гонках зависит теперь от долгой и кропотливой тренировки; для гонок годятся только быки. Запрягают четырех быков, летом — по бездорожью — шесть. Запряжка веерная, и от длины упряжи зависит, как побегут олени: кучно или россыпью...
Я лежу в куваксе и вспоминаю, как они бежали на празднике.
...Уезжаем от саамов затемно. Под хмурым небом ночь странно играет с пространством: сплошной серый фон сгущается во влажные пятна, и получается расплывчатое подобие куста, дерева, зубцов леса. Вот облака расступились, и- показался вздрагивающий луч, а потом и круглое пятно. . Оно светится таким удивительным, мерцающим светом, что не остается никаких сомнений, что все небо затянуло золотистым шелком, и луна светит сквозь него. На очистившейся стороне небосвода опрокинулась на нас Большая Медведица, а прямо у горизонта вспыхнула Полярная звезда.
Ю. Холопов
Ртвели
Был конец сентября, солнце светило не так яростно, как в августе, но все же знойно, и на виноградниках крестьяне в белых панамах собирали последний виноград.
Я шел из деревни, чтобы попасть в другую, и не торопился, потому что на ртвели опоздать нельзя. Еще в XI веке дед царицы Тамары Давид Строитель справедливо сравнил этот грузинский праздник урожая с греческими торжествами в честь бога Дионисия.
Я шел и слышал пение, идущее ниоткуда. Во время сбора винограда в Грузии всегда поют. Люди из года в год собирают урожай и из года в год поют свои любимые песни. Пение так привычно, как привычны движения рук, срезающих гроздья, но сейчас уже слышалось и пение праздника.
Я знал, что впереди — там, куда я шел, — готов стол. Он громаден, на нем жареные молочные поросята и лобио, он весь в зелени и уставлен молодым шипящим мачари. Люди работали целый год, вино только что родилось и теперь должно исчезнуть — на радость всем, кто трудился.