Журнал «Вокруг Света» №12 за 1973 год
Шрифт:
Другой источник денег — мякоть кокосового ореха. Ее сушат и продают скупщикам в Маданге. Ради сохранности кокосовых пальм жители Бонгу добровольно отказались от домашних свиней, ведь прожорливые свиньи портят молодые всходы кокосов. Прежде свиней было много (по описаниям Миклухо-Маклая, они бегали за женщинами по деревне, как собаки). А теперь я увидел только одного поросенка, сидевшего под хижиной в клетке. Так новшества в экономике частично видоизменили традиционное хозяйство папуасов.
Но основные занятия остались теми же, что и прежде, — земледелие, охота, рыболовство. Рыбу ловят привычными дедовскими способами: сетью, острогой, вершами. Охотятся до сих пор с копьями и стрелами, с помощью собак. Правда, старина начинает отступать, куплены уже несколько
— А в любом месте можно разбить огород? — спрашиваем мы Кокала. Для нас, этнографов, этот вопрос очень важен.
И тут мы слышим то, чего не знал Миклухо-Маклай. Вся земля вокруг деревни поделена между кланами, из которых состоит население Бонгу. На земле клана, в свою очередь, выделены участки для семей, и хозяева могут устроить огород только на своем участке.
— За семьей навсегда закреплен один и тот же кусок земли?
— Да. От дедушки я слышал, что в его время были какие-то переделы участков внутри клана, но это было давно. И когда клан Гумбу переселился в Бонгу, забросив свою деревню Гумбу, он совсем не получил земли на новом месте, его огороды остались на прежних местах.
Возвращаясь в деревню, мы натолкнулись в зарослях на двух девушек в ярких платьях, которые железными тесаками рубили сухие деревца на дрова (тут все по Миклухо-Маклаю: этой работой мужчины не утруждали себя и в его времена).
— Заготовлять дрова можно только на своем участке или далеко в лесу, — заметил Кокал.
Вокруг деревни нет ни одного дерева, которое никому бы не принадлежало, и, поднимая с земли упавший кокосовый орех, вы посягаете на чужую собственность.
Казалось бы, с появлением денег древняя коллективная форма собственности должна исчезнуть. Но в жизни не всегда случается то, что должно быть в теории. Вот вам пример: стадо коров, приносящее доллары, принадлежит всей деревне! Деревня сообща владеет и большим участком, засаженным кокосовыми пальмами. Деревенский сход решает, как распорядиться вырученными за мясо или копру деньгами. Однако человек, который нанимается работать на плантации к австралийцам, остается полноправным хозяином своего заработка.
...Приход «Дмитрия Менделеева» послужил поводом для генеральной репетиции перед большим празднеством. Через десять дней в Бонгу должны были сойтись на многолюдное торжество гости из всех деревень округи. И хотя праздник собирались провести, в общем, так, как принято в этих местах, по замыслу он был необычен. Папуасы готовились отметить юбилей Миклухо-Маклая! (Как нам сказали, идею подал учитель, а население Берега Маклая горячо поддержало ее.) К сожалению, мы не могли остаться на праздник: корабль принадлежит океанологам, а их работа требовала продолжать рейс. И тогда папуасы согласились показать нам те выступления, которые они приберегли для юбилейных дней.
...Сначала была исполнена пантомима — первое появление Маклая в деревне. Три папуаса целились из луков в человека, который поднимался по тропке от берега к деревне. Воины одеты были в старинные набедренные повязки из луба, над замысловатыми головными уборами колыхались яркие перья птиц. Маклай, напротив, был сугубо современен: шорты, серая рубашка. Что поделать, наш капитан М. В. Соболевский не мог предположить заранее, что его попросят участвовать в папуасской пантомиме... Воины не желали допускать Маклая в деревню. Стрелы угрожающе дрожали на туго натянутых тетивах. Мгновение — и чужестранец умрет. Но зрители улыбаются. Было видно, что вооруженные воины сами боятся человека, спокойно идущего навстречу. Они пятятся, спотыкаются, падают, увлекая на землю друг друга... А сто лет назад это была совсем не игра.
Показали нам и старинные танцы. Старинные? И да и нет: кроме них, в Бонгу пока ничего другого не танцуют. Убранство танцоров не изменилось — та же темно-оранжевая лубяная повязка на бедрах, те же украшения. Прошлое еще очень близко и дорого жителям Бонгу. Папуасы не только помнят танцевальные наряды дедов и прадедов (это
было нетрудно проверить по рисункам Миклухо-Маклая), но и любуются ими. Наиболее оригинальное среди папуасских украшений формой напоминает гантель. Гантель из раковин висит на груди, но во время танца ее обычно держат зубами — так требуют древние каноны красоты. Над головами танцоров развеваются птичьи перья и стебли какой-то травы. Целые букеты из растений и цветов засунуты за набедренную повязку у спины, благодаря чему танцор приятен для обзора со всех сторон. Танцоры сами поют и стучат в барабаны-окамы, выполняя, так сказать, обязанности и хора, и оркестра.В Бонгу курят и мужчины, и женщины. Советские сигареты имели у папуасов большой успех. И вдруг начальник нашего отряда Д. Д. Тумаркин обнаружил, что наш запас сигарет иссяк. Катер только что отошел, увозя приглашенных на прием к начальнику экспедиции танцоров и уважаемых людей деревни. Значит, в ближайшие часы связи с «Дмитрием Менделеевым» не будет...
— Сплаваем за сигаретами на папуасском каноэ? — предложил я. — Все равно нужно ознакомиться с местной лодкой.
Тумаркин запротестовал:
— А если каноэ перевернется? Здесь акулы! — Но вскоре сдался, не уверенный, впрочем, что поступает правильно.
Папуасские каноэ длинным рядом лежат на берегу. Их в деревне штук двадцать. У Кокала своей лодки нет, и он отправился за разрешением взять каноэ у своего дяди, местного пастора. Вскоре он возвратился с веслом, мы снесли лодку к воде и отчалили от берега, Узкая лодка выдолблена из цельного древесного ствола. Прикрепленная к ней на расстоянии около метра толстая жердь-балансир придает лодке устойчивость. Над лодкой почти до самой жерди тянется широкий помост, на который Кокал и усадил нас двоих и своего приятеля.
Все каноэ папуасов Бонгу устроены по древнему образцу. Но несколько лет назад произошел гигантский скачок через эпохи: первобытный водный транспорт общины обогатился судном двадцатого века. Несколько прибрежных деревень, Бонгу в том числе, сообща приобрели катер и стали содержать моториста-папуаса; на этом катере отвозят копру в Маданг.
Мы пришвартовали каноэ к трапу «Дмитрия Менделеева». Кокал ни разу не бывал на борту такого большого корабля. Но неожиданно оказалось, что он жаждет увидеть на советском судне прежде всего своих односельчан. Тех самых, с которыми может и так общаться каждый день. Все остальное — корабль, компьютеры, радары и т. д. — интересует его куда меньше. Мы поднялись в конференц-зал. Здесь за столом с угощениями чинно сидели танцоры и самые уважаемые люди деревни. Украшения из раковин, кабаньих клыков, цветов и птичьих перьев несколько неправдоподобно смотрелись на фоне застекленных полок с Большой Советской Энциклопедией. Кокал, однако, вовсе не мечтал присоединиться к элите Бонгу. Нет, он желал лишь быть замеченным. Он удобно расселся на кожаном диванчике напротив распахнутой двери конференц-зала, с независимым видом поглядывая по сторонам, словно привык именно так проводить воскресный досуг. Он рассчитал безошибочно. Его увидели, и на лицах уважаемых людей выразилось изумление. Глава деревенского совета, Каму, даже вышел в коридор и что-то спросил: видимо, как очутился Кокал на корабле. Кокал небрежно показал на нас и вновь развалился на диванчике.
Не знаю, сколько времени он мог бы так просидеть. Мы уже запаслись сигаретами, а Кокал все не желал уходить. Увести его удалось лишь после того, как он был представлен начальнику экспедиции и обменялся с ним рукопожатием.
Этот незначительный эпизод указал нам на первые трещины в былой социальной структуре деревни. Сто лет назад юноша не осмелился бы без разрешения появиться среди старших. Ах эти новые времена... Люди начинают находить опору для утверждения собственной личности вне привычных норм деревенской жизни. Для одних эта опора — деньги, заработанные на стороне. Другим же, как, например, Кокалу, смелость уравнять себя со старейшинами дает образование. И все же волнение, с каким Кокал демонстрировал себя влиятельным односельчанам, говорит о силе былых взаимоотношений в папуасской деревне.