Журнал «Вокруг Света» №12 за 1977 год

«Боже! Это возвращается Эйде. Их нет никого в живых», — мелькнула мысль. О Хоу я уже не думал. Я думал о Джуди, и сердце сжималось.

...Нас встречало человек шесть, и первым, кого я узнал, был Эйде. Я был уверен, что из наших никого уже нет в живых.

Капитан радостно улыбался и хлопал меня по плечу. Потом вытащил кого-то вперед — и в следующий момент в моих объятиях смеялась и плакала... Джуди.

И когда я наконец взглянул на нее, то увидел, что она здорова и выглядит неплохо.

— Я думала, что никогда больше не увижу тебя, — сквозь слезы радости проговорила она. — А тут вдруг появляется капитан Эйде и сообщает, что ты жив. О, Дункан, мне не хотелось жить без тебя!

Я крепко прижимал ее к себе.

— А как остальные? С ними все в порядке?

— Да, да, с ними все в порядке. Кроме Уолтера.

— Уолтера? Что ты этим хочешь сказать?

— Прошло два дня, как вы ушли, — помрачнев, ответила Джуди, — всего каких-то два дня — и на льду вокруг нашего айсберга появилось множество пингвинов. Наверное, мигрировали. Мы набили их за один день сотни две, а то и больше, за другой тоже. Теперь еды у нас было вдоволь. Мы вам сигналили, но вы ничего не замечали. Тогда вслед за вами отправился Уолтер — ночью, никому ничего не сказав. Мы утром видели, как он шел по вашим следам. Эйде говорит, что он вас так и не нашел?

— Нет.

Я был избавлен от печальной миссии. Хоу погиб, и мне не нужно было рассказывать ему о Герде.

— Здесь, милях в пяти от нас, открытое море, — продолжала Джуди.

Я все думал о Хоу, и поэтому до меня не сразу дошел смысл сказанного.

— Мы дрейфуем на север, лед ломается, и если поможет шторм, айсберг сможет прорваться через пак за каких-нибудь несколько дней.

Я повернулся к Эйде.

— Это правда? Неужели есть надежда, что айсберг вырвется?

— Не только надежда, — ответил Эйде. — Уверенность. Не пройдет и недели, как мы сможем спустить на воду шлюпки.

— А что потом? — спросил я.

— Потом мы разделимся. У нас четыре шлюпки. Четыре шанса найти помощь. Остальные должны остаться на айсберге. Уж одна-то из шлюпок дойдет наверняка.

Я повернулся и посмотрел на айсберг. Он выглядел довольно надежным, но кто знает, как он поведет себя в открытом море.

Приближалась зима. Начнется шторм за штормом. Есть ли шансы дойти на шлюпках? Эта мысль заставила меня содрогнуться. Я снова подумал о только что проделанном мной пути — о его бесполезности. Мы отправились в безумной надежде вернуться назад с продуктами, а прошло всего лишь два дня после нашего ухода, и на айсберге стало много мяса. Смерть Герды и Хоу была бессмысленной: все равно бы Эйде соединился с нами. Но тогда мы этого не знали. Как и теперь не знаем, заметит ли нас спасательное судно, если мы останемся на айсберге. И это незнание вынуждает нас предпринять последнюю попытку к спасению: пуститься в утлых шлюпках в плавание и добраться до острова Южная Георгия.

Я обнял Джуди за плечи и прижал к себе.

— Дай бог, чтобы судьба снова не сыграла с нами злую шутку.

Она быстро взглянула на меня, и я понял, что говорю вслух.

— Ты ведь думаешь, о Герде?

Я кивнул.

— Она была чудесным человеком. Но знаешь, без отца ей бы не было счастья. Уолтер не смог бы полностью заменить его.

Джуди посмотрела на меня и улыбнулась.

— Мне кажется, теперь у нас все складывается к лучшему.

Мы повернулись лицом к громадному ледяному замку. За льдом виднелись черные облака, какие бывают только над открытым морем. А дальше — Южная Георгия. Кто-то запел. Это была норвежская песня, и в ней говорилось о возвращении домой. Мгновение — и ее подхватили остальные, сани скользили под хор мужских голосов. И песня эта выражала надежду на скорую встречу с родным домом. В ушах у меня звучали слова Джуди:

— Мне кажется, теперь у нас все складывается к лучшему.

Сокращенный перевод с английского В. Калинкина

Очень симпатичный птерозавр

Место и время, когда я увидел первого в своей жизни пеликана, можно определить весьма точно. Это было в детстве при посещении зоопарка. Грустная и нелепая, как мне тогда представилось, птица шлепала враскачку вдоль берега водоема, сильно напоминая походкой моряка, только что сошедшего с вернувшегося в порт судна. Порой птица расправляла огромные крылья и, тяжело набирая скорость, пыталась взлететь — примерно так же, видимо, пробовали подниматься в воздух ранние неуклюжие самолеты «тяжелее воздуха» на заре воздухоплавания. Птицу роднило с «этажерками» многое: например, не верилось, что у бедняги тоже что-то получится.

...Недалеко от берега по воде плавали еще несколько пеликанов: неуклюжесть их куда-то пропала. Птицы держались с изрядной грациозностью и, сытые, были исполнены величественной лени и неги. Изредка они раздували свои знаменитые мешки. Наверное, у пеликанов имелись для этого веские скрытые причины, но публика с убеждением полагала, что делалось это ради нее: какой, скажите на милость, толк от пеликана, если даже мешка не видно? В мешке — вся экзотика...

Парящий пеликан — зрелище особого рода, доступное далеко не каждому: селится эта птица подальше от людей в жарких и теплых краях, на берегах морей и озер. И уж никакому случайному наблюдателю не придет в голову назвать ее «нелепой». Скорее — грозной... Скорее — гордой... Скорее — «функционально совершенной». Приглядимся: длинный хищный клюв, распластанные мощные крылья, вытянутая гибкая шея, зоркие глаза. Добавим еще, что питается пеликан исключительно рыбой, бросаясь на нее с лету. Какая возникает картина? Да это же... вымерший давным-давно птерозавр! Только следует признать, что наш «птерозавр» весьма симпатичный: никаких устрашающих зубов, никаких цепких когтей, ни каких перепончатых крыльев, наоборот, тело покрыто благородным оперением, а окраска его... Впрочем, к окраске мы еще вернемся.

Встречаются пеликаны — кстати, одни из самых больших летающих птиц на Земле — во всех частях света, исключая Антарктиду. Был бы теплый климат, да водная гладь, да рыбы побольше, а уж пеликан не заставит себя ждать. Восемь видов «птерозавров» отряда веслоногих живут на нашей планете. Мы же остановимся на двух — на коричневом пеликане, который интересен главным образом тем, что местом жительства выбрал океанические заливы, и для контраста — на белом — обитателе пресноводных озер.

Что же такое пеликан? Странная постановка вопроса, не правда ли? Из любой энциклопедии можно узнать, что пеликан — это не пресмыкающееся и не насекомое, а птица, как уже сказано, из отряда веслоногих, питающаяся рыбой, хорошо плавающая, но не способная нырять, обладающая объемистым глоточным мешком... Стоп, для начала, пожалуй, достаточно.

Разберемся прежде всего с мешком. Именно это чашеобразное в растянутом виде приспособление и дало пеликану имя. Чаша по-гречески «пелекс». Конечно, для характеристики птицы можно было бы воспользоваться иными отличительными деталями — например, выразительным клювом или уникальными рыболовными способностями, но кто-то и когда-то в тумане древнегреческих времен остановился все-таки на «чаше». А уж от «пелекса» до «пеликана» совсем близко.

Мешком своим пеликан орудует, как сачком, когда охотится за рыбой. В глубину раздутый «сачок» достигает 30—40 сантиметров, а вмещает до десяти литров воды — целое ведро! Но охотничьими функциями предназначение мешка не исчерпывается. Вибрируя особыми связками своей, «кошелки», пеликан, если ему жарко, заставляет язык мелко трепетать, что вызывает интенсивное испарение на внутренних стенках мешка, а это для охлаждения клюва энергетически более выгодно, чем учащенное дыхание. Что-то роднит здесь пеликана с далеко не родственной ему собакой, которая в жару тоже вовсю «работает» языком, охлаждая пасть. Наконец, не последнюю роль играет глоточный мешок в семейной жизни. Вернувшись домой после долгого отсутствия, отец пеликаньего семейства раздувает свое великолепное украшение и торжественно покачивает им из стороны в сторону: «Смотрите, это я, ваш папа, я совсем не изменился, даже стал еще краше, чем прежде». После такого нехитрого представления даже самая строгая мама-пеликан размякнет, перестанет дуться и радостно встретит супруга.

Энциклопедии утверждают, что пеликаны «не могут нырять». А как же они тогда ловят рыбу?..

Пеликаны действительно никуда не годные ныряльщики: им мешают пневматичность костей и воздушные мешки под кожей. Возжелай пеликан, плавая по воде, вдруг окунуться — ничего у бедняги не получится: вытолкнет его на поверхность как пробку. С другой стороны, пеликан — прекрасный летун: при размахе крыльев в два — два с половиной метра птица весит не более 10—12 килограммов, кстати, благодаря той же самой «пневматичности». Словно планер, пеликан может подолгу парить в восходящих потоках воздуха, поднимаясь на высоту до двух с половиной километров, и при этом почти не тратит усилий на взмахивание крыльями. А уж если начнет махать оными, то запросто разовьет скорость 50 километров в час. (Кое-кто из исследователей уверяет, что рекорд пеликаньей скорости — 94,5 километра в час, но здесь лучше усомниться.) И все-таки, вопреки солидным источникам, пеликан ныряет. Да еще как! Потому что планер наш не простой, а... пикирующий.