Журнал «Вокруг Света» №12 за 1990 год

—В конце концов, это мой глаз,— безумствовал Сергей.— И я готов поставить его на кон. Почему кто-то решает за меня?

Он даже признался мне, что готов в отчаянии тайно уйти из лагеря и сделать попытку восхождения в одиночку. Конечно, это был минутный порыв. Я уверен„ что альпинистская, этика никогда бы не позволила Сергею решиться на подобный шаг. Но в тот момент иного выхода он для себя не видел...

Нервное напряжение достигло в эти дни критической точки. Уже два месяца мы были вдали от дома, причем фактически без обратной связи. То есть мы регулярно давали сведения о ходе экспедиции, а в ответ единственная скудная пачка писем, доставленная англичанином, да несколько поздравлений с днями рождений, переданных по рации,— вот и все, что просочилось на Канченджангу с Родины. Все практически были впервые в такой длительной экспедиции. За два месяца люди обычно успевают и на гору сходить, и отпраздновать это событие. Здесь же только начиналась самая ответственная фаза.

— Мне уже за сотню. Я старый, больной человек,— грустно пошутил Мысловский на встрече непальского Нового года, который, как почти все в этой стране, не похож на то, к чему мы привыкли. По местному календарю здесь 13 апреля наступил 2046 год.

И хотя сказано это было в палатке Рая, где мы поздравляли наших непальских друзей, в разгар веселой беседы, мне кажется, я понял грустный ход мыслей руководителя. Его очень огорчала атмосфера соперничества, возникающая в команде. До траверса, последовательного прохождения всех четырех вершин Канченджанги, главной цели экспедиции, было еще шагать и шагать, а его отряд уже рассыпался на отдельно атакующих бойцов.

Новый год есть Новый год, и первый подарок боги Канченджанги, заменившие здесь Деда Мороза, сделали четверке Бершова. Они просто взяли и прикрутили небесный ветряной кран. И когда вечером 14 апреля Сергей вышел на связь из 5-го лагеря, его голос был радостен и прозрачен.

— Все хорошо,— скороговоркой выпалил он,— все чувствуют себя тоже хорошо. Завтра попытаемся найти путь к Южной вершине.

На следующее утро они вышли из палатки в 8.30 утра, поставив подачу кислорода — 1,5 литра в минуту. И только тот, кто работал впереди, увеличивал поток до двух литров. Над ними возвышались разрушенные серые скалы 4—5-й категории сложности. В их лабиринте и предстояло найти проход и провесить веревку.

Шли очень осторожно, поглядывая наверх — сверху по кулуарам летели камни, да и самим легко было нечаянно сбросить камень ногой или веревкой на идущего сзади. Ветер хоть и улегся, но временами упругий поток был такой силы, что на него можно было опираться.

В одном месте Туркевич вдруг почувствовал, что не может идти. Все было так же, как несколько минут назад, дыхание оставалось на грани, но ноги не шли. Только через несколько минут он догадался взглянуть на кислородный редуктор — тот стоял на нуле. Очевидно, где-то случайно задел о камень, и произошла утечка. Они прошли чуть левее гребня, за которым угадывались гладкие бастионы восточного ребра. Скалы — удивительное дело — были теплыми. Туркевич часто даже снимал перчатки, правда, потом долго отогревал руки. Было ясно, что маршрутом этим еще никто и никогда не ходил — им не встретилось по дороге ни одного следа предыдущих восхождений. И только перед самой вершиной, уйдя влево на снежную полку, они наткнулись на желтую веревку, оставленную японцами.

В 14.40 они стояли на Южной вершине. Вернее, чуть ниже нее, потому что верхняя точка горы была размером с письменный стол. Они готовы были пробыть здесь очень долго, но вытерпели всего полчаса — было морозно и ветрено. От курка кинокамеры через несколько секунд начинали белеть пальцы. А порывы ветра заставляли время от времени цепляться за скалы.

Оставив на вершине пустой и полный кислородные баллоны и вымпела, Бершов, Туркевич, Пастух и Хайбулин начали спуск в базу.

Но настоящий сюрприз в тот день преподнесла группа Хрищатого. Она вышла из базового лагеря наверх 13 апреля без руководителя — Валера все еще сильно кашлял, и доктор предписал ему подлечиться еще одну ночь внизу. Зато на следующее утро Хрищатый одним махом проскочил с 5500 м до 7200 м — высотного базового лагеря, где и нагнал группу.

На утреннюю связь 15 апреля они вышли уже с тропы.

— Да мы тут уже идем потихоньку,— невинным голосом объявляет Валера в 8.00.— Взяли по два баллона кислорода. Сами идем без него.

— Во сколько же вышли? — интересуется Мысловский.

— Да позавтракали и вышли,— хитрит Хрищатый.

— Так во сколько? — ставит вопрос ребром руководитель.

— Часиков в шесть,— снова лукавит Хрищатый.

На самом деле они вышли в 4.30 утра. Когда самый мороз и звезды, кажется, лезут за шиворот холодными щупальцами.

Они все точно рассчитали — в 5-м лагере на центральной ветке оставались четыре баллона, заброшенные москвичами. Те восемь, которые несли они, должны были обеспечить достаточный запас для будущего траверса. Сделав грузовую ходку, то есть поработав на команду, они получали полное моральное право «сделать вершину» для себя.

Конечно, тренер недоволен своеволием ребят, но понимает, что их, почувствовавших запах победы, уже не остановить. Да и имеет ли он право делать это. Правда, характер у них... Но ведь в сборную подбирают не по характеру. Они сильные, очень сильные спортсмены и доказали это.

Лишь в 17.30 первая связка Хрищатый — Букреев вышла на вершину. Было очень холодно, и, не дожидаясь ленинградцев, которые брели вверх по гребню, они начали спуск. Дойти до 5-го лагеря в тот день они так и не сумели, заночевали в четвертом.

Это был очень длинный день: почти 16 часов работы без искусственного кислорода на высотах от 7200 до 8500 метров. И тоже первопрохождение — по данному маршруту на Среднюю вершину никто еще не ходил.

Альпинизм — коллективный вид деятельности, но подлинные мастера всегда стремятся к индивидуальным маршрутам, а следовательно, не жалуют массовок на Эльбрусе или Казбеке. Поэтому слово «альпиниада» носит в их устах оттенок определенного пренебрежения.

И стоило 24 человекам подняться еще в период подготовки траверса на вершины Канченджанги, как это словечко само собой всплыло в памяти и соскользнуло с языка. Ребята хватались за голову и причитали: «Ну что мы альпиниаду устроили. Девальвировали гору!»

Не понимали ничего и шерпы. На глазах у них рушились устои. Они привыкли к тому, что экспедиция выводит на вершину пару лидеров, устраивает им овацию, все дружно выпивают по этому поводу и, довольные содеянным, отправляются вниз.

— Мистер Василий,— аккуратно поинтересовался у меня На Темба, когда группа Виноградского спустилась с горы,— можно собираться домой?

И был разочарован, когда я в очередной раз разъяснил ему, что все члены команды отправляются вниз, в Тсерам, только на отдых. Попутно они решат, кому идти траверс четырехглавой горы. О планах экспедиции наш добрый сирдар знал с самого начала, но отказывался верить, что после достигнутого успеха нужно доказывать что-то еще.

Жизнь в базовом лагере шла своим чередом. И после штурма вершины самым радостным событием был день рождения повара. Хира-Тапа помел по сусекам и испек роскошный торт с шоколадным кремом, усыпанный орешками кешью, который и внес после ужина в столовую.

Наш повар обладал феноменальной вежливостью и столь же феноменальной способностью отвечать на все вопросы приблизительно. Чем часто скрывал свои скудные знания английского языка.

— Сколько же тебе стукнуло лет, Хира-Тапа? — спрашиваем мы, чрезвычайно обрадованные такому поводу.

— Стукнуло,— улыбаясь и качая головой из стороны в сторону, отвечает он.

— Сколько,— показываю я на пальцах,— тридцать, тридцать пять... сколько?

— Тридцать четыре или тридцать пять,— отвечает вздыхая он.