Журнал «Вокруг Света» №12 за 2002 год

Успех «Рено» FT-17 обеспечила прежде всего его выдающаяся конструкция, возможно, самая удачная в истории мирового танкостроения. Луи Рено придумал прекрасную компоновку, считающуюся классической и по сей день: двигатель, ведущее колесо и трансмиссия – сзади, в центре – боевое отделение с вращающейся башней, а впереди – отделение управления. К тому же «Рено» FT-17 был прост в изготовлении, эксплуатации и обслуживании. Забираться в танк и, что не менее важно, покидать его было очень удобно через большие носовой и кормовой люки, водитель имел хороший обзор, а стрелок без особого труда при помощи плечевых упоров вращал башню. Температура внутри танка также была вполне приемлемой. А еще «Рено» был единственным танком Первой мировой, способным разворачиваться на месте вокруг вертикальной оси. Его большое направляющее колесо, ось которого была вынесена вперед—вверх, позволяло танку вылезать из глубоких воронок. Небольшой танк был бронирован, почти как тяжелый: 16 мм – лоб, 6 мм – борт и 22 мм – башня, благодаря съемному «хвосту» преодолевал рвы до 2 м глубиной, рвал проволочные заграждения, забирался на подъемы до 45° и вообще отличался хорошей проходимостью.

Что касается немцев, то они дорого заплатили за свое пренебрежение к танкам. Германское командование слишком долго занималось «страусиной» политикой, не желая замечать очевидное. Охваченных «танкобоязнью» немецких пехотинцев так ободряли в пропагандистских листовках: «Танки – это нелепая фантазия и шарлатанство. Вскоре здоровая душа доброго немца успокаивается и он легко борется с глупой машиной…». Вот только «добрые немцы», проутюженные танками противника в своих окопах, придерживались на этот счет иного мнения и наверняка не единожды пожалели, что вместе с ними не было пропагандистов из теплых берлинских кабинетов. Впрочем, в деле организации противотанковой обороны немцы за 2 года достигли немалых успехов. Чтобы выжить, немецкой пехоте и артиллерии пришлось придумать комбинированные средства для остановки танков – пушки прямо из передовых окопов вели огонь прямой наводкой, а пехотинцы обстреливали их бронебойными пулями, стремясь попасть по смотровым щелям, самые же отчаянные забрасывали «чудовища» гранатами с близкого расстояния.

Но, наконец, даже немецкие генералы задумались о создании собственных танков. Правда, высшее командование, формально «дав добро» в конце 1916 года, тут же связало конструкторов по рукам и ногам, обязав их создать непременно универсальное шасси, пригодное для использования как для танков, так и для грузовиков на гусеничном ходу. Пытаясь скрестить «ужа и ежа», ряд немецких фирм весной 1917 года представили свои образцы на суд высокой комиссии. По итогам испытаний был выбран совместный проект фирм «Даймлер», «Бюссинг», «Бенц», NAG, «Опель», «Брасс унд Херштейнт» и австрийского отделения «Холт – Катерпиллер». Детище столь многочисленных родителей получило название A7V. В процессе испытаний было выявлено множество недостатков, так что первый серийный A7V был готов только к октябрю 1917-го.

До сентября 1918 года удалось собрать только 20 таких машин, так что никакого серьезного боевого значения немецкие танки не имели, да и не могли иметь. Судите сами: Франция за годы войны выпустила 3 977 танков всех типов, Англия – 2 905. После окончания Первой мировой немецкий генерал Цвель с некоторым преувеличением, но по сути верно скажет: «Не гений маршала Фоша победил нас, а генерал Танк».

Ходовая часть A7V была выполнена по типу трактора «Холт», массивный броневой корпус устанавливался на прямоугольной коробчатой раме, а в движение этого монстра приводили два 100-сильных карбюраторных двигателя «Даймлер». В конструкции танка был применен ряд действительно оригинальных технических решений, но в результате машина получилась тяжелой (30 т), неповоротливой, слабо проходимой, хотя и хорошо бронированной (лоб – 30 мм, борт – 20 мм, крыша – 15 мм). Такая толстая броня позволяла защитить экипаж не только от бронебойных пуль, но и от осколочно-фугасных снарядов легкой артиллерии. Экипаж танка был огромным – 18 человек и должен был обслуживать многочисленное вооружение: одну 57-мм пушку и пять 7,92-мм пулеметов. И пушку, и пулеметы обслуживали по два человека. Командир и механик-водитель располагались наверху в небольшой рубке. Управление было удобнее, чем у английских MK, но обзорность никуда не годилась – на расстоянии до 10 м вперед водитель ничего не видел. Два механика помогали ему понять, куда он едет, и одновременно следили за работой двигателей и за дорогой через лючки в бортах. Внутри танка стоял страшный грохот, так что механик и водитель были вынуждены постоянно перекрикиваться во время движения машины. То же самое делали и другие члены экипажа, но самым зычным голосом должен был обладать командир, которому для отдачи приказов требовалось перекричать всех.

Так что немецким танкистам было исключительно тяжело – 18 постоянно кричащих людей, мучимых адской жарой (до 60°С) и дымом внутри боевого отделения, пытались двигаться по пересеченной местности на танке, мало для этого приспособленном, да еще и под огнем противника. А надо сказать, что не попасть в A7V было трудно – его габаритные размеры были поистине огромными – длина 7 м 35 см, ширина 3 м и высота 3 м 30 см.

С окончанием войны никуда не делись, а, наоборот, встали во весь рост многочисленные вопросы: какие танки нужны? как их применять? как вооружать? как наладить взаимодействие с другими родами войск? Вопросов было множество, и поиск ответов на них затянулся на все последующие годы, вплоть до начала очередной мировой войны.

Англичане и французы, будучи лидерами мирового танкостроения, в течение 10 лет не могли определиться с направлением развития своих танковых сил. Высшие офицеры британского Генштаба, считавшие необходимым разделение танков, как и во время Первой мировой войны, на пехотные и кавалерийские (тяжелые и средние), действующие в составе больших смешанных соединений, оппонировали так называемой «школе механизаторов», ядро которой составляли полковник Фуллер, генерал Эллис, полковник Мартель и капитан Лиддел Гарт, будущий знаменитый военный историк. «Механизаторы» настаивали на создании бронетанковых армий, имеющих на вооружении основной боевой тип танка, способный заменить тяжелые и средние, легкие танки, разведывательные, а также танкетки, бронетранспортеры и бронемашины для перевозки пехоты. Главным требованием к бронетехнике наряду с достаточным вооружением и бронированием Фуллер и его единомышленники считали большой запас хода, позволявший достичь не тактического, а крупного оперативного успеха.

В 1927 году полковнику Фуллеру удалось создать и получить под командование первую в мире танковую бригаду, в которой были механизированы все подразделения. Это было первое в мире практически полностью моторизованное подвижное соединение, где помимо легких и средних танков предусматривалась артиллерия на тракторной тяге, а также пехотинцы, саперы и связисты – на бронемашинах. Англичане могли упрочить свое лидерство в этой области на долгие годы, но уже в 1929 году Генштаб все-таки пересилил «механизаторов» – отдельная экспериментальная танковая бригада была расформирована. Фуллера уволили из армии с половинным жалованьем, а у остальных его товарищей возникла масса неприятностей. Впрочем, насладиться победой генштабистам не довелось – разразился мировой экономический кризис, больно ударивший и по Британской империи. На целых 5 лет английская армия вообще отказалась от закупок новой техники, а все танкостроительные программы были заморожены.

Во Франции по поводу танков подобные страсти не бушевали. Еще в 1920 году генералу Этьену, инспектору танковых сил, было категорически отказано в превращении их в самостоятельный род войск. Более того, все танковые части подчинили пехоте, а маршал Петэн, автор «Временного наставления по тактике крупных соединений», недвусмысленно декларировал, что «танки представляют собой… в некотором роде бронированную пехоту».

В споре различных точек зрения безоговорочную победу одержали «позиционные» маршалы и генералы. По их мнению, танки должны были быть только легкими – «танки сопровождения» и тяжелыми – «танки прорыва». Ни о какой мотопехоте или разведывательных танках не могло быть и речи. Отчаявшийся генерал Этьен, равно как и молодой капитан-танкист Шарль де Голль, напрасно писали статьи и докладные записки, доказывающие необходимость готовиться к маневренной войне. Вопрос был закрыт. Этот идейный застой жестоко аукнется Франции в 1940-м, но пока у заслуженных маршалов была масса времени для почивания на засыхающих лаврах триумфаторов прошедшей войны.

Побежденная же и униженная Германия из горького опыта Первой мировой сумела извлечь гораздо больше ценного, чем ее обидчики. Англичане и французы, расписавшие для Германии выплату репараций аж до 1970 года и запретившие ей согласно Версальскому договору иметь сколько-нибудь эффективную военную технику, включая танки, играли с огнем. Благодушие победителей помешало им разглядеть возрождение германской армии, готовившееся многими людьми долгое время. Втайне от англичан и французов немцы развернули опыты с танками в нейтральной Швеции, ничуть против этого не возражавшей, и в Советской России, с которой Германия подписала дружественный Рапалльский договор. Так, под Казанью в октябре 1926 года было решено создать советско-германскую танковую школу, получившую название «объект „Кама“. В ней обучались немецкие и советские танкисты, испытывались опытные германские танки „Гросстрактор“ и „Лейхтертрактор“ и работали конструкторы, инженеры и техники с обеих сторон. В Швеции по проекту немецкого конструктора Й. Фольмера был налажен выпуск легкого танка М.21, ставшего развитием проекта немецкого танка LK-II, который немцы не успели запустить в производство в конце Первой мировой. Именно там, на базе учебного батальона этих танков, майор Х. Гудериан провел осенью 1928 года учения по собственной программе. Будущий „отец немецких танков“, а тогда мало кому известный даже в Германии офицер остался очень доволен практическими занятиями. Они все больше подтверждали правоту идей Фуллера о маневренной войне и о танке как главном ее орудии. Можно смело утверждать, что в мире не было более горячего и одновременно более способного последователя идей Джона Фуллера, чем Хайнц Гудериан. Но майор не ограничивался пустыми восторгами – он денно и нощно, пробиваясь через глухое непонимание командования рейхсвера, через препоны и рогатки военной бюрократии, не желавшей ничего революционного, буквально из ничего строил бронетанковые силы Германии.

«Виккерс», получивший в ссср обозначение Т-26, был принят на вооружение в 1931 году. В Ленинграде, на заводе «Большевик», был налажен серийный выпуск этого танка, получившего в 1933-м цилиндрическую башню большого диаметра с размещенной в ней 45-мм пушкой и спаренным с ней пулеметом ДТ. С 1931 по 1941 год было выпущено более 11 000 таких машин, успевших повоевать буквально во всех военных конфликтах с участием СССР этого периода. Для начала 30-х годов танк был превосходным – он имел противопульную 13-мм броню, две башни, в которых размещались пулемет и 37-мм пушка, развивал скорость до 30 км/ч и имел запас хода 100 км.

Тем временем и Советская Россия отнюдь не сидела сложа руки. Поэкспериментировав в 20-х годах с созданием танков отечественной конструкции, оказавшихся не слишком удачными, советское руководство в начале 30-х годов решило сосредоточиться на возможно более массовом выпуске танков, сконструированных на Западе. И в этом решении не было ничего странного – талантливым советским танковым конструкторам просто неоткуда было взяться. Царская Россия не строила танков, а значит, и не существовало и основ школы отечественного танкостроения. Гражданская война с последовавшими голодом и разрухой также не способствовала появлению толковых инженеров и техников. Времени на то, чтобы ждать, когда они появятся, не было. Поэтому, как только в годы первой пятилетки заработали первые заводы, советское правительство сразу же подписало контракт с английской фирмой «Виккерс» на поставку 15 легких танков «Виккерс 6-тонный».