Журнал «Юность» №01/2020

Тогда она еще ела шикшу, жадно сгребая растопыренной кистью безвкусную ягоду, весело щелкающую под легким давлением зубов. Когда вертолет приземлился в первый раз, на самом краю обжитого цивилизованными людьми мира. Скученный вокруг рыбзавода поселок и импровизированный аэропорт с выщербленной посадочной площадкой, за ровной гранью которой начиналась тундра.

Точку ту от точки этой в пространстве отделяло чуть больше трех сотен километров, во времени – месяц, поправка, во времени – вечность. Еще поправка – во времени ту точку от этой не отделяло ничего. Чтобы что-то от чего-то отделить, эти что-то надо сначала сопоставить. Сопоставить не получалось, точка та и точка эта находились в двух разных мирах, которые не соприкасались. Там – смерти не было, здесь – смерть была всего лишь смертью. И с этим приходилось учиться жить, им, всем тем, кто не жевал с детства пресноватую юколу, не разваривал в котелке вяленое оленье мясо, тем, кто не пробовал пахучего лахтачье-го жира и не знал, что можно и нужно бить влет сытных осенних чаек. Им приходилось наполняться всем этим, набивать животы, головы и души плотной и осязаемой смертью.

Мария затушила остатки сигареты о подошву резинового сапога и бросила в кусты, хорошо, что никто не видел. Мусорить в дикой природе плохо, но таскать с собой полную окурков пачку она так и не привыкла. В этот раз они встали не очень удачно, от лагеря до реки – метров двести по густому ольшанику, который постепенно изводили на дрова. Сырая красновато-рыжая древесина разгоралась медленно, зато удачной закладки могло хватить на полночи, тогда как смолистый мелкий кедрач выходил за пару часов, и дежурному по печке приходилось вставать по шесть раз за ночь.

Мария спрятала руки в карманы, к середине сентября стало холоднее, и гнус пропал, но у воды еще встречались комариные стаи. Пластиковый пакет с грязным бельем мерно бил по ноге, и это было приятно. В отрыве от цивилизации почему-то начинаешь особенно тепло относиться ко всему ненатуральному. Недаром рассказывают о том, как после полугода вахты буровики чуть ли не целуют асфальт. Земля под ногами сменилась грубоокатанной речной галькой, Мария пнула камень, так что он откатился и плюхнулся в воду.

– Стираться собралась? – Леня-вездеходчик размеренно тянул из воды очередного хариуса, сматывая леску.

Ему как-то удавалось успешно рыбачить без спиннинга – леска, блесна, крючок и все. Никто в партии не смог повторить это фокус, даже Вова, который все свое детство зарабатывал браконьеркой.

Мария молча кивнула.

– Иди вниз по течению, и лучше на другую сторону, иначе мешать будешь.

– Хорошо. Как улов?

– Неплохо. – Леня мотнул головой, рядом с ним на земле бился десяток хариусов, насаженных на длинный свернутый кольцом прут, второй такой же был пока развернут, на нем вяло трепыхалась одна крупная рыбина.

– Там Вова еще.

Мария повернулась, выше по течению на крутом берегу Вова в солнцезащитных очках вглядывался в реку. Резкий наклон вперед, и крюк живодерки вошел в воду. Вова подтащил к берегу крупного кижуча, крюк пробил рыбе брюхо насквозь двумя из трех острых концов. Распрямился, помахал рукой, снял кижуча с крюка и отбросил, чуть не попав в лежащий на земле СКС. Девять патронов, десятый – в стволе. Вова тихо выругался и кинулся поднимать рыбину, пока та не намочила карабин.

– Опять икра будет, – Мария вздохнула, – и опять она стухнет.

– Не будет, он только самцов ловит.

– Прикольно, и как это у него получается?

Леня коротко качнул плечом и в очередной раз закинул леску. Мария неторопливо раскатала резиновые сапоги и перешла речку, холод от воды проник и сквозь портянки, и сквозь шерстяные носки почти сразу, в тундре стремительно наступала зима.

Мария вытряхнула из мешка вещи, с трудом отодрала мыло от прилипшего пакета, надо было все-таки купить мыльницу, и принялась за стирку. Пальцы быстро сводило в ледяной воде, приходилось время от времени прерываться, согревая ладони о внутреннюю сторону бедер, делать паузы на перекур и просто передых. И все же, несмотря на холод, размеренный процесс увлекал, она начала напевать себе под нос, песню за песней, запинаясь и пропуская строчки и целые куплеты. Современные способы получения информации расхолаживают, мгновенный доступ в любой момент времени, кратковременная память постепенно слабнет, а долговременная просто ставит запись на паузу. Так и остаешься один на один с песнями своего детства, да и те приходится собирать по кусочкам, неделями страдая от неспособности вспомнить одну строчку, и никакого «Окей, Google». Вакуум. Зато можно петь без слов, выводить себе под нос бесконечное «м-м-м-м-м-м-м». Почти мантры, шаманские напевы, которые испокон веков слышит эта земля. М-м-м-м-м-м-м, мелодично шумит водяной поток, м-м-м-м-м-м-м, ветер проходится по ольховым кронам, м-м-м-м-м-м-м, кричат высоко над головой перелетные птицы, покидая этот край, пускаясь в бегство от наступающих холодов, совсем скоро эти долины занесет трехметровым снежным покровом, скрадывающим неровности рельефа, сглаживающим тундру в бесконечное ровное полотно. М-м-м-м-м-м-м. Хруст мелкого камня под тяжестью шагов. Под большой тяжестью. Не человеческой. Медвежьей.

Мария подняла голову от воды. На другой стороне реки стоял медведь, крупнее того, с которого содрали шкуру две недели назад, ходил по лагерю, пришлось убить. Не просто крупнее, этот медведь был огромным. И он перекрывал вход в лагерь. И парней на берегу не было. Ни Лени с леской и двумя связками хариусов, ни Вовы с живодеркой и карабином. Девять патронов, десятый – в стволе. Их не было.

До лагеря метров сто, но кричать опасно. Мария медленно выпрямилась. Медведь видел ее, он смотрел прямо на нее. Безучастная морда ничего не выражала. Кричать опасно, бежать тоже. Мария сделала шаг назад, медведь двинулся навстречу, вступая в реку. Двинулся молча, медведи никогда не проявляют особых эмоций, не щерят зубы и не рычат, никак не предупреждают об атаке. Может, он и не будет бросаться на нее, может, его ведет одно любопытство. У медведей нет повадок, они индивидуальны, они непредсказуемы. Расстояние сокращалось, Мария пятилась, пока не уперлась в кедрачовую стену, ограничивающую пойму реки. Надо было решать. Срочно. Бежать или?.. Бежать. До медведя оставалось меньше десяти метров, Мария развернулась и полезла вверх, прямо в остро пахнущую хвоей кущу. Она карабкалась вперед, подтягиваясь на руках, спотыкаясь и соскальзывая, мажась в густой смоле и снова соскальзывая. Медведь ломился за ней, или не ломился. Громкий треск раздвигаемых веток и тяжелый тошнотный запах могли ей только чудиться. Но она не останавливалась, не замедляла бег, хотя какой там бег. Средняя скорость прохода через кедрач по прямой – полтора километра в час, а она карабкалась круто вверх, но она карабкалась от медведя.

Надо было закричать, позвать на помощь. Так и так зверь уже погнался. Но это не пришло ей в голову тогда, она подумала об этом только сейчас. Мария ломилась через кедрач около получаса, может, больше. В какой момент отстал медведь – непонятно, как и непонятно, бежал ли он за ней вообще. Паника – нормальная реакция на стресс. Паника отключает голову, путает мысли и воспоминания. Вся погоня смешалась в невнятную кашу, как будто в ее голову засунули миксер и зажали кнопочку «турбо» на пару секунд. Сильная головная боль это подтверждала, в последний раз так голова болела очень давно, в старших классах, и Мария успела забыть, что бывает так хреново. Но даже это было мелочью, наименьшей из ее проблем. Она понятия не имела, где находится.

Русло реки в этом месте было совсем узким, с одной стороны – крутая скальная стенка, с другой – осыпушка, коронованная кедрачом. Именно из него Мария вывалилась совсем недавно, чуть не скатившись вниз кубарем. А может, лучше бы и скатилась, свернула бы шею и не мучилась. Тьфу, какая же дрянь лезет в голову. Время – 16:35, доисторический но-киевский кирпич, купленный с рук специально для поля, был заряжен на полную. Без толку. Здесь нет связи. И людей нет, только десять человек ее отряда, еще пятеро работают на прибрежке вместе с вездеходом и двое на базе, до которой около сотни километров. Ее будут искать, наверняка уже ищут. Так, что же делать? Можно остаться на месте, голод ей не грозит, будет глодать кедрачовые шишки и ягоду, уж теперь-то ей и шикша станет полезна. Мария сморщила лицо, сжала зубы в странной гримасе, хотелось то ли заорать во все горло, то ли расплакаться. Поорать она уже успела, долго и со вкусом. Ау, уа, спасите, пожар, помогите и многое другое. Она кричала, пока не поняла, что ответа не будет и услышит ее разве что еще один медведь. Так, стоп. Варианты. Остаться на месте. Еще можно попробовать вернуться, примерное направление она помнит.

Вариант вернуться отпал, на часах 17:40, она опять выбралась к реке, и опять не туда, еще одно узкое русло, почти неотличимое от предыдущего. Ноги и руки пульсировали, постепенно тяжелея, если она постоит еще чуть-чуть или, не дай бог, сядет, встать ей больше не удастся. Мария стряхнула с энцефалитки шелуху от четвертой подряд шишки, сплюнула кожуру. От сладковатых орешков начинало подташнивать. А может, и от усталости или шока. Интересно, сейчас у нее шок?

Сообразив, что осталась одна, она испытала ужас. Вот прямо так, без преувеличения, настоящий ужас. Паническое состояние бегства только-только отпустило, и мутная пленка сползла с сознания, обнажая весь скопившийся страх. Прооравшись, она немного успокоилась, но ее тут же догнало осознание того, что крики могли привлечь медведя, и накатила вторая волна. Чуть погодя Мария успокоилась снова и начала судорожно думать, что делать дальше. После – тяжелый подъем и спуск, физическая нагрузка на время приглушила и эмоции, и мысли, плюс ее тащила вперед надежда, почти уверенность, что вот-вот впереди появится знакомый берег. Теперь же стало окончательно ясно, что она потерялась.

Нет, все же не шок. Мария сдвинула вниз каремат и села на осыпушку, распрямляя ноги. Легла на мелкие камни спиной, но почти сразу села обратно, от земли шел холод, ощутимый даже сквозь тонкий слой брезента, флиску и термобелье. Что же делать дальше? Идти вниз по течению, выходить на прибрежку в надежде столкнуться со вторым отрядом? Здесь все крупные водотоки рано или поздно впадают в одну реку… Если, конечно, она не перевалила через хребет. От бухты до базы всего двадцать километров. Но до бухты тоже еще надо дойти, они стояли в пятнадцати километрах, на одном из притоков, а она сейчас… Черт знает где. И не факт, что ее не сожрут по пути. Медведи. Их здесь уйма. Так. Может, остаться тут? Тоже не вариант, она понятия не имеет, где это самое тут находится. Или идти вниз по течению и надеяться на лучшее, или… Или можно попробовать выползти на возвышенность.