Журнал «Юность» №02/2023
Шрифт:
– Что вы имеете в виду?
– Мы думаем, что вахтер пошел прямо туда, – негромко произнес Ковалев.
Фомин с сомнением посмотрел на свечение.
– На кой ему туда лезть, – пожал плечами он. – Это же черт знает что… Может, это шаровая молния какая-нибудь? Я как-то передачу по радио слушал, там один академик про них рассказывал. Залетела через форточку и застряла в комнате.
– Товарищ капитан, на небе ни облачка, – покачал головой Шевцов. – Откуда молнии взяться?
– Точно, – хлопнул себя по лбу Фомин. – Совсем котелок не варит. А ты что думаешь, Женя?
Морозов не ответил.
Прищурив свои чуть раскосые светло-карие глаза, он неотрывно смотрел
– Лейтенант, ты тут? – повысил голос Фомин.
– Это мой шанс, – прошептал Морозов и, повернувшись к Фомину, громко произнес:
– Я проверю, что там.
Фомин недоверчиво наклонил голову.
– Очумел, что ли? – резко проговорил он. – Стой где стоишь. И не устраивай детский сад, перед товарищами позоришь.
Лицо лейтенанта исказила гримаса.
– Да пошел ты, капитан, – прошипел он. – Наелся я твоих нравоучений, хватит. Теперь я сам буду решать, что мне делать.
Расстегнув пиджак, Морозов достал «макарова» из кобуры, снял с предохранителя и быстро шагнул в проходную комнату.
– У страха глаза велики, – усмехнулся лейтенант и сделал еще несколько шагов в сторону свечения. – Главное…
Он не договорил, вдруг поняв, что не может остановиться.
– Это еще что такое… – пробормотал Морозов и, обернувшись к Фомину с милиционерами, растерянно крикнул: – Мужики, меня словно кто-то тянет туда.
– Что ты несешь? – раздраженно переспросил Фомин. – Немедленно вернись обратно.
– Я… не… могу. – Морозов почувствовал, что начинает бежать. – Это что-то…
Прикрывая глаза ладонью от приближающегося света, он вскинул руку с «макаровым» и несколько раз выстрелил в сторону струящегося потока.
На мерцающем, голубовато-белом контуре появились две крохотные вспышки – и сразу же исчезли, растворившись в толще света.
«Кранты, – пронеслось в голове у Морозова. – Как же глупо все получилось».
Это была его последняя мысль.
– …И этот человек, Ваше Величество, бросил мне в лицо: «Вы, Трупп, всего лишь лакей, хоть и царский. Вся ваша спесь, этот холодный надменный взгляд, гвардейская выправка, пышная ливрея – ширма, за которой вы пытаетесь скрыть свое холопье нутро. Нет ничего более постыдного, чем подобострастно сгибаться при виде человека, на чьих руках еще не запеклась кровь русских людей».
– И что же ты ответил, Алексей?
– Мой ответ был прост, Ваше Величество. Я объяснил этому господину, что главной максимой моей жизни был и остается принцип «Делай что должно, и будь что будет». Всякая служба почетна, и нести ее нужно добросовестно и прилежно. А что касается ваших рук, то я ответствовал, что нет в мире ни одного государя, чьи руки были бы белоснежно чисты, и что вы, Ваше Величество, горько переживаете за смерть каждого из ваших подданных. В отличие от многих других правителей, между прочим.
– Хорошо сказано, друг мой! Но, боюсь, твой ответ не удовлетворил его.
– Вы правы, Ваше Величество, это только раззадорило его пыл. Перебивая меня, он начал выдвигать новые, еще более мерзкие инсинуации, которые касались не только вас, но и Ее Величества. Только мое предостережение, что за высказываниями подобного рода может последовать вызов, образумило этого дерзеца.
– Ты храбрый человек, Алексей! Драться на дуэли, отстаивая нашу честь, – поступок в высшей степени благородный. Но, к сожалению, столь же и безрассудный. Убив этого человека, ты бы взял на душу бессмысленный грех. И я более чем уверен, что его убеждения оставались бы неизменными до самого последнего вздоха. А в случае же противного исхода ты бы просто зря погубил себя.
– Но, Ваше Величество, он же мог отказаться от дуэли.
– Тогда ненависть еще глубже бы укоренилась в его душе, подкрепленная испытанным унижением. Нет, друг мой, по моему убеждению, разумнее всего таких персон избегать, уклоняться от споров с ними и оставлять их наедине с собой. Ведь лучший учитель – это время, и оно, как правило, расставляет все по своим местам. А рисковать жизнью в попытке донести до кого-то свою правоту – весьма опрометчивый шаг.
– Признаюсь, Ваше Величество, это субъект изрядно досадил мне. Быть может, он заслуживал смерти.
– Смерти… Знаете, друзья мои, мне все еще не дает покоя один вопрос. Слегка затронув его в самом начале нашего… появления, мы отвлеклись на дорогие нашему сердцу воспоминания и совершенно забыли о нем.
– Что ты имеешь в виду, Ники?
– Я о том, что же все-таки есть наше нынешнее положение? Последнее, что мы помним, – эта комната, вооруженные люди, выстрелы и страшная, невыносимая боль. А теперь мы вновь здесь, с осознанием той непростой задачи, которую должны осуществить, и чувством необычайной прозорливости, позволяющей видеть нам сущность людей и вещей. Что же это, друзья мои? Может быть, это искупление, посланное нам Господом, дабы мы загладили свои грехи перед Ним? Или, напротив, кара, которую мы навлекли на себя нашей неправедной жизнью? И мы будем вечно взирать на последствия наших деяний, раз за разом терпя крах в попытке их исправить? Воистину, нет ничего хуже неизвестности.
– Ваше Величество, позвольте мне поделиться на сей счет кое-какими соображениями.
– Конечно, Евгений Сергеевич, надо сказать, меня обуревает любопытство! Ведь вы, как человек науки, обладаете совершенно особенным взглядом на этот мир, и, может быть, только вы в силах объяснить то, что происходит с нами сейчас.
– Ваше Величество, к сожалению, медицина нашего времени не обладала достаточными познаниями относительно процессов, происходящих с человеком при смерти. Но еще древние знахари подмечали, что некоторые умирающие рассказывали о совершенно немыслимых вещах.
– Как это называется… галлюцинации?
– Можно сказать и так, Ваше Величество. В конце прошлого столетия французские коллеги даже придумали термин для этого явления, exp'erience de mort imminente [3] , если мне не изменяет память.
– Exp'erience de mort imminente… как поэтично, Аликс, не находишь?
– Поэтично? Ники, это же какой-то декаданс.
3
Переживание близкой смерти (фр.).