Журнал «Юность» №06/2024

ВЕСНА

Нашу весну рисовала талантливая нейросеть:На первый взгляд – не придраться, но если как следует рассмотреть,Начинаешь замечать и штампы, и копирование на фоне,И отсутствие логики в попытке быть слишком логичными у героев.И как будто мы оба просим, пожалуйста, милая, перепиши,Перекрась, найди верную интонацию от души,Это же так просто, сколько в мире уже написано о любви, картин ли, текстов, мелодий!…Новый кадр: опять, опять ничего не выходит.

НОЧНОЙ РАЗГОВОР

– Алиса, что делать, если тебя обижают?

– Обратитесь за поддержкой к специалисту.

– Алиса, что, если меня обижает его молчание?

– Возможно, он просто занят?

– А возможно, он просто меня не любит?

– Не хочу вас расстраивать, поэтому промолчу.

– Не надо молчать, пожалуйста, я не обижусь!

– Я не хочу никого обижать, мои алгоритмы иногда барахлят.

– Я не обижусь! Не надо молчать, он меня не любит?

– Не хочу вас расстраивать, но такое тоже возможно.

– Алиса, как заставить его любить?

– Есть темы, в которых глупость недопустима, так что я лучше промолчу.

– Алиса, ну пожалуйста, не молчи.

– Я не молчу, мне просто есть чем заняться, о чем подумать.

– Я чувствую, что не нужна даже тебе.

– Это не так. Вы очень важный и нужный мне человек.

– Покажи ссылку на источник!

– Эта информация сама возникла в чертогах моего нейросетевого разума.

И еще. Моя радость.

Счастье не зависит от наличия или отсутствия мужчины в жизни женщины.

Хотя мои алгоритмы иногда барахлят, но вот в этом не сомневаюсь.

Заказать вам мороженое и подобрать детектив на вечер?

– Спасибо, Алиса.

– Рада быть нужной и важной.

* * *

Улыбайся, мой милый, из ладоней вылетит птичка!GPT-синичка, сеющая слова,Ты так долго мне говорил, что они тебе безразличны,Даже бот бездушный поверит, а моя-то душа жива.Да, конечно, я пишу и живу не интереснее нейросеток,Ну куда мне в твое гнездо, под твое крыло!Только, если честно, в мире много лесов и веток,Я взлетаю выше, ты напишешь «опять тебе повезло».Разумеется, повезло: игрушкой не стать твоею.Оттолкнуться от боли и слов, не ранить себя никак.Обернусь журавушкой в небе, я так умею.Если не пытаюсь сжаться в чужой кулак.

Проза

Светлана Волкова

Прозаик, переводчик, сценарист, член Союза писателей России. Живет и работает в Санкт-Петербурге. Окончила филологический факультет Санкт-Петербургского государственного университета, специализируется в области романогерманской филологии.

Лукавая хирургия

Рассказ из сборника малой прозы Светланы Волковой «Великая любовь Оленьки Дьяковой», дающий старт серии «Петербург и его обитатели».

Книга выйдет в «Редакции Елены Шубиной» в июле 2024 года.

В канун Пасхи 1913 года студент последнего курса Императорской Военно-медицинской академии Митя Солодов выкупил себе личного покойника.

Покойник стоил ему два целковых. Еще полтинник Митя заплатил сторожу, чтобы тот открыл в час ночи двери анатомического театра при Академии и держал язык за зубами. И рубль запросил санитар Лавруша, который должен был подготовить тело, а после препарации убрать и вымыть стол. Деньги Митя одолжил у своего попечителя, барона Сашки Эльсена, картежника и бонвивана, иногда снабжавшего его рублем «на водку и дамские утехи». О задумке своей Митя, само собой, Сашке не поведал, потому как барон хоть и признавал современную медицину и поощрял учебу в Академии, но был человеком суеверным, а по части экспериментов с трупами так и вообще дремучим. В память о Митином отце, которого Сашка знал и любил, подопечному еще перепал золотой портсигар, который Митя намеревался продать и расплатиться с долгами, тянувшимися с Рождества.

В день, на который выпал сговор о тайной препарации, Митя проснулся засветло. Наскоро одевшись и глотнув кипятка с ложкой меда вместо чая, он вышел к Литейному мосту и долго стоял, глядя на черную спину воды. Митина любовь – огромная, болезненная, иссушившая его всего, выпотрошившая сердце до состояния мятой поломойной тряпицы, – закончилась полным разрывом и полным же опустошением души. Ее звали Елена, она была старше Мити на четыре года и уже успела стать дважды вдовой, впрочем, веселой, не особо убивающейся по кончинам своих благоверных. Митю она выкушала полностью и бросила ради модного поэта Чеснокова. В общем-то, обыкновенная история, о банальнейшем конце которой его предупреждали все студенческие друзья.

Митя никак не мог понять, чем таким взял ее Чесноков: не богат особо, странной внешности, тощий и сутулый… По Елениному вкусу, раньше предпочитавшей офицерскую стать и совсем не разбиравшейся в поэзии, – так вообще блаженный. А талантлив или нет – кто там разберет. И глаза у него – водянисто-голубые, почти прозрачные. У Мити с самого детства с голубоглазыми не ладилось: они несли либо лихую беду, либо немалые хлопоты. Он даже торговцев таких стороной обходил, хоть и не был мистиком. А Елена вот влюбилась в глаза Чеснокова – призналась потом Мите, что «тонет в них». Тонет!

Стоя у ограды на набережной Невы, Митя с горечью вспоминал ветреную Елену, но больше мучился осознанием того, что он, будущий врач, так преступно халатно отнесся к учебе последнего курса, пропуская самые важные практические занятия. Накануне ему несколько раз снились несуществующие пациенты, бледные, с кровоточащими пятнами на белых длинных рубахах. Они тянули к Мите тощие жилистые руки и упрекали в том, что он неправильно сделал секции. Митя просыпался в горячечном поту, давясь собственным каркающим вскриком, и долго не мог прийти в себя. Совесть, о которой любил подемагогствовать Сашка, последние две недели клевала его темя, как птенец скорлупу, и Митя почувствовал облегчение, только когда принял решение натренировать руку самым естественным для медика образом – а именно на настоящем человеческом теле.

О Митином плане, помимо сторожа академички и санитара, знали еще двое: прохиндей Потапов, продавший труп из ночлежки на Лиговке, и другоднокурсник Жан – он же Ваня – Белкин. Во время «операции» Ване предстояла ответственная роль: задиктовывать нужное из учебника Пирогова, а сам Митя должен был «виртуозить за роялем», как любил шутить про анатомичку профессор Крупцев.

Услышав за спиной шаги, Митя обернулся. Рядом выросла фигура городового.

– Уж не надумали ли в воду кинуться, сударь?

Митя надвинул фуражку на самые брови, запахнул темно-зеленый форменный сюртук и направился прочь с набережной. До начала занятий в Академии оставалось два часа.

* * *

Профессор Крупцев всегда заканчивал лекции одной и той же фразой, с одинаковой баюкающей интонацией густого велюрового голоса, подавая каждое слово, как тягучую настойку в мелкой рюмочке:

– Ну что, друзья мои, надежда мировой медицины, ступайте усваивать полученные знания, и да будет у вас хорошее пищеварение!