Журнал «Юность» №12/2021
Шрифт:
С того момента, как Клим Геннадьевич первый раз громко приземлился в директорское кресло, сотрудники агентства забыли о новогодних корпоративах. Отмечали отделами, когда хотели, а деньги, которые могли быть потрачены на лучшие мгновения в этой жизни, по мнению Зинки, отправлялись в разные приюты, чаще всего собачьи. По офису ходили слухи, что Клим Геннадьевич однажды то ли задавил собаку на своем «шевроле», то ли утопил щенка в далеком детстве. Словом, замаливание чьих-то грехов лишало общего праздника двадцати двух человек.
Лора же так не считала, а как раз поддерживала начальника в этом ежегодном начинании, и, видимо, только в нем одном. Она представляла, как облезлому
Новый год Лора тоже перестала отмечать, тем более на работе. Но сегодня было какое-то иное, праздничное настроение. Поэтому, сама не ожидая от себя, она резко сказала Зинке «да», а та от радости взвизгнула на весь опенспейс, как будто дело происходило в загсе.
Иногда хотелось как следует хлопнуть дверью. Выбор был невелик – либо кабинет Клима Геннадьевича, либо переговорная. Обе двери стеклянные, бесшумные, как будто парящие в невесомости. Приходилось искать более аккуратный способ заявить о своем недовольстве. И мысль о вечернем бокале вина пришлась как нельзя кстати.
День превратился в один сплошной обеденный перерыв. Все только и делали, что поглядывали на часы и спешно скупали товары с онлайн-витрин. В этом новогоднем утреннике для повзрослевших детей не хватало только главной звезды – Деда Мороза. Клим Геннадьевич с самого утра не подавал признаков жизни и даже не прислал ни одной мотивирующей цитаты в телеграм-чаты.
К пяти вечера на работе остались только Лора, Зинка и запах алкоголя, экспрессом промчавшийся через весь опенспейс. Тут и раздалось легендарное Зинкино «ща». С воодушевлением она достала неизвестный охране ключ и пропала на несколько минут в темных коридорах агентства.
В этот же момент распахнулась дверь, ведущая к лифтам, и в коридор влетел взъерошенный, вспотевший Клим Геннадьевич. На его бороде еще были видны остатки снега. Рубашка почти выпрыгнула из брюк. Подтяжки ходили ходуном и жили самостоятельной жизнью.
Лариса, как хорошо, что вы здесь! Классный значок, люблю Маяковского. Я волком бы выгрыз капитализм… Так, по делу. Мне подрядчик пять минут назад прислал какие-то левые документы, посмотрите?
Но это не моя…
Лора, не успев закончить, нагнулась, чтобы поднять зонт, который тоже не выдержал напора Клима Геннадьевича. Вдалеке показалась Зинка с двумя переливающимися бокалами, и тут же по резкому жесту Лоры поняла – поражение. Или временное перемирие.
Уже стемнело, и только настольные лампы, подмигивая друг другу, освещали маленький закуток пространства, где бесшумно чокались Лора и Зинка и клялись бдить, в случае накрытия их нелегального притона.
Хорошо, что мы в этом году без черной метки, да, Лорик? Клим Геннадьевич, видимо, сам себе ее торжественно вручил.
Лора медленно пьянела и только отмахивалась от Зинки, которая будто так и хотела накликать беду. Она как будто забыла о ежегодном наказании, проявляющем странные наклонности Клима Геннадьевича. Он называл все это проделками судьбы и полностью снимал с себя вину. Якобы в одной сингапурской компании Клим Геннадьевич подсмотрел ноу-хау – оставлять «счастливчика» на рабочем месте в новогоднюю ночь и делать так каждый год, чтобы остальные не прохлаждались. То ли Лора подписала сделку с Мефистофелем, то ли наговаривала на игральную кость, которая вершила судьбы, но черная метка
не попадалась ей ни разу. А вот Зинке повезло меньше – последние два года обращение президента она смотрела с рабочего компьютера. Относилась Зинка к черной метке философски – много лет была в бездетном разводе, да и кьянти под столом стояло не зря весь год.Когда последняя капля вина отчалила из стеклянного дна и бутылка торжественно погрузилась в черный целлофан, Лора ненадолго отъехала на кресле на свое место и открыла сайт авиакомпании, к которому стремилась весь день. Сочи, Тбилиси, Рим – лакомые направления будто громкими голосами зазывали Лору и пытались перекричать друг друга, как таксисты в аэропорту. Только вино, оказавшееся не таким уж и кьянти, создавало в голове Лоры свой маленький аэропорт, где самолеты летали так, как им вздумается. Главное – не забыть купить билет.
– Забыл, забыл! – Клим Геннадьевич выскочил из своего аквариума и застал врасплох Зинку, по-детски заметавшую следы преступления. – Девочки, я совсем забыл о черной метке! А вы, наивные, попытались мной воспользоваться? То-то!
Клим Геннадьевич хотел на мгновение превратиться в Карабаса-Барабаса, но напомнил скорее подвыпившего Пьеро.
Он провел операцию как заправский хирург: вынул кость из заднего кармана пиджака, подбросил, потом скрылся под столом в поисках ответа на им же придуманную хохму и с одышкой бахнулся в чье-то кресло.
Лариса!
Буквы и звуки в голове Лоры крутились, как в барабане стиральной машины.
Круиза? Никакого круиза! Мне самолет, только самолет…
Кресло медленно развернулось к Климу Геннадьевичу, но в скрипе уже не чувствовалось никакого напряжения. Клинское кьянти одержало верх.
Зайцева, вы ослышались. Завтра выходите на работу. С наступающим! А мне пора собираться. Шереметьево не ждет.
В глазах Лоры Клим Геннадьевич как будто растворился в воздухе. Недоумение постепенно сменялось возмущением, но было уже поздно. Зинка неловко присоседилась к Лоре, бегло осмотрела ее, как врач на дому, – с порога, не разуваясь.
Вот это тебя разнесло, подруга. Какие уж тут билеты, иди домой, отсыпайся. Тебя же отследят, если не придешь, и премии лишат. Давай, откисай. В новом году увидимся.
Лора открыла антресоль, и сверху на нее посыпалась рухлядь, к которой никто не притрагивался несколько месяцев. Те самые вещи, которые нужны всего один раз, но по самой экстренной необходимости.
Отчеканив набор дежурных фраз, Зинка направилась в гардеробную. Вдогонку ей полетел набор самых разнообразных ругательств, болванками стрелявших по непробиваемому танку. Лишь где-то на охране внизу доносилось: «Чтоб ты со своим… я из-за твоего бухла… ну ты и…» Но было уже во всех смыслах поздно. За полночь.
Пяти станций зеленой ветки метро Лоре хватило, чтобы почти протрезветь. Она ехала в последнем вагоне, рядом с сонной семьей, одетой в красные новогодние колпаки. Отец, мать и сын излучали какое-то сладкое спокойствие, будто рядом не хватало камина и хвороста, уютно потрескивающего в огне. Где-то в сумке раздался приятный женский голос, призывающий проснуться и петь. Это звонила мама. И все действительно проснулись.
Стоило Лоре нажать на зеленую трубку, как из телефона рванул голос, как чертик из табакерки. Лариса, ты почему трубки не берешь? Я уехала за город, Людмила Васильевна с работы меня позвала. Ах да, прости, забыла тебе сказать. Я завезла тебе Валентина. Нужно с ним погулять. Прямо сейчас. Если он уже не сходил на твою кровать. Самое главное – не бойся, я его уже покормила. Послезавтра приеду. Связь пропадает, мы в полях. С наступающим, доченька.