Жвачечный король пришёл

К его матрешке подбежали двое. Мужчина с мусульманской бородой открыл дверь и заглянул в салон.

– Приветствую, брат, можно у тебя грозу переждать?!

– Да, конечно, заходите!

Незнакомец поблагодарил и уселся рядом с ним, а женщина в хиджабе устроилась на заднем сиденье.

– Одежду хоть выжимай, обивку жалко, - проговорила она.

– Совсем не проблема, - успокоил ее Александр.

– Да продлит Аллах вашу жизнь, - пожелала она ему.

– Спасибо, но я крещеный.

Несколько минут никто не говорил.

– С намаза возвращались, когда это началось, - наконец решился продолжить общение мужчина.
– Меня зовут Захар. Моя супруга - Гульнара.

– Александр, очень приятно.

– Взаимно.

Они пожали руки.

– Сейчас редко кто из мусульман на утренний намаз ходит. Да и мы сами...Сегодня вот выбрались. Хотел ее дома оставить, но упросила с собой взять. Как не возьмешь, если любишь?

Захар помолчал немного, а потом продолжил:

– Зря ты так, я вот сам тоже русский. Одному Богу молимся, а имен у него много.

– У нас Бог - Христос, - возразил Александр.

В салоне повисла тишина, разбавляемая раскатами грома. Спорить не хотелось, но профессиональная привычка взяла верх:

– В Коране, насколько я помню, говорится, что у Аллаха нет ни сыновей, ни дочерей. Так ведь? А у нас вера в Христа — это самое главное.

– А вы Коран читали?
– спросил Захар.

– Конечно...как и Библию. Учительница истории повлияла в свое время.

– Истории?

– Да, она разносторонний человек. До сих пор помню ее слова, что если ты не знаком с источниками той или иной религии...ну, в общем, прежде чем что-то выбрать или отвергнуть, нужно это сначала узнать...Ээээ, Захар, не очень хочется вести с утра богословские беседы, но все-таки: вы почему решили ислам принять? Мне любопытно просто. Если не секрет.

– Почему же секрет. Я из Москвы сам. Как-то встал утром с кровати, башка гудит и одна мысль: что я с собой делаю? Повсюду пьянь, наркоманы, девушки - недевственницы в большинстве, до свадьбы сколько мужчин через них прошло...И я во всем этом...Понял, что так больше не могу. Вот у моей Гульнары я - единственный. Ты женат сам? Извини, что на ты к тебе обращаюсь.

– Нет, пока не дошло...Но кто же мешал соблюдать заповеди в православии? Вы крещеный?

– Да, раньше был. Когда никто вокруг не соблюдает, трудно это.

– Знаете, Захар...Уу, все не проснусь никак...У нас, православных, считается, что самостоятельное спасение, без принятия искупительной жертвы Христа, невозможно. Хоть каким праведником будь. Вы же распятие не признаете, насколько я знаю. Значит, что же, по-вашему, получается? Христос на кресте не страдал? И грехи человеческие на себя не принял? И воскресения не было?..Нет уж, лучше вы к нам. А судить всех Бог будет. Надеюсь, рано или поздно русский народ придет к покаянию.

Его новые знакомые молчали.

– Давайте я вас домой отвезу, - предложил Александр, - извините, если обидел.

Бесконечные поля, леса. Ему нравилось так вот просто ехать и ехать, ни о чем не думая. Почти что медитация. Он даже радио не включал.

Больше тысячи километров промчались незаметно. Пейзаж за окном сменился резко. Так бывает, когда, например, путешествуешь поездом на Кавказ. Просыпаешься утром, а снаружи уже горы и туман. И ты весь в радостном предвкушении. А здесь вот орлы вместо ворон, и тоже горы.

***

Александр включил поворотник и свернул с трассы налево, проехав пост ГАИ. Удивленный инспектор бросил взгляд на регистрационный знак.

Километра через два он остановился на краю ржаного поля. Впереди виднелись пятиэтажные брежневки.

Сколько раз в своих фантазиях Александр переживал этот момент. В воспоминаниях город по-прежнему оставался солнечным, советским, не тронутым нахлынувшим на страну мутным потоком девяностых. В мыслях он часто возвращался сюда, чтобы хоть ненадолго отвлечься от окружавшей враждебной действительности: уродливых ларьков, уголовных понятий и шнырявших повсюду в поисках добычи сборищ чумазых малолеток - шакалов.

Впервые на одну из таких банд Саня наткнулся, бродя между бесконечными торговыми рядами на вокзальной площади. Рассматривая товар, выставленный в витринах киосков, он воображал, как, став взрослым, сможет купить вот этот иностранный лимонад в высокой пластиковой бутылке (желтый, сильногазированный, с кислым апельсиновым вкусом, так отличавшийся от привычных «Буратино» или «Байкала») или шоколадный батончик. В заднем кармане джинсов лежал самодельный бумажник, туго набитый вкладышами от жевательных резинок — единственной ценностью, завоеванной в играх на школьных переменах.

Кто-то схватил его за рукав и крикнул: «Стоять!» Повернув голову, он увидел приближающуюся толпу. В авангарде шел самый мелкий из них, с целлофановым пакетом. Пацан поднес его ко рту, сделал несколько быстрых, ритмичных вдохов-выдохов — и закружился в радостном вальсе. Возникла неуместная мысль, что этот малек тоже пытается отвлечься, только по-своему, потому что счастливых детских воспоминаний у него не было. Тогда развязки не последовало: Саня резким движением вырвался и убежал.

С городом он успел попрощаться. Прошелся по любимым уголкам: двор Яны, школа, беседка, дворец пионеров, кинотеатр, тайник, штаб. Макс сначала не поверил, что они уезжают. И только когда Саня, мама с младшим братом на руках, две помогавшие ей с переездом (или правильнее это было бы назвать бегством) подруги, с кучей тяжелых сумок и чемоданов, часть из которых пришлось нести ему самому, вышли из подъезда, сидевший на скамейке с Толиком друг признал очевидное.

– Вот, Максимушка, я же говорил.