Жюльетта

– Тогда, - заметила я, - неизбежным следствием этого равнодушия будет всеобщее зло.

– Ну и что? В принципе думать надо не о зле и не о его противоположности добродетели, а о том, что делает нас счастливыми, и коль скоро я увижу, что единственная для меня возможность быть счастливой заключается в том, чтобы предаваться самым ужасным порокам, я без колебаний в тот же миг совершу любое, самое немыслимое преступление, потому что, как я уже тебе говорила, Природа диктует мне наслаждаться любой ценой. Если Природа сотворила мою самую интимную сущность таким образом, что только несчастье моих близких может разжечь во мне вожделение, это потому, что она хочет моего участия в милом ее сердцу разрушении, ведь она стремится к разрушению - в этом ее цель, и цель столь же важная, как и все другие; если она сделала меня порочной, значит, ей потребна порочность и нужны такие люди, как я, чтобы служить ей.

– Подобные аргументы могут завести далеко...

– И надо следовать за ними, - тут же парировала Дельбена.
– Попробуй показать мне ту грань, за которой они могут стать опасными. Скажем, ты досыта насладилась, утолила свои желания, так чего еще тебе нужно?

– Можно ли наслаждаться за счет других?

– Меньше всего в этом мире меня интересуют другие; я ни капельки не верю в эти братские узы, о которых без конца долдонят глупцы, я внимательно изучила их и отвергла раз и навсегда.

– Как! Вы сомневаетесь в этом первейшем законе Природы?

– Послушай, Жюльетта... Воистину, этой девочке недостает воспитания и наставления...

Наш разговор был на этом прерван: лакей, посланный моей матерью, пришел сообщить госпоже настоятельнице об отчаянном положении дел в нашем доме и о тяжелой болезни моего отца. Мать просила нас с сестрой срочно возвращаться.

– Боже мой!
– воскликнула мадам Дельбена.
– Я совсем забыла о твоей девственности, которую надо восстановить. Одну минуту, мой ангел, вот возьми экстракт мирта и натирайся им утром и перед сном. На десятый день ты будешь снова непорочной, будто только что вышла из материнского чрева.

Потом она послала за Жюстиной и поручила нас обеих заботам служанки, а на прощанье просила нас навещать ее, как только будет возможность. Мы расцеловались с настоятельницей и покинули монастырь.