Жюстина

– Ох, забери меня дьявол! – прорычал он. – Она ускользнула! Сперма, которой он был готов забрызгать задний проход жертвы, кипящей струей устремилась в воду, где барахталась несчастная.

– Скажи, пусть её выловят, – равнодушно бросил он Джону, который как раз извергался в его зад. – Иначе это ничтожество утонет, а оно нам ещё пригодится: если бы не это, честное слово, я оставил бы её издыхать. После этого славного подвига наш герой вернулся в салон. Почти одновременно с ним туда пришли Жернанд, Брессак, д'Эстерваль, Виктор и Доротея. Каждый увлеченно рассказал о уединенных удовольствиях, которыми насладился. В каждом кабинете случилось что-нибудь подобное и не менее коварное, поскольку все помещения были снабжены люками, и предупрежденные заранее распутники воспользовались ими. Но результаты были разные: один из наперсников Брессака, тот, кого он содомировал, оказался в яме с нечистотами, и его долго не могли извлечь оттуда; Доротея сбросила мадам де Жернанд на груду колючек; красавица Сесилия, которую д'Эстерваль, учитывая её юный возраст, бросил на матрацы, отделалась испугом; Виктор отправил одного из доверенных ему юношей в горящий спирт, и несчастный едва не погиб в огне; Жернанд, сношавший жену Вернея в задницу, швырнул её на тридцать горящих свечей, которые обожгли ей все тело. Скоро вновь появились жертвы – отмытые и приведенные в чувство, – и праздник продолжался.

– Я чувствую себя в преотличнейшей форме, – заявил Верней, – чем дальше продвигаюсь я по дороге сладострастия, тем лучше стоит мой инструмент. Потеря семени утомляет и ослабляет ординарных людей – меня она возбуждает и вдохновляет на новые сладострастные утехи; чем чаще я извергаюсь, тем больше похоти чувствую в себе. А ну-ка, становитесь на колени на этот диван и обнажите ваши ягодицы. Девочки, мальчики, женщины, старухи – пусть все приготовятся, черт бы вас побрал; все, кроме этих детей, – указал он на Розу и Лили, – я оставлю их для другого случая. Все приняли нужную позу, следя за тем, чтобы представители одного пола не соседствовали друг с другом. Первым продемонстрировал свой зад Брессак. Следующей была Марселина, получив свою дозу, она взяла розги и принялась хлестать брата. Разъярившийся Верней не пощадил никого. Он содомировал и мужчин и женщин с тем же пылом, что и девушек и юношей. Наконец он добрался до Жернанда, так ничем не увенчав свой экстаз, и ворвался в его задницу.

– Ах ты, старый содомит, – сказал он ему, – если бы я нуждался в оргазме, я бы непременно совершил его в твое развратное седалище – так давно оно меня искушает, но меня ждут новые наслаждения, и поэтому я воздержусь. На этом цепочка порвалась.

– Теперь твоя очередь, сын мой, – обратился Верней к Виктору, – ты видишь перед собой твою мать и твоих сест`р: не желаешь ли ты немного потешиться с ними? Предлагаю тебе последовать моему примеру и прочистить им задний проход. И развратный юноша с помощью папаши овладел по очереди тремя указанными предметами, а его в это время сношал Верней. После этого распутник, вновь разволновавшись, потребовал розги и, набросившись на троих наложниц своего сына, избил их до крови. Передавая орудие пытки достойному своему ученику, он прибавил:

– Бей мать, терзай сест`р! Не жалей их и не бойся оскорбить природу: эта блудница устроила так, чтобы мы могли получить удовольствие только переступив все границы, которые столь уважаемы идиотами. Не бывает сладострастия без преступления. Вот как они пекутся о нашем благополучии, эти глупые законодатели, воображающие, будто создают для нас справедливые законы! Наплевать на них, растоптать их всех до одного – вот, друг мой, в чем заключается искусство наслаждения: учись этому и разбей свои оковы.

– Папа, – заметил начинающий злодей, истязая родную мать в поте своего лица, – ты знаешь, что я давно прошу у тебя позволения отхлестать грудь мамаши, предоставь мне такую честь и увидишь, как раскалится мой член. Все пришли в восторг от такого необычного предложения, Брессак расцеловал от всей души ребенка, столь похожего на него, Жернанд захотел присоединить свою жену к мадам де Верней.

– Она – его тетка, – заметил он, – поэтому, на мой взгляд, имеет все права на внимание племянника. Обеих жертв поставили на колени спиной к священной стене, и юное исчадие ада, на которого были устремлены восхищенные взгляды, не думая о роковых последствиях своего каприза, стал изо всех сил осыпать ударами груди, отданные во власть его жестокости. Этот спектакль необыкновенно возбудил присутствующих: Брессак сношал д'Эстерваля, который в свою очередь содомировал ганимеда, Жернанд сосал члены Джона и Константа, которых била хлыстом Марселина, а Доротея, завладев Жюстиной, ласкала клитором её анус. Между тем мадам де Верней, на которую, казалось, обрушилась вся ярость молодого злодея, потеряла сознание от беспощадных ударов, и монстр, позабыв о том, что совершает надругательство над самым священным законом природы, осмелился залить своей спермой окровавленную грудь женщины, давшей ему жизнь. Приближался рассвет, силы начинали иссякать; чтобы восстановить их, кто-то предложил распечатать ещё несколько банок паштета, откупорить несколько бутылок шампанского и затем узнать у божьего образа, что предпринять, чтобы обрести энергию, в которой все нуждались для завершения оргии. Когда желудки были наполнены, и головы закружились, Верней, трижды прижав свой зад к устам Всевышнего, спросил его, каким образом можно найти в себе новые силы. «Посредством новых, ещё более жестоких пыток, – ответил божественный образ, – пусть каждый вернется в свой кабинет и воспользуется орудиями, которые там найдет. Вы, Жернанд, займитесь мадам де Верней, вы, Верней, возьмите вашу дочь Сесилию; д'Эстерваль должен уединиться с мадам де Жернанд, Доротея запрется вместе с Лореттой и Марселиной, Виктор с помощью Констана позабавится с Жюстиной. Мы проследуем за нашей героиней, поэтому не узнаем, какие мучения перетерпели все остальные. Мы только отметим, что наша несчастная авантюристка увидела в кабинете приспособление для пыток, широко применяемое итальянскими палачами. Её усадили копчиком на вершину адской машины, все конечности подняли вверх и привязали их в таком положении; вся тяжесть тела приходилась на хрупкий и очень чувствительный отросток, отчего Жюстина испытывала настолько острую боль, что она вылилась в жуткий сардонический смех. Маленький злодей блаженствовал почти полчаса, глядя на ужасное зрелище и заставляя Констана ласкать себя, затем побежал к отцу.

– Ах, друг мой, – забормотал он, задыхаясь от восторга, – не знаю, к какой пытке ты приговорил Сесилию, но клянусь тебе, что нет ничего сладостнее той, которую испытала Жюстина; посади на эту штуку мою сестру, заклинаю тебя. Верней, которого ничто не могло удовлетворить и который не получил ожидаемого удовольствия от страданий Сесилии, привязанной к необычному станку, отвязал её и отвел к итальянскому агрегату.

– После этого мы будем сношать их обеих, – прибавил он. Совершив вдвоем последнее преступление, они оба нашли успокоение – один во влагалище дочери, другой в заднем проходе Жюстины – и кончили одновременно, терзая прелести той и другой жертвы, уже сломленных предыдущим эпизодом с божественным оракулом. Настал главный момент программы. До сих пор дети Вернея и его дочери Лоретты оставались, если можно так выразиться, в бездействии. Кульминация шабаша заключалась в том, чтобы растоптать цветы невинности этих прелестных детей. Все в этом необыкновенном жертвоприношении было по душе Вернею: эти предметы были совсем ещё малы, как и подобает, по его мнению, настоящим жертвам, кроме того, они приходились ему и детьми и внуками одновременно. Какой счастливый случай для человека, все удовольствия для которого зижделись на кровосмешении! И вот наконец они предстали перед злодеем, готовые утолить его преступную похоть: Лоретта, их мать, и мадам де Верней должны были держать их, Виктору предстояло увлажнить проходы и направить посох отца в пещерки сладострастия брата и сестренки. В ожидании начала Верней, чтобы размяться, предавался пассивным удовольствиям Содома: его по очереди сношали Джон и Констан, а Жюстина целовала его в губы и массировала ему член. За несколько минут наша кроткая героиня вернула к жизни этого пострадавшего во имя Цитеры, и две самые звонкие пощечины, какие она получила за эти дни, ознаменовали его признательность. Окончательно возбудившись, распорядитель одним прыжком накрыл тельце своей семилетней внучки. Первым делом он пожелал пробить брешь в задней крепости, и Виктор с удивительной ловкостью ввел чудовищное отцовское орудие в крохотное отверстие, но несмотря на искусство одного и мощь другого натиск не принес результатов. Однако неподвижная жертва не могла оказать никакого сопротивления, её поражение было лишь делом времени, и действительно, так оно и случилось; монстр, благодаря обильной смазке, за три резких толчка исчез в узкой щелке, где справляются наслаждения Гоморры. Лоретту тотчас сменила Марселина: теперь она держала жертву и чтобы увеличить удовольствия отца, наслаждавшегося его дочерью, она прижимала к его лицу великолепные ягодицы, более близкие ему по родству, чем прелести, которые он в тот момент осквернял. Помощь Виктора больше не требовалась, и он пристроился к отцу сзади: таким образом Верней оказался между двух плодов, выросших из его семени. Но жестокость кровосмесителя, который ни минуты не мог обойтись без дополнительных ощущений, потребовала, чтобы Жернанд на его глазах истязал Марселину, то есть бабушку девочки, чей анус он столь усердно обрабатывал, и тот, славившийся своей кровожадностью, выбрал, чтобы скорее достичь результата, для пышного зада молодой женщины плеть о девяти хвостах с железными наконечниками.

– Еще я бы хотел, – сказал Верней, продолжая работать всем телом, – чтобы д'Эстерваль занялся задницей моей супруги и отделал её как следует.

– Может быть, и я окажу эту же услугу Лоретте? – предложил Брессак. – Тем более, что её поза благоприятствует этому.

– Ну конечно, – откликнулся Верней, – только пусть Доротея сношает Виктора своим прекрасным хоботком.

– Хорошо, – вставил Джон, – а я тем временем прочищу зад Доротее. Ну а я, – сказал Констан, – если не возражаете, буду содомировать Жюстину.

– Но с одним условием, – заметил Верней. – Ты должен собрать вокруг себя педерастов, и пусть они расположатся так, чтобы я мог целовать им ягодицы.

– Нет ничего проще, – послышался голос одной из служанок. – Мы с подругами будем обходить вас и возбуждать розгами.

– Нет, нет, – запротестовал Верней, – будет лучше, если вы вчетвером оголитесь передо мной; я хочу видеть ваши старые морщинистые задницы рядом с прекрасными полушариями: для истинного сластолюбца это самый приятный и возбуждающий контраст. И помните, потаскухи, что вы должны испражняться, мочиться и громко пускать газы, когда прольется моя сперма. Отдав все необходимые распоряжения, блудодей, дрожа от нетерпения, решил одним махом сорвать оба цветка. Чудовищные намерения этого зверя осуществились за считанные секунды, и бедная маленькая Роза, лишенная всех признаков невинности, отправилась безутешными слезами на груди своей матери оплакивать свое бесчестие. Её место занял Лили. Композиция сменилась, но её питали та же похотливость, то же бесстыдство. Кризис приближался к концу, который предвещали громогласные богохульные ругательства. Верней извергнулся и, вытащив испачканный член из зада внучки, вставил его в рот Жюстине.

– Теперь, сынок, ты будешь сношать моих детей, – приказал он Виктору, – я чувствую в себе достаточно сил, чтобы прочистить тебе задницу за это время, только пусть моя жена лижет мне анус, а я приласкаю эту же пещерку моей сестре.

Скоро закончились последние конвульсии этой сладострастной сцены, и после короткого отдыха приступили к последнему акту беспримерных оргий.

Святое небо, какими ужасами он увенчался!

Посреди салона, поставили круглое кресло на пять мест, сконструированное так, что сидящие в нем располагались по его периметру спиной к центру. Брессак, Жернанд, Верней, д'Эстерваль и Доротея заняли свои места, между их раздвинутых ног опустились на колени пятеро ганимедов, вокруг хлопотали Джон, Констан и Виктор. Плотным кольцом кресло окружили: мадам де Верней, мадам де Жернанд, Жюстина, Лоретта, Марселина, Сесилия, Лили, Роза и четверо старух-служанок, все они были обнажены и стояли, взявшись за руки. Жернанд пожелал пустить им кровь одновременно из обеих рук, чтобы двадцать четыре горячих фонтанчика забрызгали злодеев, сидевших в кресле. Обе убитые горем супруги пытались что-то сказать о крайней жестокости этого эксперимента, им ответили грубыми насмешками, и подготовка завершилась. Впрочем, Верней внес в сцену кое-какие изменения.

– Я предлагаю, – сказал он, – чтобы мои сын Виктор сам пустил кровь своей матери и своим сестрам.

– Но он же ни разу в жизни не брал в руки ланцетов, – забеспокоилась мадам де Верней.

– Тем лучше! – со злобой ответил Жернанд. – Именно это нам и нужно.

Юный Виктор, обрадованный предстоящим злодейством, поспешил заверить присутствующих, что справится не хуже своего дяди. Операция началась, ею руководил сам господин де Жернанд. Виктор приступил к ней под бдительным оком своего наставника, который в то же время яростно теребил ему член, чтобы возбуждение, напрягавшее все его нервы, заставило юношу дрогнуть и сделать неверное движение. И вот красные струйки брызнули почти одновременно из всех рук. Мастер веносекции сел на свое место; пятеро наших развратников, залитые кровью, с восхищением наблюдали это красочное зрелище, их безостановочно сосали ганимеды, а Виктор с розгами в руках обходил живое кольцо снаружи и сильными ударами подбадривал жертвы, не давая им потерять сознание. Надо было видеть, с каким удальством исступленный злодей хлестал задницы, не жалея ни брата, ни мать, ни сестру. Наши либертены внутри круга, а также юноши, ласкавшие их, уже были залиты кровью с головы до ног, кровь забрызгала и Джона и Констана, которым они помогали мастурбировать: никогда ещё не случалось такого обильного кровопускания. В этот момент Сесилия пошатнулась и упала, несмотря на усилия соседок, пытавшихся поддержать её.

– Ах ты, черт! – выругался Верней, невероятно возбудившись при виде упавшего тела. – Черт меня побери! Держу пари, что моей дочери конец, этот разбойник доканал-таки её. Вот вам и убийство, господа!

– Никаких в том сомнений, – согласился Жернанд.

– Гром и молния! – вскричал юноша, заливая семенем лицо умирающей сестры. – Гром и молния на мою грешную задницу! Я ни разу не получал такого удовольствия.

Тут окровавленные руки разом разомкнулись. Мадам де Верней упала на тело дочери, обжигая его слезами и поцелуями. Принесли какие-то лекарства, но в силу их явной бесполезности все попытки были оставлены. Верней, весьма удовлетворенный этой потерей, так как он меньше всего на свете дорожил предметами наслаждения, тем более насытившись ими, спросил сына, уж не нарочно ли тот совершил убийство.