Зигги Стардаст и я
Шрифт:
Щелк.
– «Чайка по имени Джонатан Ливингстон», – говорю я в микрофон. – Книга о смысле всего.
Листаю страницы и читаю вслух один из любимых пассажей:
– «Если хочешь, мы можем начать работать над временем… пока ты не научишься летать в прошлое и будущее… и тогда ты будешь подготовлен к тому, чтобы взлететь ввысь и познать смысл доброты и любви».
– О да, я согласен, Энди, – говорю туалетным кабинкам. – Думаю, он пишет о том, что добрым можно быть только сейчас. А потом уже поздно, ты потерял шанс… Ты прав, Энди, это трудно сделать, когда за тобой гонятся Обезьяны, но в том-то
– Может, он пытается сказать что-то другое, – доносится из кабинки чей-то голос.
– А-а-а, ш-ш-штоб тебя!
– Прости, чувак, не хотел пугать.
Полусмешок, полупривет, поехал ты кукушечкой, Коллинз.
Кое-как поднимаюсь, елозя спиной по двери.
– Извини, я… – Вот прекрасно! Я тут, как придурок, говорю в дурацкий микрофон, а какой-то парень все это время справляет большую нужду. – Я не знал, что тут еще кто-то есть. Иисусе…
– Ага. Я так и понял.
Его ступни опускаются на пол – он что же, зависал над толчком в воздухе? – и, боже, его «чаки» [17] убиты в хлам.
17
Кеды Converse Chuck Taylor All Star.
– Я, пожалуй, пойду, – говорю ему.
– Может, он пытается сказать что-то другое, – повторяет незнакомец.
– Кто?
– Автор.
– А… Может быть, да…
– Нужно поверить, чтобы увидеть, верно?
– А?..
– Ты веришь в путешествия во времени, приятель? В параллельные вселенные? Во все такое?
– О да, конечно. Как в «Звездном пути»?..
– Чего?
– Тот момент, когда они телепортируются сквозь ионный шторм и возвращаются к параллельным версиям самих себя, которые на самом деле плохие, и Спок… – ИИСУСЕ, ЗАЧЕМ ТЫ ГОВОРИШЬ С НИМ, ЗАТКНИСЬ, КОЛЛИНЗ! – У него эта… козлиная бородка…
– Что?
– Ничего.
– Я вот о чем: что реально и что на самом деле реально, чувак? Понимаешь?
Так, я не понял, что происходит? Этот парень, похоже, еще шизанутее меня. Я что, участвую в каком-то шоу со скрытой камерой? Здесь они стоят? Это был бы супероблом, учитывая, что мы В ТУАЛЕТЕ. Пытаюсь просветить лазерным лучом дверь кабинки, чтобы разглядеть собеседника. Не получается.
– Не уверен, – отвечаю.
– В чем?
– Что понимаю, о чем ты. Мне пора…
Потихоньку сдвигаю задвижку на двери вправо…
– Слушай, мне нравится то, что ты говорил… в свой магнитофон… это правда красиво…
Ох…
– Да. В смысле, представь, что можешь просто… ну, ты понимаешь, открыть дверь перед собой и – БАБАХ, ты уже в параллельной вселенной, – продолжает он. – И ощущаешь себя совершенно другим человеком. Ну круто же, верно?
– Э-э… ага…
– Было бы здорово – изменить жизнь в долю секунды. – Он щелкает пальцами. – И стать совершенно другим человеком.
Ну да, это на самом деле было бы восхитительно, черт его дери.
– Кем бы ты стал? – спрашивает незнакомец.
Я
не двигаюсь с места. Сам не знаю почему.– Вот я, наверное, директором, – продолжает собеседник, не дождавшись ответа.
– Директором? Нашей школы? Зачем?
– Чтобы самому создавать все правила. Чтобы люди наконец стали обращать внимание и слушать меня.
– Ха! Мелко мыслишь! Почему тогда не президентом? Или не властелином вселенной, если уж на то пошло?
Cмеется.
– Да, приятель, мне нравится твоя логика. А ты?
Смотрю на кабинку, дожидаясь появления какого-нибудь ведущего шоу. Ничего не происходит.
– Эй, ты здесь? – окликает он.
– Ой, я не знаю. Наверное, каким-то другим вариантом самого себя.
– А что именно было бы другим?
– Все.
– Ого!
Молчание. Единственный звук – вода из крана: кап-кап-кап.
– Это ты глубоко копнул, приятель, – подал он голос наконец.
Нет, ну странно же, верно? Разговаривать с совершенно незнакомым человеком, который сидит в туалетной кабинке. Вообще разговаривать с незнакомцем. Но я прям не знаю… Когда между нами эта баррикада, как-то безопаснее. Словно я на исповеди. Так и тянет об этом сказать, но прозвучит глупо. Так и тянет уйти, но по какой-то причине мои «чаки» приклеились к месту.
– Ты еще там? – спрашивает он.
– А… Да. Э-э… Мы раньше встречались?
– Нет.
– Ты здесь учишься?
– Типа того.
– Типа того?
– Первый день.
– Но… осталось же всего три недели до каникул.
– Я в курсе.
– И ты сегодня первый день?
– Похоже на то.
– В каком классе?
– В предпоследнем.
– Ох ты ж! И я… Ты недавно переехал? – продолжаю сыпать вопросами.
– Вроде того…
– Страшно?
– Чего?
– Тебе страшно?
Видите ли, когда голос затихает или человек начинает отвечать односложно, это почти всегда указывает на то, что он: а) боится, б) скрывается, в) и то и другое. У меня было достаточно сеансов с доктором Эвелин, чтобы усвоить эти штучки.
Собеседник смеется.
– Страшно? Мне? Не-а, приятель.
Вранье.
Опускаю взгляд. Черное растертое пятно на белизне моих «чаков». Не-ет! Слюнявлю палец и начинаю оттирать.
– Ладно, тогда слушай, – говорю я. – Хочешь совет? Держи язык за зубами – и будешь в шоколаде. Поверь на слово.
– Я вообще-то не из тех, кто помалкивает, приятель.
– Как знаешь.
Убирайся, убирайся, чертово пятно. Ненавижу грязные вещи.
– В общем, оставляю тебя заниматься тем… чем ты там занимаешься.
Встаю, хотя на кеде еще заметно крохотное пятнышко.
– Ты что, подумал, что я…
– Удачи в школе… В смысле, если что-нибудь понадобится, я могу… в смысле…
– Спасибо, приятель. Я тут… просто сижу, – говорит он. – Ну, понимаешь… жду…
Угу, знаем.
– Ладно, хорошо… прячусь… – сдается он.
Я улыбаюсь.
– Хорошее место нашел.
Смотрю на кабинку. Ступни пляшут на месте так быстро, словно он пытается пробить лаз в подземный мир. О, мне знакомо это чувство.
– В общем, думаю, еще увидимся в школе?..
– Непременно.
Я со скрипом открываю дверь.
– Эй, приятель!
– Чего?
– Рад был познакомиться.
– А… Ага.
Мы смеемся. В смысле, это он смеется как нормальный парень. Я глупо хихикаю. Ладно, сейчас моя реплика. Еще увидимся, приятель. Захлопываю дверь и осторожно выглядываю за угол.