Зима была холодной

— Живой, как видишь, — продолжая улыбаться, ответил он. — И миссис Коули тоже, — предугадал следующий вопрос Киллиан.

— Как ты… как вы… — Колум не находил слов. Нахлынувшее облегчение после тяжелого, изматывающего ожидания последних дней было так велико, что они застревали, перекатываясь с колючим комком в горле.

— Я всё тебе расскажу, — побежал Киллиан, кладя брату руку на плечо. — Но сначала дай промочить горло, за эти дни я совершенно забыл вкус виски.

Вскоре они уже сидели на крыльце, наслаждаясь последними лучами заходящего солнца, ласково касавшимися их ног. Колум слушал историю спасения, то и дело открывая рот, чтобы перебить, но заставляя себя молчать, дать брату высказаться. На душе было тепло и уютно: два самых дорогих человека в его жизни были живы и здоровы, разве могло быть лучше?

За эти дни Колум сотни раз пытался понять, что именно значит для него Алексис Коули. Каждый день, не приносящий вестей, заставлял сходить с ума от невозможности что-то сделать, и только одна мысль неотступно стучала в голове: «Только бы она была жива!». Отчего-то казалось, что с её смертью в жизни Колума оборвётся что-то слишком ценное, слишком дорогое, то, что невозможно будет починить или заменить. Она стала преследовать ночами, когда он ложился в кровать, бездумно глядя в потолок. Яркая, живая, наполненная светом. И Колуму казалась кощунственной мысль, что её может больше не быть. Что её положат в деревянный ящик и засыплют землёй, а он прочтёт молитву и скажет какие-то слова, которые ничего не будут значить…

И вот теперь — жива! И эта мысль наполняла таким неимоверным счастьем, перед которым даже радость от возвращения брата невольно померкла.

Киллиан давно замолчал, разглядывая скрывающийся за деревьями оранжевый диск, но Колум не обратил на это внимания, крепко задумавшись.

Стоило рассказать брату о том, что произошло между ними в резервации. Определённо стоило, вот только Киллиан не мог заставить себя произнести это вслух, поделиться тем, что хотелось скрыть ото всех глаз, холя и лелея своё нежданное счастье. Какой-то суеверный страх стучал в рёбра, заставляя держать всё в себе, и Киллиан решил ему поддаться, хотя бы на время, прежде чем они с Алексис не решат, как быть дальше. Хотя он для себя уже всё решил — отпускать Алексис от себя он не собирался. Пусть их отношения начались неправильно, перевернулись с ног на голову, это не значило, что он не сможет поступить так, как должно. И даже если она захочет возразить, Киллиан сможет заставить её переменить мнение.

— Мне пора. — Он поднялся с крыльца, и Колум встрепенулся, удивлённо глядя на наполовину опустошённую бутылку.

— Я думал, ты сегодня останешься.

— Соскучился по телесным радостям, — усмехнулся Киллиан, поморщившись про себя — думать о девочках из салуна отчего-то было неприятно. Словно они могли запачкать одним своим взглядом то светлое, что сейчас царило в его душе. Колум понятливо улыбнулся:

— Мне по сану положены только крохи от этих радостей, — и он покосился на бутылку.

— Может, пора пересмотреть приоритеты? — подмигнул Киллиан, сбегая с крыльца. Колум с улыбкой проводил его, думая, что давно не видел брата таким… Счастливым. Мысль прошибла острой иглой от мозга прямо в позвоночник, заставляя сложить вместе разрозненные кусочки большой мозаики. Умиротворённое выражение лица Киллиана, то, что он впервые за годы зашёл в церковь, счастливую улыбку, то и дело мелькавшую на лице и глаза, буквально светящиеся теплом. Отчего он, мнящий себя великим чтецом чужих душ, сразу не заметил того, как изменился брат? Едва ли это было связано просто с удачным спасением одной прелестной молодой миссис. Нет, здесь явно надо было копать глубже.

Колум в волнении поднялся, собираясь окликнуть Киллиана, но тот уже сорвался с места, быстро скрываясь в сгущающихся сумерках. Образ Алексис, счастливо улыбающейся Киллиану, неприятно кольнул, заставляя всколыхнуться внутри чувство, которое, как привык считать Колум, никогда не имело над ним власти. Отчего же сейчас в груди заныло, тяжело и протяжно? Ведь он сам хотел устроить их счастье, подталкивая друг другу. Почему же теперь, когда доказательства их сближению практически у него в руках, так паршиво на душе?

Запустив руки в волосы, Колум выдохнул, невидящими глазами глядя перед собой. «От того, что ты надеялся, что Киллиан никогда не ответит ей взаимностью», — ответил мерзкий внутренний голос. И это было правдой, в которой Колум смел признаться только себе. Пусть он сам не мог быть рядом с ней, пусть даже не думал о том, чтобы когда-то рассчитывать на нечто большее, чем друг и духовный отец — но желание, эгоистичное, примитивное — оставить её для себя, было выше его сил. После поездки в Денвер он впервые почувствовал, что симпатия к Алексис таит в себе большее, чем просто восхищение. Но тогда он отмахнулся от этих мыслей, новых, неизведанных и тревожных. Но когда Алексис пропала, все чувства, что копились внутри, не находя выхода, дали о себе знать, и он каждую минуту молился, так горячо, как только мог, чтобы она была жива. Потому что понимал — без Алексис Коули вся жизнь потеряет для него смысл.

========= Глава 22 ==========

Оставшись одна, Алексис ещё некоторое время просто лежала, уставившись в потолок, впитывая в себя окружающую тишину. Но та же тишина через четверть часа начала давить на уши, вызывая неосознанную тревогу. Что, если сейчас её дом окружают дикари? Что, если они уже на пороге и вот-вот ворвутся внутрь и утащат её обратно? Ледяные волны страха накатывали, мешая сделать вдох. Алексис в панике села, обхватывая себя руками, пытаясь успокоиться. За окном вовсю светило солнце, лес вокруг жил привычной жизнью, птицы весело гомонили в ветвях. Пришлось несколько раз глубоко вздохнуть и выдохнуть, чтобы тревога отступила, забившись в дальний уголок.

Алексис пережила множество жутких моментов за эти дни, но зацикливаться на них было нельзя. Жизнь уверенно бежала вперёд, а в прошлом оставалось немало боли, страха и потерь. Но теперь, отчего-то верить в это отчаянно хотелось, всё будет иначе. Лёгкая улыбка коснулась губ, и Алексис провела рукой по разворошённой кровати, думая о том, что здесь произошло недавно. Близость с Киллианом была желанной и восхитительной, превосходящей самые смелые ожидания, но на одной постели никаких отношений не построить. Если они действительно будут, эти отношения. Алексис вздохнула, настроение моментально испортилось, ухнуло вниз и свернулось неприятным клубком в животе: никто не говорил о будущем, никто его не обсуждал. И говорить об этом было страшно — а если представление Киллиана о том, что ждёт их впереди, отличается от её?

Думать об этом не хотелось, но мысли всё равно крутились на месте, и чтобы как-то себя отвлечь, Алексис решила нагреть воды и помыться, а после привести дом в порядок и посмотреть, что можно придумать на ужин. К вечеру Киллиана она не ждала, хотя очень надеялась, что он всё же приедет. Если он исполнил обещанное, то завтра наверняка здесь будет Мередит с семьёй, и одна эта мысль вызвала улыбку и прогнала тоску — она безумно по ним соскучилась. Как и по детям из класса, по горожанам, с которыми успела завязать дружбу.

На плите уже шипел чайник, в кастрюльке варилась картошка, рядом стояла банка с консервами, ожидая своего часа, а Алексис жмурилась на огонёк керосиновой лампы, рассыпав по плечам влажные после купания волосы. Тревоги, волнения, изнурительный путь домой — всё это осталось позади, и как же приятно было просто вот так сидеть дома, чувствуя приятную усталость в мышцах, зная, что её ждёт тёплая постель и завтра не надо никуда бежать. Наверное, она успела задремать, потому что резко открыла глаза, вслушиваясь в темноту за дверями. Точно, ей не показалось — копыта звучали почти у крыльца. Сердце прыгнуло в горло, под коленями разлилась слабость. Алексис поднялась и тихо подошла к комоду, достала револьвер, проверяя, заряжен ли. Сухо щёлкнула обойма, возвращаясь на место — показалось, или заскрипели ворота амбара?