Зима, которой не было
Шрифт:
Мне не хотелось показывать своё смущение, но щеки предательски зарделись. Пришлось лицом нырнуть в бесконечный чёрный шарф, развернуться и, словно по минному полю, зашагать домой. «Не оборачивайся, — приказала я себе, — не смей смотреть».
Чёрт, какой он красивый.
— Я не собирался тебя обидеть, — крикнул вслед он. Против своей воли я вновь повернула голову и, словно ослеплённая, прищурилась. Нет, конечно, прищурилась-то я от солнца, но можно было вообразить, будто от его внешности. И одет ведь со вкусом. Ему лет двадцать, уверена.
Я ускорила шаг, проклиная
Поднявшись на свой этаж и отперев дверь, я ввалилась в прихожую и съехала по стене прямо в одежде. В мыслях то и дело всплывало лицо того парня, его ухмылка и блестящие, покрасневшие от холода глаза. «Чёртов ублюдок», — со злобой выругалась я и пнула ногой стену так, что даже гардеробный шкаф зашатался. Это казалось довольно глупым, но нарушить привычный ход моего дня ему удалось. В животе заскулил щенок, и это было сигналом к тому, что нужно поскорее забыть о той минуте и сделать что-нибудь на обед.
***
Отец вернулся к семи. Я даже не услышала, как хлопнула входная дверь: слишком уж шумело мясо на сковородке. Все шестнадцать лет я была единственной женщиной в этой семье, поэтому уже привыкла, что готовка, уборка и прочие обязанности слабого пола лежат на моих плечах. Выполняла их механически и иногда казалась себе роботом-домработницей, которого в скором времени посулят изобрести всяческие НИИ. Но готовить мне очень нравилось. Втайне от отца я считала, что если образование за стенами школы продолжить не смогу, то непременно уйду в поварское дело. Он, мягко сказать, оказался бы фраппирован.
— Привет, милая, — макушкой я ощутила папино горячее дыхание, а затем поцелуй. — Что готовишь?
— Бефстроганов, — безучастно отозвалась я.
— И охота тебе возиться. Просто пожарила бы.
Я ничего не ответила, лишь краем глаза пронаблюдала, как отец уселся на стул в нетерпеливом ожидании ужина. Я смотрела на его печальные глаза, так рано седеющие тёмные волосы, которые, казалось, будто солью посыпаны, первые морщины у глаз и ссутулившуюся спину. И в такие моменты мне отчего-то было жалко совсем не его, хотя эгоисткой я себя никогда не считала. Иногда мне казалась, что в своем стремлении внушить ему что-то дельное я словно бью кулаками каменную стену. И когда ладони оказались стесаны в кровь, я прекратила попытки. Но это не значило, что мне уже не больно.
Мы поужинали практически в полном молчании, а когда я встала, чтобы помыть посуду, отец поставил греться электрический чайник.
— Чайку, Ева? — натянуто улыбнулся он.
— Нет, спасибо, — покачала головой я, наблюдая за прозрачной струей воды, ударяющейся о край керамической тарелки.
— Как школа?
Полный
провал, папа.— Всё отлично.
— Я не верю тебе, — зачем-то он пошел в наступление. Я знала, что он понимает, когда я лгу.
— Это твоё личное дело, — в попытках сохранить спокойствие отрезала я.
— Знаешь, — я предчувствовала заунывную историю. — А твоя мать никогда не лгала. Даже не пыталась…
— Мне тогда, может, тоже пачку "Феназепама" сожрать, чтобы хоть в чем-то на неё походить? — сорвалась я и едва не выронила скользкую чашку из рук.
— Ева, — без единой капли строгости протянул отец. Его глаза, серые, тусклые, уставшие, давили на меня упреком, — за что ты так со мной? Неужели ты ни капли меня не любишь?
Нет, папа, тебя люблю. Себя вот — не очень.
Я предпочла промолчать, а он опять начал выявлять причину моей холодности, несмотря на то, что я оставалась партизаном:
— Может быть, я покупаю тебе мало всяких женских штучек? Или у тебя нет того, что есть у остальных подростков?..
Матери у меня нет. Это точно.
— Мне кажется, ты слишком на мне зациклен, — покачала головой я, вытирая мокрые руки о кухонное полотенце. Затем я закрыла кран. — Ты никогда не думал переключить внимание на кого-то другого?
— Что ты имеешь в виду? — папа удивился. На секунду мне показалось, что щёки его порозовели от смущения. Действительно, если задуматься, то за шестнадцать лет я не знала ни об одной его женщине. Они вообще, интересно, были?
— Здесь ты — трудный подросток или я? — мои руки ловко расставляли посуду в сушилку. — Ты понимаешь, о чем я.
— Я вовсе не считаю тебя трудной…
Ну, конечно. А книжка «Как понять трудного подростка» у тебя на столе лежит для красоты?
— Не уходи от темы.
Чайник щёлкнул, и в тот же момент в кармане папиных брюк завибрировал телефон. Вольным жестом родитель наполнил чашку кипятком, бросил туда пакетик с чаем и, покачав головой в мою сторону, удалился в свою комнату. Интересно, книжки об общении с трудными взрослыми у него не завалялось?..
3. Ева и кофе со вкусом легкого шока
— Ева, тебе чай взять?
Я насупилась, спиной прижавшись к стене. Напротив меня, пожёвывая жвачку и бессмысленно листая ленту «Инстаграма», сидела Рита. Я бы с удовольствием сказала, что румяна кирпичного цвета ей не идут — будто о гараж щеками потёрлась, — но мне было решительно всё равно, как она выглядит. Имело ли смысл сотрясать воздух?
— Да, без сахара, — крикнула я Маше, наблюдая, как локтями та расталкивает младшеклассников.
Через несколько минут брюнетка принесла три стакана, и, отпив из своего, я едва не поперхнулась: горло обжёг приторно-сладкий вкус общепитского пойла, который ещё и чаем называть не брезговали. Мгновенно я откашлялась и отодвинула от себя завтрак.
— Да, Ева, тут не кафе, — пожала плечами Рита, так и не оторвав взгляда от экрана. Затем она извлекла изо рта жвачку и без зазрения совести залепила ее под табурет, на котором сидела.
— В столовых чай один и тот же для всех, — закивала Маша.