Зима отчаяния

– Непонятно, как он выглядел, – пробормотал Сабуров, – надо завтра запросить в заводской канцелярии его формуляр.

Следователь не мог сообразить, кому в Санкт- Петербурге в году от Рождества Христова одна тысяча восемьсот шестьдесят седьмом мог понадобится скальп уважаемого инженера. На утоптанный пол рядом с его ботинком шлепнулась темная капля.

– У вас что, – поинтересовался Сабуров у мастера, – крыша… – подняв глаза, он осекся.

– Вот и волосы, – медленно сказал следователь, – несите лестницу, Гаврила Степанович, – по прикидкам Максима Михайловича, до закопченной стеклянной крыши склада оставалось саженей пять:

– Так вот она, – угрюмо сказал мастер, – ради починки всякий раз со стремянками не набегаешься.

Вдальнем углу ютилась проржавевшая винтовая лестничка. Сабуров гневно повернулся к приставу: «Почему не проверили крышу?». Парень покраснел:

– Кто бы мог подумать, ваше высокоблагородие, – окровавленный кусок плоти висел на стальном пруте, вбитом в краснокирпичную стену.

– И увидел это некто и донес Иоаву, говоря: вот, я видел Авессалома висящим на дубе, – вспомнил Сабуров, – и взял в руки три стрелы и вонзил их в сердце Авессалома, который был ещё жив на дубе…

Он натянул перчатки.

– Посветите мне, – велел следователь приставу, – ближе, еще ближе,– распахнув темную рабочую куртку, он замер. В груди трупа торчали три гвоздя.

Со страницы служебного формуляра на Сабурова смотрел благообразный господин лет тридцати, при бородке и пушистых бакенбардах. Фотографическую карточку снабдили серебристой вязью: «Левицкий на Мойке, 30. Санкт- Петербург».

– Служащие завода Розенкранца идут в ногу со временем, Иван Дмитриевич, – хмыкнул следователь, – в наших формулярах карточек не найти, – Путилин рассеянно пообещал:

– Еще появятся. Наших воров мы тоже сфотографируем, Максим Михайлович. Однако сейчас мы имеем дело вовсе не с вором, – Путилин изучал отчет полицейского доктора о вскрытии тела Грюнау.

Сабурову опять пришлось навестить морг Литовского замка. Покойный Альберт Эдуардович, номер второй, как сообщала написанная знакомым им почерком весточка, в отличие от купца Катасонова обладал атлетическим телосложением.

– Ему бы жить да жить, – доктор снял забрызганный кровью фартук, – всего тридцать два года исполнилось, – как и у Катасонова, у Грюнау не оказалось близких родственников.

– Сирота, – Путилин шуршал страницами, – потерял родителей подростком, учился за счет лютеранской общины в Петришуле и по их же стипендии поступил в Практический Технологический Институт.

На втором курсе юноша Грюнау выиграл малую серебряную медаль на конкурсе Императорской Академии Наук.

– Он защитил докторат в Германии, – уважительно сказал Иван Дмитриевич, – однако вернулсяв родные пенаты, – Сабуров поднял бровь:

– Я справился в архиве его полицейской части. Семья Грюнау живет в столице с петровских времен. Как говорится, старше них только Петропавловская крепость, – Путилин окинул следователя внимательным взглядом.

– Твой предок вроде тоже был сподвижником императора, – заметил начальник, – или он впал в опалу?

Максим Михайлович кивнул:

– И закончил свои дни на плахе, а сын его отправился в Сибирь. Однако то дела давно минувших дней, – Сабуров не любил разговоров о своей семье, – я встречусь с пастором церкви Петра и Павла, – Грюнау, разумеется, был лютеранином, – и с невестой покойного, – Путилин даже выронил папку: «Что за невеста?». Максим Михайлович протер очки.

– Инженер не зря ездил в Германию. Он стал господином доктором, – Сабуров ловко передразнил немецкий акцент, – и заодно он обручился с некоей, – следователь справился в простой записной книжке, – фрейлейн Амалией Якоби. Барышня проживает в квартире Грюнау на Большой Подъяческой улице, – Путилин неожиданно покраснел.

– Она его невеста, а не жена, – Сабуров позволил себе улыбку.

– Видимо, он был прогрессивен не только в работе, Иван Дмитриевич, но и во всем остальном, – Путилин повертел обнаруженную в куртке Грюнау записку:

– Почерк тот же, – заметил начальник, – писал образованный человек, – Сабуров покосился на свой стальной портсигар, Путилин махнул рукой: «Кури».

– Именно так, – согласился Максим Михайлович, – и он отлично знаком с Библией, – на вскрытии Сабуров услышал, что гвозди в грудь Грюнау вбили, когда инженер еще жид.

– Вернее, он умирал от кровотечения, – поправил себя полицейский доктор, – сначала егоосвежевали, а гвозди поставили окончательную точку, – Сабуров поинтересовался: «Сколько времени он пролежал мертвым?». Доктор выпятил губу:

– Если на складе была такая же температура, как и на улице, то всю ночь с пятницы на субботу, не меньше.

Ночью завод Розенкранца все- таки не работал. Спешно появившийся на Выборгской господин Розенкранц объяснил Сабурову, что у Грюнау, как выразился немец, его правой руки, имелись копии всех ключей. Путилин легко поднялся:

– Получается, – начальник взялся за булавку, – что после шести вечера Штиблеты приходит к купцу Катасонову, – первая булавка воткнулась в висящий на стене план столицы, – часа через два убивает его и отправляется на Выборгскую, – на плане появилась вторая булавка, – где его ждет Грюнау…

Максим Михайлович порылся в карманенебрежно брошенного на диван штатского пальто.

– Да, Иван Дмитриевич, и где он оставил еще пару окурков тех же пахитосок, – Сабуров выложил на стол бумажный пакет.

– И вот еще что, – добавил он, – мы проверили формуляры всех служащих конторы Катасонова. В прошлом году оттуда уволился только один человек, вернее, девица Дорио, Мария Николаевна. Она служила письмоводителем, – Путилин поднял бровь, – и переводчицей иностранной корреспонденции.

Иван Дмитриевич заметил:

– Катасонов, оказывается, был не менее прогрессивен, чем Грюнау. Он действительно старообрядец только на бумаге. Мало какая контора нанимает женщин. Что, она вышла замуж?

Сабуров покачал головой:

– Девушка прошлой весной пропала, а летом ее труп выловили из Невы. Опознавал ее, – следователь зашелестел бумагами, – ее сиятельство князь Дмитрий Аркадьевич Литовцев…

Путилин присвистнул:

– Тот самый, – Сабуров кивнул, – но какое отношение к нему имела девица Дорио? – Сабуров пожал плечами.

– Ее последним адресом в столице указан особняк Литовцевых. Она значилась в списке безвестно пропавших. Его сиятельство известили, он приехал в полицейский морг…

Путилин велел: