Зимнее обострение
Шрифт:
— Может, меньше, — тут же влез Изя, — чисто теоретически часть подозреваемых могли друг с другом скооперироваться, так что в случае успешного проведения казни невинноубиенных будет меньше. Скажем, три или четыре.
После этих слов Соловейка наградила черта таким уничтожающим взглядом, что он тут же поперхнулся своей математикой и замолчал. Хотя, может, он поперхнулся не от взгляда, а от подзатыльника Солнцевского.
— Да как только вам, светлейшему князю, опоре государственной и надежде народной, такое изуверство в голову вообще прийти могло?! — продолжала негодовать бывшая мелкоуголовная личность. — Это
— К тому же среди подозреваемых значится и ваша дочка, — сурово добавил Илюха, — неужто рука не дрогнет?
— Хотите войти в историю как Берендей-самодур или Берендей кровавый? — не удержался и встрял черт.
Вместо ответа Берендей обхватил голову руками и тихо застонал. Потом вдруг резко распрямился и вскочил с трона.
— Тогда я просто уйду в монастырь, без всяких казней.
— Это как это? — удивился Севастьян.
— А так, выпускаю всех из-под ареста, принимаю постриг, а вы тут сами разбирайтесь. Правитель из меня и вправду никакой, так что войду в историю как Берендей бестолковый или Берендей-неудачник.
С чего это вдруг? — взвился Изя, видимо подзабыв, что только что предлагал князю прозвища даже похуже.
— С того! — набычился князь. — Жену потерял, наследника потерял, а виноват в этом кто-то из моих собственных родственничков. Так я даже казнить никого не могу, потому что горстка каких-то святош мне тут морали принялись читать. Да так успешно, что я на них попался и разнюнился. Самое время сложить полномочия и удалиться от всего мирского.
— Но тогда на трон может взойти тот, кто погубил Агриппину с наследником, — тихим голосом заметил Севастьян.
— А вот с этой проблемой буду разбираться уже не я, — отрезал Берендей и вновь присел на свой трон. — Есть же боярская дума, есть ты и, наконец, есть кучка бездельников, которые, по их же собственным заверениям, лучше всех на Руси могут распутывать самые сложные загадки и преступления.
Илюхе Солнцевскому в своей бурной жизни очень редко бывало стыдно. Три, четыре раза? Наверное, все же больше — раз пять. В любом случае с твердой уверенностью можно заявить, что после слов Берендея таких случаев стало на один больше. Солнцевский хотел было что-то сказать в свое оправдание, но слов нужных не находилось, и ему ничего не оставалось делать, как опустить глаза и уставиться на кончик своего сапога в тщетной попытке узреть там что-либо важное.
По правую руку от старшего богатыря раздавались до глубины души знакомые всхлипывания — то боролась со своими эмоциями Любава, пытавшаяся не разреветься в голос. Откуда-то снизу тихонечко скулил Мотя — маленький Гореныш тоже по-своему переживал упреки за полную несостоятельность их команды.
Общую печаль и коллективное отчаяние неожиданно прервал если не радостный, то, по крайней мере, довольный голос Изи:
— А ведь это мысль!
Все дружно повернулись в его сторону, и он, не дожидаясь вопросов, пояснил свои слова:
— Пусть князь идет в свой монастырь, да и подозреваемых нужно выпускать. Только сделать это надо с умом, тогда и таинственного супостата выявим, и за Агриппину поквитаемся. Просто идеальный случай, чтобы шарахнуть крокодила булыжником по башке и выманить его на берег.
Изя не успел ничего пояснить, как моментально получил четыре вопроса — по одному от каждого. Хорошо
еще, что Мотя оказался более понятливым и просто с удивлением уставился на черта тремя парами зеленых глаз.— Чего?
— Кого?
— Рехнулся?
— Озверел?
Средний богатырь поморщился, но на этот раз не стал ни ругаться с коллегами, ни спорить с руководством. Вместо этого он торопливо достал из-за пазухи кисет и быстро набил трубку. Доморощенный Холмс, сильно сдавший свои позиции в последнее время, снова набирал обороты. Не обращая никакого внимания ни на Берендея, ни на Севастьяна, черт обратился к своим друзьям:
— Прежде чем возмущаться, дайте выговориться. Обещаю, что если в моих словах вы не найдете рационального зерна, тут же пишу заявление об уходе без выходного пособия и пенсионного обеспечения.
Илюха переглянулся с Соловейкой, но прежде чем они дали коллективный ответ, черт продолжил излагать свою мысль:
— Да, из меня получился плохой сыщик, но все же природа не обделила меня талантами. В чем была главная моя ошибка, которая, собственно, и привела к провалу следствия? Да в том, что я собрался провернуть все дело сам, без вашей помощи, и даже особенно не посвящая вас в детали! Каюсь, хотелось сверкнуть умищем да смекалкой, увы, не получилось. Так вот, почему бы теперь нам всем вместе не взяться за это дело? Ведь именно совместными усилиями до этого мы выпутывались из самых сложных ситуаций.
Вообще-то черт ничего нового не сказал, и именно потому никакой реакции от брата и сестры по оружию не получил. Впрочем, это ни капли его не смутило.
— Пока не обнаружен труп Агриппины, будем считать, что она жива, а раз так, то нужно срочно действовать. Мне тут в голову пришла одна мыслишка, и если подойти к ней творчески и развить, как следует, думаю, может сработать.
Тут Изя раскурил трубку и торопливо стал нарезать по тронному залу круги, собираясь с мыслями. Наконец он сделал жадную затяжку, выпустил облачко дыма, с видимым удовольствием втянул его ноздрями и только после этой сложной процедуры приступил к главному.
Как только озвученная чертом мысль начала приобретать четкие контуры, Илюха на пару с Соловейкой конечно же тут же забыли старые обиды и живо присоединились к обсуждению. Севастьян также не остался в стороне от этого процесса. В результате общих мозговых усилий спустя полчаса план действий был готов. Нельзя сказать, что он был слишком оригинальным, зато, в случае успешного воплощения его в жизнь, количество казней можно было свести к минимуму и сделать так, чтобы на эшафоте оказался истинный виновный во всех неприятностях, свалившихся на князя в последнее время.
Сам верховный правитель Земли Киевской слушал разговор подчиненных молча, но с явным интересом. Постепенно мрачная отрешенность сошла на нет, уступив место упрямой решимости довести дело до конца и покарать таинственного ворога. Особенно обрадовала Берендея перспектива взять его с поличным, буквально на месте преступления. Тогда без лишних правовых проволочек можно было бы применить к нему допрос с пристрастием (и еще каким!) и выведать о судьбе пропавшей Агриппины.
И только Мотя не мог понять, зачем нужно было городить такие сложности. Он попытался было поделиться своими сомнениями с хозяином, но тот только устало отмахнулся: мол, не до тебя сейчас.