Зимние девочки

Две мухи врезались в мой абажур, у них всего несколько часов для того, чтоб жить.

Я выключаю свет, и огни роятся у монитора, освещая загрузку тощей девочки, ребра, бедра, ключицы, кости, прорезавшиеся из-под кожи так, что теперь они могут сохнуть на солнце. Хорошо, когда можешь видеть сквозь бумажные крылья не сезонных мух.

Я выключаю все, и сворачиваюсь в постели.

Мухи направляются к окну, с противным, мерзким жужжанием, толпятся надо мной, ожидая возможности попасть в мой рот. Возможно, это эскорт Кейси, пришедший из могилы, оповещающий меня о ее появлении.

Я не могу столкнуться с ней одни на один.

Я крадусь вниз по лестнице и надеваю ботинки Эммы, просовывая ногу в них. Если папа спустится для перекуса, или по работе, он выбросит их и предупредит меня, чтоб я больше так не делала. Я направляюсь в подвал, блокирую дверь позади себя как разу ступенек.

027.00

Громкоговоритель выдергивает меня посреди урока Английского и отправляет к Мисс Ростофф. Она говорит, что позвонила моя мачеха, и я должна уйти со школы для чрезвычайно важного приема.

«Зачем?» - спрашиваю.

«Кейси» - отвечает она, «Будет легче, если вы поговорим об этом»

Мой рюкзак соскальзывает с плеча, как делал на протяжении всего дня. «Разговоры сделают только хуже»

«Ты пропустишь физику» - Она глядит на свой монитор.

«О…» отвечаю я, возвращая рюкзак на место, «Это меняет суть дела»

Доктор Нэнси Паркер пахнет, как вишневые леденцы от кашля. Я сижу на ее толстой кожаной кушетке, рюкзак на полу. Она распаковывает новую упаковку Халлс. Я думаю, она зависима, нет, лечится от химической зависимости красного цвета. Она должна исследовать эту проблему. Она убирает противный белый фантик, и кладет один леденец себе в рот.

«Твои родители обеспокоены смертью Кейси… это может повлиять на тебя, и ты снова сорвешься»

Кушетка стоит перед книжным шкафом. Все эти книги наполнены дерьмом. Ни одна из них не стоит того, чтоб ее прочли. Здесь нет сказок, историй о волшебных царствах, никаких принцесс, размахивающих мечами, и никаких сияющих богов. Страницы слов и предложений могли бы быть математическими уравнениями, идущими к своему логическому разрешению. Леденец-от-кашля Нэнси не доктор. Она - бухгалтер.

«Мне интересно, может ли тут присутствовать два разлада…» Она снимает обувь, и сидит, скрестив ноги.

Морщины на ее лице говорят о том, что ей почти шестьдесят, но классы йоги Сохранили ее тело столь же гибким, как у девочки.

«Желание держаться подальше от родителей и переживания по поводу утраты друга» Она ждет, что я отвечу что-то, заполнив воздух словами. Я молчу.

«Или я ошибаюсь» говорит она «и ничто из этого к тебе не относится никоим образом» Капли дождя стекают по оконному стеклу.

Я начала ходить сюда тогда, когда, первый раз побывала в тюрьме, черт, клинике, потому, что доктор Паркер – подделка. Блин, нет, она – специалист по лечению чокнутых подростков. Блядь, и опять не то: она – специалист по психологическим расстройствам в подростковом возрасте.

На протяжении первых двух приемов я открыла свой рот, и дала ей ключ от моей головы. Огромная ошибка.

Она вручила доктору фонарь, каску и множество веревок для того, чтоб бродить по моему подсознанию. Она заложила бомбу в мой череп, и та взорвалась пару недель спустя.

Я говорила ей, что чувствую себя плохо оттого, что она лезет туда, куда ей не следует без малейшего на то позволения.

Она ловила меня каждый раз, когда в моей голове рождалась какая-то простая мысль вроде, - Физика - пустая трата времени, или я должна зарядить мой телефон, или японский язык не настолько трудно учить — своими адскими вопросами, - «Почему ты так думаешь, Лиа?»

Я не могу спросить себя.

Почему я такая уставшая? – если не считать порции тупых вопросов – Потому, что у меня упал гликоген, потому, что я переношу потерю друга, потому, что я потерялась в своей реальности и самое главное: я устала от дурацких занятий.

Однажды я разозлилась и высказала ей все. Я сказала ей, что она жалкая неудачница, у нее нет детей и внуков, а если и есть – они не звонят ей, возможно – ее бросил муж, или это была женщина, никогда сразу и не скажешь, возможно, она разочаровала свою мать потому, что не живет в реальном мире с дышащими людьми, с сидит заключенная в комнате с дурацким книгами и фантиками от леденцов вместе с барабанящим по окнам дождем.

Ничто из этого не задело ее. Она даже не моргнула. Она просто попросила меня рассказывать дальше. Я заткнулась.

Я мечтала о том, чтоб принести в кабинет нож и разрезать ее на части, размером с отбивную.

Прошло десять минут. Поскольку кушетка нагревается, я подвигаюсь подальше к подушкам. Кожа скрипит.

«Какие слова сейчас в твоей голове, Лиа?» Расстроенная. Свинья. Ненависть.

«Я хочу услышать» Тюрьма. Гроб. Порезы.

«Ты должна работать до полного восстановления, Лиа. Это ведь еще не конец всей твоей жизни»

«Мой вес в норме. Я могу принести дурацкий журнал Дженнифер, если хотите»

«Вовсе не в этом деле. Это не главное и никогда не было главным»

Голодная. Мертвая.

Проходит двадцать минут. Я засовываю пальцы в рюкзак, а затем снова высовываю их.

Она – Шарлотта, я – Вилбур.

Некоторые девушки!/Бесполезные!/Безумные!

и этот розовый связанный крючком кошмар (пряжа полиэстера) - ее паутина. Нет, она не Шарлотта. Она - надоедливая кузина Милдред, тупица, чья паутина постоянно рвется. Если б мои родители позволили мне распоряжаться деньгами самой, вместо того, чтоб тратить на эту леди, я бы могла купить свою собственную квартиру.

Сорок минут. Я вытягиваю волосы со своего брелка – черные и ровные, солнечно белые, кучерявые и рыжие, а так же короткие, темные, очевидно, они принадлежали парню или девушке, которая не слишком заботилась о своей внешности. Волосы богатых людей, которым нравится жаловаться незнакомцам.

«Ты не должна была приезжать сюда сегодня» говорит она наконец. «Ты должна была извиниться, сказав, что тебе пора на терапию, и прийти ко мне в любое другое удобное время. Если ты не хочешь, чтоб родители знали – я не скажу им»