Зимние расследования

Какие-то ребята катались с длинной ледяной горки – у-ух!.. – уезжали далеко-далеко, голоса отчетливо звучали в морозном и чистом воздухе, мелькали разноцветные помпоны и комбинезоны. Снеговая пыль, похожая на бриллиантовую, переливалась между ветками берез, и мы остановились и долго смотрели, как она переливается. Синие плотные тени лежали на сугробах, и приходилось зажмуриваться, переходя из тени в свет, на ослепительное и яростное солнце. Калитка проскрипела, пуская нас, и с верхней перекладины бесшумно обрушился пласт легкого и чистого снега.

Мы провели в небольшом сером доме несколько часов. Мы слушали экскурсовода, не смея пошевелиться. Мы смотрели по сторонам и в окна, где был сад, спускавшийся с холма к зимнему лесу. Потом мы мчались по узкой расчищенной дорожке к автобусу, а нас все ждали, а мы опоздали, потому что никак не могли уйти из заснеженного сада, от кустов старой сирени, от террасы с широкими и пологими ступенями, все нас тянуло побыть еще немножко!

Наш теплый корабль поплыл по снеговым волнам и вскоре приплыл к железным воротцам пансионата «Орбита», где нам был обещан обед. Тут мы вспомнили, что нам невыносимо хотелось есть еще на заправке, и мы помчались на обед большими прыжками, и занимали друг другу место – так положено на экскурсии!..

На обед был борщ с пампушками, «битки паровые», огромный чайник огненного чая, а к нему плюшки, щедро посыпанные сахарной пудрой, все очень вкусное и какое-то… настоящее. Плюшки мы тоже съели, и Ленка не возражала нисколько. Стены столовой, где наша экскурсия обедала за сдвинутыми столами, были почему-то расписаны сценами из жизни Древнего Рима – люди в тогах и сандалиях, колонны, портики и дымящиеся вулканы, – и мы с удовольствием рассматривали сцены.

Когда мы вывалились к автобусу, большая худая собака подошла поздороваться, и мы несколько раз сбегали в столовую за угощением. Собака угощение приняла, а повариха сказала, что собака болела долго, а сейчас только поправляется, оттого и худая.

И день продолжался!.. Мы бродили возле храма, где венчался когда-то тот самый гениальный человек, что написал про девушку, которая «пела в церковном хоре», смотрели с обрыва на замерзшую речку, и зуб не попадал у нас на зуб от восторга и холода.

Мы возвращались в Москву ночью, притихшие и уставшие от радостных сегодняшних переживаний, когда вдруг один из наших мужей, попросив у экскурсовода микрофон, сказал на весь автобус:

– Сегодня был один из самых лучших дней в нашей жизни. Не знаю, как это так получилось. Но зато я точно знаю, что мы будем вспоминать его всю жизнь. Он заканчивается, конечно, но все-таки он у нас был!

И все зааплодировали.

На Садовой-Кудринской, запруженной машинами и людьми, мы сговорились, что через две недели опять поедем на экскурсию. Только детей с собой возьмем. Чтобы им тоже потом было что вспомнить.

Евгения Михайлова Подарок

Паша Прохоров был «никакой», как с детства внушала ему мама.

– Ты не умный и не глупый. Но ты вечно будешь троечником, потому что на четверку нет способностей. Ты даже мне сразу не можешь ответить на простой вопрос: слишком долго думаешь. Не знаю, может, ты головкой ударился, когда еще у меня в животе лежал. Сейчас вспоминаю: ты при рождении даже заплакать сразу, как другие, не сообразил. Только минут через двадцать заревел. Я даже орала этим врачам-сестрам: «Посмотрите, может, он неживой, курицы вы мокрые!»

Мама у Паши была как раз быстрой на язык и умела находить неожиданные решения. Единственного сына она любила. По-своему, как говорится. И однажды дала ему совет – напутствие на всю жизнь:

– Что у тебя выходит, Пашенька, так это хитрость. Даже со мной получается. На нее и ставь. Это верная карта. Хитрость и приводит людей к удачам и, главное, к богатству, которое и есть главный успех.

Паша матери верил. А кому еще? Кому он вообще нужен, кроме нее? Если это называется хитростью – способность такое сообразить, – значит, в ней и есть его главная сила. Отец работал машинистом в метро. Приходил вечером домой, синий от усталости. Молча пил водку, поправлял здоровье. У него была одна забота: выспаться перед работой. А беседовать с сыном, выяснять, какие у него проблемы, неудачи, способности или их отсутствие, – это к чему? Вот он, растет на глазах. Вполне себе здоровый парень: две руки, две ноги, голова круглая, как и полагается. Начнет зарабатывать – даже если помогать деньгами не будет, то хотя бы прокормиться семье легче без одного едока. Может, женится удачно. Одна соседка назвала Пашу красивым. Не урод точно.

Надо отметить, что Паше хватило ума, чтобы развить, усовершенствовать и сделать ненавязчивой, мягкой и незаметной свою хитрость, которая и стала его способом общения со всеми остальными людьми. Основной эксперимент он провел на школьных преподавателях. Просто и совершенно сознательно бросил заниматься, готовиться к урокам. Учителя были разными, часто нервными и взрывными, но Паша всем казался таким простым и милым парнем, которому бог просто не послал способностей, что меньше тройки ему никто не ставил. Даже если он выходил к учительскому столу и долго тупо молчал, но его приятное, добродушное круглое лицо изображало крайнюю степень страдания и стыда.

Наверное, на этом поприще Павел мог бы добиться и настоящих, значительных высот в бизнесе или политике – большое количество олигархов и общественных деятелей тому яркое и убедительное доказательство, – но он такого не хотел. Ничего, что связано с шумихой, сумасшедшими амбициями и противным ему до тошноты словом «карьера». Он просто желал быть на своем месте и прилично зарабатывать. Все. Это потолок.

Добивался своих целей Паша без большого труда. Кому-то поможешь в полной ерунде, кому-то просто польстишь, кого надо – подмажешь: просто сунешь пачку купюр в карман с милейшей улыбкой. И дело идет потихоньку. К двадцати пяти годам Павел Прохоров стал владельцем довольно большого автосервиса. К тридцати – у него была сеть вполне прибыльных предприятий. Он купил себе небольшую приличную квартиру. Для родителей построил крепкую, теплую дачу с удобствами. Отец к тому времени уже был на инвалидности. Мать, конечно, стала заговаривать про женитьбу. Про внуков понянчить и прочую ерунду. Паша с ней не спорил, но не сильно понимал, зачем ему такой геморрой. Ему и одному хорошо. Женщины на ночь всегда находятся, а утром они ему ни разу не нужны. Многие даже противны.

Неизвестно, как долго могло бы длиться такое вполне комфортное существование Паши Прохорова. Может, всю жизнь. Но он однажды познакомился с Лидой Сизовой, кассиром из магазина рядом с домом. И тут его комфорт на одного вдруг закончился. Он стал сильно скучать по ней – сначала в свободное от работы время, а потом постоянно.

Лида его сразу поразила внешностью. Может, она и не самая большая красавица, но так приятно выделяется на фоне его привычных подруг по вызову: худосочных, с мускулами качков и, главное, с этими губами – «варениками» из силикона, которыми и говорить трудно, а уж о том, чтобы их поцеловать, даже мысли не возникает.

Лида была пухленькая, крепенькая, с чудесными ямочками на розовых щечках и яркими голубыми глазами. Когда Паша в первый раз привел ее в свою квартиру, она так восхищалась всем, ей все казалось роскошью. Так что Паша понял окончательно: Лида из бедной семьи. Такой вывод и раньше можно было сделать по ее одежде, отсутствию украшений и наличию самого дешевого, старого, кнопочного телефона. Но можно было все это объяснить скромностью Лиды.

Да какая ему разница, господи боже мой. Даже лучше: Лида его чуть ли не «начальником» считает. Она очень наивная, добрая, деликатная, содержать подобную женщину, такую прелесть, одно удовольствие. С учетом чудесной внешности, конечно… А ночью Паша вообще впервые узнал, что такое секс с той, в которую влюблен. Которая кажется дивным созданием и подарком судьбы, приготовленным только для него. Они стали встречаться постоянно, но ночевать Лида оставалась очень редко, после настойчивых просьб Паши. Объясняла коротко: «Мне обязательно нужно домой. Я везу продукты и лекарства». Больше никаких подробностей. Паша особенно и не хотел вникать в детали. Чего тут непонятного: каждой семье нужны то продукты, то лекарства. И везет их тот, кто за это взялся. Когда Лида переедет к нему – на прочных и законных, конечно, основаниях, – ее родственникам придется обходиться самим. Как миленьким. И как всем.

Паша думал о том, как и когда сделать Лиде предложение, даже сходил в пару ювелирных магазинов, чтобы присмотреть кольцо. Осталось одно необходимое мероприятие до важного разговора с Лидой. Паша непременно должен был познакомить ее со своими родителями. А если сказать точно, то он должен получить безусловное одобрение – напутствие матери. Но какие тут могут быть проблемы? Лида такая хорошенькая, милая, добрая и скромная, а мама очень хочет понянчить внуков.

Мать к этому историческому визиту – как-никак первая девушка тридцатилетнего сына! – готовилась не меньше суток. Они с отцом специально приехали с дачи в свою московскую квартиру. И мать сначала выдраила ее до блеска, затем принялась за обед. Все блюда были простыми и легкими в употреб-лении, но крайне сложными и муторными в приготовлении. Малюсенькие пирожки в немыслимых количествах с разной начинкой и из трех видов теста – дрожжевого, слоеного и заварного. Масса крошечных пельменей, тоже нескольких видов и разной формы, большое количество салатов и солений из помидоров, огурцов, баклажанов, кабачков, выращенных своими руками на грядках у дачи, и грибов, собранных в ближайшем лесу.