Зимний излом. Том 1. Из глубин

Этого долговязого вяленого ублюдка селедки и краба Добряк ненавидел всеми фибрами души. Не понимающий ни уха ни рыла в морском деле болван начал с того, что спутал бак с ютом, поналепил на трюмные люки дурацких печатей и, наконец, облевал нагло занятую шкиперскую каюту. Салака тухлая! Клюгкатер был добрым эсператистом и не желал ближним зла, он просто хотел, чтоб крабье отродье поскользнулось на собственной блевотине и разбило свою пустую башку.

– Шкипер, – белесые гляделки уставились на Юхана, – вы готовы к высадке?

– Я-то готов, – рыкнул Юхан, – а вот ваш адмирал – нет, и кошки знают, когда будет.

– Вы сомневаетесь в мужестве моряков Его Величества? – отсутствие качки явно настроило недоноска на верноподданнический лад. – Это весьма предосудительно, шкипер, весьма...

– Я НЕ сомневаюсь, что Бешеный кровушки вам еще попьет, – процедил Клюгкатер, которого чужие делишки занимали лишь в той степени, в какой вредили или помогали его собственным. – Хорошо, если к вечернему приливу успеем, а как – нет?

– Войска Его Величества через два часа будут на берегу, – объявил тупица, – а тот, кто в это не верит, – трус и предатель.

– Я не верю, – лейтенант Лёффер, с десятком солдат охранявший груз и урода-интенданта, был человеком приличным, не то, что начальничек. – Через два часа еще будет отлив, а в отлив только утки высаживаются. Доброго ветра, шкипер.

– И тебе ветра доброго, – откликнулся Добряк. – Пришли послушать, как стреляют?

– Ваша фляга, дядюшка, – дурак племянник радостно протягивал драгоценный напиток, попробуй теперь не угости.

– Весьма кстати, – одобрила интендантская морда, – но я пью только из своего стакана, который мою лично. Юнга...

– Питер! – Тебе нужен твой стакан? Вот сам за ним и иди! – Бери трубу и дуй на шканцы. Мы ждем сигнала к высадке, смотри не пропусти.

Питер, сверкнув лунообразной физиономией, умчался. Следом уполз и поганый интендант, на прощанье одарив шкипера злобным взглядом.

– Зря вы так, – Лёффер с готовностью отхлебнул можжевеловой настойки и вернул украшенное грудастыми рыбохвостками сокровище хозяину, – этот человек злопамятен и имеет связи.

– Я тоже злопамятен, – отрезал Добряк, – он облевал мою берлогу, и я не желаю его больше видеть. Если военные сделают свою работу быстро, я разгружусь и уйду в Ардору. Там можно спокойно жить и не ждать, что тебе изгадят фрахт.

– Пусть все пройдет гладко, – пожелал лейтенант, – а пока мы можем только ждать. Ваше здоровье!

– После вашего! – Если Хексберг возьмут, нужда в чужих лоханках отпадет, по крайней мере до весны, а там ищи рыбу в море. Но если дело затянется? Если заставят возить порох и жранье для осадной армии? М-да, это будут сплошные убытки, что б там любимый кесарь ни обещал.

– Дядюшка! – завопил Питер, тыча трубой в сторону моря. – Идите сюда! Тут такое!..

– Что там у тебя? Кит, что ли?

– Скорей! Ой-ей-ей!

Юхан пожал плечами и с достоинством двинулся на зов. Если весь шум из-за выеденного яйца, второму уху паршивца несдобровать. А это еще что такое?! На соседнем судне, «Могучем битюге» молодого Браунбарда, засуетились и забегали, где-то рядом грохнула пушка, а сбоку на горизонте обозначилось нечто, чего там быть вовсе не должно. Клюгкатер поднес ладонь ко лбу – так и есть, корабли!

В два прыжка шкипер подскочил к Питеру и выхватил трубу. Защити Создатель, линеалы! Паруса до самого горизонта, и прут прямо на его любимую посудину. Своим взяться неоткуда, свои собачатся с Бешеным, значит, чужие! Тот самый Альмейда, который, по словам этих олухов, развлекается на юге. Как же, всю жизнь мечтал!

Флагов было не разглядеть, но флаги нужны тем, у кого на плечах не голова, а задница. От шкиперского рева «Селезень» едва не взлетел. Марсовые встрепанными котами метнулись вверх по вантам, доставаться фрошерам не хотелось никому. Матросы торопливо отвязывали марселя и вязали рифы, мало чем уступая, если уступая, синезадым тупарям [56] !

56

Презрительная кличка военных моряков, носящих иссиня-черные мундиры.

Корабль лихорадочно одевался парусами, а Юхан столь же лихорадочно соображал, куда податься. Развернуться и рвануть в открытое море? Увы, зоркий глаз капитана разглядел мористее приближающейся колонны что-то очень похожее на паруса...

Так и есть, фрошеры! Ну и что, что мельче главных, с «Селезня» и фрегата хватит. Эх, вот бы прорваться всем скопом, да куда там! Соседи слева и справа бестолково разворачивались, явно собираясь нырнуть под хвост Кальдмееру, а единственную пристойную щель загородил задницей болван Браунбард.

Мало того, на мачте «Серебряной Розы» какая-то дубина подняла сигнал «Следовать за мной». Хотя почему это «какая-то»? Грубер это! Господина генерала блюющих в трюмах солдат Добряк видел лишь дважды, но этого хватило. Такому расстрелять – что малую нужду справить. Нет, господа селедки, приказы надо выполнять, особенно если над твоей душой стоят дурни с мушкетами. Шкипер смачно сплюнул за борт и рявкнул рулевому:

– Хватит дрыхнуть, лево руля!

4

Драка шла уже на траверсе «Ноордкроне». Бешеный оправдывал свое прозвище; окажись на месте Доннера Бермессер с его кружевным шарфом и деревянной головой, линия авангарда могла быть если не прорвана, то смята. Фрошер лез вперед, норовя подойти на пистолетный выстрел, а то и сцепиться на абордаж. Доннер умело лавировал, сохраняя дистанцию, несмотря на «гуляющий» ветер и близость берега.

– Что же, – фок Шнееталь смотрел на сцепившиеся эскадры с какой-то смесью досады и восхищения, – там высадка пока отменяется. Жаль, Вальдес ходит под «Фрошзигером» [57] . Я б не отказался сменять его на Вернера.

– Такая сделка даже гоганам не по силам. – Ледяной Олаф погладил шрам на щеке, Руппи говорил об этой привычке. – Но вы правы, к приливу Доннер может и не управиться, а «в два огня» его не поставить. Мели. Что ж, сосредоточимся на фортах, высадим Грубера и займемся Бешеным. Йозев!

57

«Победитель лягушек» – презрительное название талигойского флага.

– Мой адмирал!

– Что бы вы решили с талигойцами?

– Они хотят сближения, – выдохнул Зепп, – пусть они его получат.

– Вот она, молодая честность. – Создатель, и как человека с такой улыбкой назвали Ледяным? – Но что хорошо в двадцать, в сорок нелепо.

– Фридриху тридцать восемь, – напомнил Шнееталь, – хотя это мало что меняет. Мы не станем их подпускать, не так ли?

– Когда кончится высадка, я предложу Бешеному уйти. Это лучше, чем покалечить десяток линеалов и потерять несколько сотен отличных моряков, а дешевле он нам не обойдется. Скорее, дороже.