Зимний излом. Том 1. Из глубин

– Ты сперва первый переживи, – посоветовал Робер. – Утром горожанам подарки раздают, а вечером – Большой прием, после него нам небо точно со сковородку покажется.

– Прием как-нибудь переживем, а для подарков у нас целый цивильный комендант есть, – Гонт вгляделся в толпу и скривил губу. – Предлагаю сбежать. Повелитель Волн – это выше моих сил. Да еще с Берхаймом.

– Бежим, – согласился Робер. – Спрут Иноходцу не друг, а заодно в Охотничий зал глянем.

– О «Золотой охоте» соскучился? Я тоже, – лицо Дугласа стало растерянным. – Закатные твари, мы же вернулись домой, а как не дома.

Вернулись, но как и с кем? Если б только можно было сказать правду, но Удо никогда не простит Олларам Карла и Рихарда. Вот Дуглас, тот наверняка поймет, но сначала нужно дождаться Реджинальда.

2

– Господа, разрешите вас поздравить с великим днем, – бородатый Сарассан и с ним еще не дорвавшийся до столов Ванаг заступили путь. Обойти их, не отпихнув дряхлого кавалерийского генерала и агарийского посла, было невозможно.

– Мы вас тоже поздравляем, – вежливо произнес Эпинэ. Сколько сегодня проглотит Ванаг? Сколько этот «владелец островов у Хексберг» вообще проглотит?

– Я предвидел, что этот день наступит. Помните, я говорил вам об этом в Агарисе, – пошел в атаку обжора. – Я никогда не сомневался в нашем Альдо!

Было время, Робер тоже не сомневался. Ни в своей правоте, ни в том, что Альдо Ракан – его друг, а он сам – друг Альдо Ракана.

– Эпинэ, – кустистые брови Сарассана поднялись вверх, – что с вами?

– Дела военные, – пришел на помощь Дуглас. – Из Придды пришли тревожные вести.

– Но мы не должны складывать оружие, – затряс знаменитой бородой Сарассан, во время пира в нее наверняка набьются крошки. – Я говорил и буду говорить о том, что против Талигойи существует заговор.

Существует. И только благодаря этому заговору ты здесь. А заговор нужно вышибать заговором.

– Дорогой Сарассан, – подбоченился Иноходец, – мы вернулись домой навсегда. Главные беды в прошлом.

– Это вы вернулись, – дернул усом Ванаг. – Но Придда и Марагона все еще стонут под пятой захватчиков. Мои родовые земли...

– Придет и их черед, – перебил проглота Борн. – Весной все будет кончено.

Только не так, как хочется Ванагу. Не видать ему никаких островов. А островам, к счастью для них, не видать «законного владельца».

– Граф Гонт, – колыхнул бородой разоблачитель заговора, – вы слишком доверчивы и простодушны. Достаточно вспомнить «Анналы», в которых...

Как хорошо все эти болтуны запомнили, что Удо стал Гонтом, а Оллария – Раканой, и как же быстро они слетелись, сползлись, повылезали из своих нор.

– ...уничтожить Талигойю, несущую в себе зерно истинной, высокой духовности, – бубнил Сарассан. – Для этого две тысячи двести двадцать четыре года назад был составлен заговор...

Игнас был способен вещать часами, но у Ванага были куда более важные дела.

– Монсеньор, – пророкотал обжора, оттесняя приятеля, – я не стану настаивать на возвращении мне моих островов и сносе возведенных без моего согласия фортов, но я рассчитываю на возмещение понесенных убытков.

– За четыреста лет? – ухмыльнулся Темплтон.

– За триста девяносто семь, – Ванаг не шутил, он просто не умел шутить, – из учета обычного гайифского [67] процента.

– А почему не гоганского? – не утерпел Робер. – Гоганский процент выгодней.

67

Процент за выделенный кредит в гайифских ссудных домах.

– Да? – удивился владелец островов. – Но ведь он не фиксируется, в отличие от гайифского.

– А вы посоветуйтесь с вашим ростовщиком, – посоветовал Удо, – когда будете отдавать ему деньги. Если будете, разумеется.

– И все же вы недооцениваете угрозу, – Сарассан не собирался слушать про проценты за острова, у него была своя песня. – Друзья мои, вы еще так молоды! Вы не задумываетесь, кто веками жил с нами бок о бок, подтачивая сами устои существования Талигойи, я же этому посвятил всю жизнь.

Чему? Подтачиванию? Не ты один. Все мы в меру сил грызли чужой ствол, но перегрызли его не агарисские проглоты, а Люра с гоганами.

– Если вы читали мои труды, – не отставал борец со вселенским злом, – то вы должны помнить Франимские поучения.

– Увы, нет, – едва не взвыл Робер. – Я – человек военный, история и философия мне непонятны.

– Я пришлю вам свои «Комментарии к Антинахию», – пообещал Сарассан. – Маршал Талигойи должен знать, с какими врагами ему предстоит иметь дело.

– Он знает, – заверил Борн-Гонт, хватая Эпинэ под локоть.

– Нет, – поднял палец Сарассан, – вы не можете знать всей широты заговора. Мы смеемся, разговариваем, пьем за победу, а среди нас снуют враги. Они ловят каждый наш вздох и ждут своего часа, чтобы ударить.

Один, по крайней мере, точно снует и ждет, и этот один – Первый маршал Талигойи собственной персоной.

– Господа, – возвестил вынырнувший из Морисской галереи Арчибальд Берхайм, – пока мы ждем Его Величество и Ее Высочество, нас осчастливит своей новой балладой барон Дейерс. Она написана к сегодняшнему дню, и мы будем первыми, не считая вдохновлявшего барона гения, кто услышит эту вещь.

Многосмертный Дейерс с лютней наперевес вылез вперед. Он был по-прежнему уныл, но сменил потрепанный камзол на роскошный придворный туалет. Барон щипнул струны и объявил:

– «Песнь Победителя».

Робер возвел очи горе. На потолке золотоволосый охотник обнимал юную поселянку. Им было хорошо, они не слушали Дейерса.

Вот и свершился миг великий, –

затянул менестрель, —

Стряхнули мы ярмо оков,Я слышу радостные крики,Но в них вплелись стенанья вдов...

Эта баллада была новой. И тухлой, как прошлогоднее яйцо, потому что барон по своему обыкновению очередной раз обезглавливался, вешался и изгонялся на пару со всеми спасителями отечества. Начал он, как водится, с Эктора Придда и Эрнани, затем пришел черед Окделлов.

Я помню, как великий Алан, –

выл Дейерс, —

Сразил предателя клинком,С ним вместе кровь моя стекалаНа плаху рядом с топором.

Реджинальд уже в Надоре, праздники виконт встретит с родными, а завтра или послезавтра отправится к Савиньяку. Значит, через месяц придет ответ. Может, и раньше, но лучше просчитаться в хорошую сторону, чем в плохую. Месяц он выдержит, месяц – это недолго.