Зимняя королева
Шрифт:
Целовать! Энтон нахмурился, вспоминая минувшую ночь, когда они обнимались в разгоряченной секретной темноте. Неожиданный всплеск желания застал его врасплох, но от этого он не был слабее. В действительности притяжение разгоралось между ними, как из искры разгорается огромное пламя, с той минуты, когда он увидел ее на пруду. Вкус ее мягких губ, ощущение ее тела, прижатого к его телу, запах розовых духов — все это было изумительно-опьяняющим. Он хотел от нее больше и больше, хотел всего, что она могла дать: ее тело, улыбку, смех, ее тайны.
Но Розамунда, естественно, захочет от него в ответ того же, а он дать ей
Но как же быть с Розамундой?! Избегать ее он не мог, было ведь нелепое пари с королевой! Двор слишком мал, все в нем слишком тесно связаны. Было еще, о чем поразмыслить: о человеке в маске, который занял место Лестера, а потом куда-то исчез. Зловещие козни, опасные тайные намерения, чем все это грозит? Королеву-то охраняют хорошо, а Розамунду?! Мерзавец танцевал с нею, и она, казалось, испугалась его. В сердце Энтона закипели гнев, жгучее желание защитить девушку от всего, что могло бы напугать ее.
Ему надо быть внимательным и осторожным! Он может защитить Розамунду от лорда Мисрула и понять, что она знала о делах Сесилии, при этом, не позволяя естеству взять верх над его рассудком.
— Я — не трепещущая трусиха, Сесил! — вскричала королева. — И не позволю введенным в заблуждение озорникам испортить мне Рождество!
Изумленная Розамунда видела, как королева ударила кулаком по туалетному столику так, что задребезжали венецианские бутылочки, и горшочки и перевернулась шкатулка с драгоценностями. Жемчужные ожерелья и рубиновые броши разлетелись по полу, и служанки поползли собирать их.
Уильям Сесил, лорд Бергли, оперся на свою трость с миной безмерного терпения и страдания.
Розамунда с изумлением смотрела на эту сцену: королева — в отороченной мехом спальной мантии, с полураспущенными волосами — и ее фрейлины, готовящие ее ко дню Рождества! По всей спальне разбросаны туфли, пролиты жемчужные белила, кругом перепуганные лица!
Розамунда боялась, что у нее такое же лицо. Анна говорила ей, что на королеву находят приступы раздражения, иногда даже ярости, раза два в день. Но они быстро проходят, и потом она спокойно занимается делами. Так что Розамунда выглядывала из-за подвернутого занавеса королевской постели, опираясь на полку с молитвенниками.
Она сомневалась, что сможет когда-нибудь стать таким сангвиником, как лорд Бергли. Конечно, он много раз был свидетелем таких бурь и понял, как заставить королеву вернуться к делам, — для ее же пользы. Сегодня он старался убедить ее сократить продуманный план рождественских праздников — ради ее безопасности — и оставаться в своих апартаментах, пока не поймают загадочного лорда Мисрула и не допросят его. Долго ждать не придется, зная, как взбешен лорд Лестер и его люди, которые рвали дворец на куски, отыскивая злодея. Но королева ничего из этого не услышит.
— Ваше величество, — произнес лорд Бергли, — никто не обвинит вас, если вы и окажетесь трепещущей трусихой. Просто неразумно ходить посреди толпы, когда налицо заговор.
— Ха,
заговор! — фыркнула королева. — Какой это заговор! Просто праздничная проказа против Лестера, который определенно стоял так, что его можно было сбить ударом, двумя… как угодно.— Не соглашусь, ваше величество, — проворчал Бергли. — Пока мы не можем знать, была ли это только выходка против Роберта Дадли, или действуют силы глубже. Сам факт, что какой-то злодей просочился на ваш праздник, очень тревожен. С этой Испанией, Францией, королевой Шотландии… их связями…
— Не говори мне о королеве шотландцев! — вспыхнула Елизавета. — Меня тошнит от одного ее имени. Мало того, что первая леди Леннокс постоянно умоляет меня разрешить ей отправить ее никчемного сына в Эдинбург. Или я не могу насладиться моим Рождеством без ее вмешательства?!
— Боюсь, мы не сможем удержать ее от вмешательства, — отозвался Бергли. — Она — постоянная угроза, ваше величество, даже будучи за границей, где она и есть, но с поддержкой Франции. Ее амбиции давно хорошо известны.
— Если бы она сделала, как я говорю, и вышла замуж за лорда Дадли, ее амбиции укоротились бы, — пробормотала королева, хватая флакон с духами. Спальня наполнилась ароматом фиалок.
— Вы и в самом деле полагаете, что она так сделает? — спросил Бергли.
Елизавета пожала плечами:
— Нет. С Лестером, так оплошавшим с этой глупой выходкой, — нет.
— А если это не просто глупая выходка, ваше величество?
Королева вздохнула:
— Хорошо, добавьте стражи в церкви и коридорах. Но это все, на что я соглашусь.
— Вам лучше бы оставаться здесь, в ваших апартаментах.
— Нет! — Елизавета так яростно мотнула головой, что вылетели шпильки, только что вставленные в ее волосы. — Это Рождество, возможно, последнее для дорогой мисс Эшли, и я хочу доставить ей удовольствие, и без всяких неприятностей.
— Хорошо, ваше величество. — Бергли поклонился и ушел.
Леди стояли, недвижимы, пока королева снова не грохнула по туалетному столику, разметав драгоценности по полу.
— Что вы все стоите, разинув рот?! Нам пора быть в церкви. Достаньте золоченые рукава.
Наконец, ее облачили в прекрасное зеленое с золотым одеяние, а волосы убрали под золотую сеточку и ленту, украшенную драгоценностями; на плечи была накинута отороченная мехом мантия. Она протянула руку в перстнях за молитвенником, и Розамунда тут же подала его.
— Спасибо, леди Розамунда. Не пройдете ли со мной в церковь?
— Конечно, ваше величество, — ответила изумленная Розамунда. Предназначенное ей правилами место было в конце процессии — вместе с другими камеристками, но не могла же она возразить королеве. Она встала рядом с королевой, и они прошествовали из спальни через гостевой зал.
— Ты танцевала с этим неизвестным лордом Мисрулом прошлым вечером, не так ли?!
— Да, ваше величество. — Утром Розамунду подняли рано, чтобы об этом же мог ее спросить лорд Бергли. Добавить ей было нечего, и она боялась, как бы они не подумали, что она знает больше.
— Как полагаешь, кто он?!
— Не знаю, ваше величество. — То же она ответила лорду Бергли. Единственный ответ, который у нее имелся. — Он был в маске, а я при дворе недавно, мне трудно определить кого-то по тому, как он кривляется.