Зимняя королева
Шрифт:
— Миледи не осчастливит меня своей компанией?!
— Конечно, осчастливит, — ответила она, поворачиваясь к нему.
Она была уже уверена, что последует за ним, куда бы он ни повел, и будь что будет. Он подставил руку, и она положила на его шерстяной рукав свою ладонь, сдерживая порыв, чтобы не запустить пальцы в его волосы, притянуть к себе и целовать. Казалось, он угадал ее мысли, глаза его потемнели. Он повел ее в конец вереницы саней, где стояли сани для двоих, запряженные парой красивых белых лошадей.
Только одни сани стояли сзади, и в них уже сидела Анна и лорд Лэнгли.
— Как вам удалось раздобыть такой экипаж, мистер Густавсен? — спросила она.
— Благодаря моему очарованию, естественно, леди Розамунда, — ответил он, самодовольно усмехнувшись, — и еще кое-чему в придачу.
Она засмеялась и взяла его за руку, чтобы он помог ей забраться на мягкое сиденье. Он завернул ее в одеяло и меховую мантию, подоткнул с боков, чтобы не было холодно, и уже под покровом мантии он быстро поцеловал ей руку повыше перчатки, — она почувствовала кожей его теплые страстные губы. Энтон забрался на сиденье рядом с ней и взял у возницы вожжи.
— Вам тепло? — грубовато спросил он. Она молча кивнула и засунула руки в муфту, храня его поцелуй, а он направил сани вслед за другими. Бубенчики на упряжи весело зазвенели, завели свою серебряную песенку в холодном воздухе. И кое-кто из седоков подхватил эту песню.
«Любовь и радость придет к тебе, придет к тебе с пирушкой. И Господь благословит тебя и пошлет тебе счастливый Новый год».
Розамунда засмеялась, прижимаясь к плечу Энтона.
Кружевные хлопья снега сыпались с жемчужно-серого неба, налипая на ресницы, на мех одеял. Она громко смеялась, чувствуя жесткие снежинки на губах.
— Вот это — настоящее Рождество! — Энтон рассмеялся. — Вам не часто доводится видеть снег?
— Редко. Вам кажется глупым, что я в таком восторге от этого снегопада, такого шуточного по сравнению с вашими снежными бурями в Швеции.
— Нет, нет. Я люблю все, что вызывает вашу улыбку.
Не вынимая рук из-под мантии, она обхватили ладонями его руку, чувствуя напряжение его мышц, когда он управлялся с вожжами.
— Я сегодня весь день смеюсь, — сообщила она. — А что вы думаете про нашу тощенькую английскую зиму?
— Я надеюсь, что увижу много ваших зим, и таких же, как эта.
Они погрузились в уютное молчание, а сани летели по льду, как на крыльях.
У пристани они обогнули поворот реки и въехали в сельскую местность. Они миновали обледенелую заставу, и Розамунда увидела в отдалении зубчатые стены дома поместья, сложенного из красного кирпича. На минуточку она позволила себе несбыточные мечты, будто это их дом, ее и Энтона. Вечерами они прогуливаются по этим зубчатым стенам рука об руку, осматривая свои сады, потом идут в дом и сидят у камина. Но скоро мечты рассыпались, как расколовшаяся ледышка, когда остался позади дом фантазий, как и те щекотливые моменты, которые были у нее с Энтоном.
— А твоя мама по-настоящему поссорилась со своим отцом, когда вышла замуж? — тоскливо спросила Розамунда.
Энтон посмотрел на нее сверху, бровь его удивленно поднялась.
— По-настоящему, конечно. Он не одобрял, что она выбрала шведского дипломата, которого
встретила при дворе, и возражал, чтобы она уезжала далеко от дома. Говорил, что ей там будет одиноко и некому ее защитить. Грустно, но он оказался прав.— Как тяжело, что семьи распадаются от разногласий. У нас всех так мало времени, чтобы побыть вместе.
— Розамунда, — нежно произнес Энтон, перекладывая вожжи в одну руку, а другой обнимая ее за плечи, — сегодня не время для меланхолии! Мне грустно, когда вы грустите…
Розамунда засмеялась, устраивая голову у него на плече.
— Как же я могу грустить, если я с вами? Это только…
— Что — только?
— Ну, так трудно признать, что ты не прав, а родители правы. Ваш дедушка был прав в своем ужасном предсказании. А я теперь признаюсь, что рада совету своего папы.
— Что же он вам посоветовал?
Розамунда помнила слова отца: «Когда ты встретишь того, кого полюбишь по-настоящему, ты поймешь, что мы с матерью имели в виду». Как же она тогда разозлилась! Теперь она понимала, как он был прав. Ее чувства к Ричарду были девчоночьей увлеченностью, светом маленькой свечки в сравнении с ее чувствами к Энтону. Сколько им отведено времени? Две недели? Месяц?
— Мой папа сказал, что когда-нибудь я найду свое собственное место, то, которое предназначено именно для меня.
— Ты это нашла при дворе? Розамунда рассмеялась:
— Нет, не при дворе. Я не такая хитрая, чтобы продержаться здесь долго. Но я думаю, что где-то близко… А вы, Энтон?
Он плотнее прижал ее к себе:
— Я думаю, что тоже должен быть близко. Сани обогнули поворот замерзшей реки, поднялись на берег, и перед ними открылась фантастическая картина: ровное пространство берегов было очищено, и на нем сооружены высокие зеленые и белые шатры, внешняя — входная — сторона которых была открыта. На шестах развевались королевские стяги, трепетали блестящие ленты — зеленые, белые, красные — с вышитыми на них золотом розами Тюдоров. Костры полыхали оранжевым пламенем, и от них расплывались волны тепла, которые чувствовались даже на таком расстоянии.
— Снежный банкет! — обрадовано воскликнула Розамунда. — Как замечательно! Оказываете и вы правы.
— Знаю, я всегда прав, — ответил он, хитри улыбнувшись. — Но в чем я прав сейчас?
— Что сегодняшний день не для грусти. Рождество все-таки, и мы должны веселиться.
— О! Уверен, это я смогу!
Он быстро наклонился и поцеловал ее, пока никто не видел; губы его были теплыми и нежными. Розамунда хотела обнять его, прижаться к нему. Но он вдруг спрыгнул с саней, залез рукой под сиденье и вытащил полотняную сумку.
— У меня есть подарок для тебя в честь праздника.
— Подарок?! — вскрикнула от удовольствия Розамунда. — Какой?!
— Открой, посмотри, — улыбнулся он.
Она подтянула сумку к себе, гадая, что бы это могло быть. Украшения? Шелк? Книги? Но из сумки выпала пара новых сверкающих коньков! Как у Энтона, только миниатюрные.
— Коньки?! — восторженно выдохнула она, поднимая их к свету.
— Специально для тебя, моя дорогая. Оказалось, совсем непросто найти в Лондоне кузнеца, который мог бы сделать их.