Зимняя луна (Ад в наследство)
Шрифт:
Тоби сказал:
– Я должен это делать? Я не хочу.
Она не поняла, что он имеет в виду, а времени спросить не было:
– Все будет в порядке, малыш, мы справимся.
От первого марша лестницы, вне зоны видимости за площадкой, донесся звук поднимающихся тяжелых ног. И свист. Это было похоже на шипящий прорыв струи из дырочки в трубе.
– Но холодный звук.
Она отложила "узи" и нащупала крышку на горлышка канистры.
Огонь сработает. Она должна верить в это. Если оно сгорит, ничего не сможет остаться, нечему будет воссоздать себя. Есть тела. Но тела, превращенные в пепел, не могут снова проявить свою форму и функции, не важно,
– Оно никогда не боится, - сказал Тоби голосом, который шел, казалось, из самой глубины его собственного страха.
– Уходи отсюда, малыш! Иди! Иди в спальню! Быстро!
Мальчик побежал, и пес за ним следом.
Иногда Джек чувствовал себя пловцом в белом море под белым небом в мире, каждый кусок которого странен, как и планета, с которой пришло существо на ранчо Квотермесса. Хотя и ощущал землю под ногами все то время, что пробивался полмили до сельской дороги, он никогда не видел ее под прочной белой коркой, нанесенной бурей. Она казалась ему такой же нереальной, как дно Тихого океана могло представляться пловцу в тысячах футов над ним. Снег покрыл весь рельеф, и земля была укутана ровно, только с легкой зыбью на поверхности. Да еще в некоторых местах ветер вырезал из сугробов гребни, будто волны, закаменевшие точно во время своего обрушивания на берег. Лес, который мог предложить хоть какой-то контраст белизне, залившей зрение Джека, был большей частью скрыт за потоком снега, как за туманом на побережье.
Опасность потерять верное направление была постоянно угрозой в этом выбеленном краю. Он дважды сбивался с курса, пока все еще шел по территории поместья. Каждый раз обнаруживал свою ошибку только потому, что примятая трава луга под снегом пружинила ощутимо сильнее, чем сбитая, твердая поверхность дорожки.
Пробивая каждый шаг с большим трудом, Джек все время ожидал, что нечто вот-вот появится из-за пелены снега или подымется из сугроба, в котором затаилось. Даритель собственной персоной или один из его заменителей, до того смирно лежавший на кладбище. Он постоянно оглядывался по сторонам, готовый расстрелять все патроны из обоймы во что угодно, чем вздумается напасть на него.
Он был рад, что надел солнечные очки. Даже с затемнением блеск снега был едва выносим. Он пытался разглядеть хоть что-то в ветреной белой мути, чтобы уберечься от нападения и отыскать какие-то знакомые черты местности, которые помогли бы ему придерживаться верного пути.
Он старался не думать о Хитер и Тоби. Когда это не удавалось, замедлял шаги и его почти полностью захватывало неистовое желание повернуть назад, к ним, и забыть о "Железных Соснах" навсегда. Ради них и себя самого он изгонял их черты из своих мыслей, сосредоточиваясь только на ватном покрове земли, и постепенно становясь машиной для пеших прогулок.
Зловещий ветер выл без отдыха, задувал снегом лицо, и пытался заставить нагнуть голову. Он дважды сбивал его с ног - один раз так неожиданно, что Джек выпустил из рук дробовик. Тот улетел в сугроб, и ему пришлось ползать по снежной куче в торопливых поисках оружия. Он стал почти реальным его противником, как любой, кто хоть однажды вступил с ним в противоборство. Когда достиг конца частной дорожки и остановился перевести дух между каменными столбами под деревянной аркой со знаком, о въезде на ранчо Квотермесса, он клял ветер так, как будто тот мог его слышать.
Стал тереть рукой в перчатке очки, чтобы соскрести снег, налипший на
линзы. Глаза жгло так же, как когда какой-нибудь окулист капал в них, чтобы расширить зрачки перед осмотром. Без темных стекол он, должно быть, уже давно ослеп бы.Его мутило от привкуса во рту и вони мокрой шерсти, которой наполнялся воздух, проходя через шарф при каждом вдохе. Пар, который он выдыхал, мгновенно впитывался тканью, и тут же замерзал. Рукой принялся тереть свое кашне, отламывая тонкие, хрупкие льдинки и соскребывая более толстый слой сбившегося снега. Он очистил весь шарф, и дышать стало гораздо легче.
Хотя ему было сложно поверить в то, что Даритель не знает о его уходе из дому, но границы ранчо он достиг, не подвергшись нападению. Значительная часть пути была еще впереди, но самая опасная зона осталась за спиной. Может быть, кукольник не был так всемогущ, как притворялся.
Раздувшаяся и зловещая тень, всклокоченная, как страшилище в комнате ужасов, поднималась вдоль стены: кукольник и его разлагавшаяся марионетка тяжело, но упрямо перли к верху первого пролета лестницы. Пока существо поднималось, оно, без сомнения, поглотило фрагменты своей плоти, которую пули вырвали из него, но для этого даже не потрудилось остановиться.
Хотя оно не очень спешило, для Хитер и это было слишком быстро. Ей казалось, что существо просто несется по ступеням следом за ней.
Несмотря на трясущиеся руки, она наконец открутила упрямую крышку на горле канистры с горючим. Взяла ее за ручку. Подняла другой рукой за дно. Белесый поток бензина по дуге выплеснула из горла. Она поводила канистрой из стороны с сторону, насыщая ковер по всей ширине ступенек, и позволяя жидкости залить всю верхнюю площадку.
Даритель внизу, облепивший живые ходули, казался чем-то, не могущим реально существовать, вылупившейся тенью, раскисшей конструкцией из грязи в скользких извивах.
Хитер поспешно закрутила крышку. Отнесла канистру недалеко от себя в коридор, вне пути будущего огня, и вернулась к лестнице. Даритель достиг площадки. Он двинулся по второму пролету.
Хитер рылась в кармане куртки, куда, как ей казалось, она положила спички, но находила только запасные заряды для "узи" и кольта. Она нащупала другой карман, влезла в него - опять патроны, но спичек все нет.
На марше мертвец поднял голову, чтобы поглядеть на нее, что означало - Даритель тоже смотрел глазами, которые она не могла увидеть.
Может ли он учуять бензин? Поймет ли, что бензин горюч? Он ведь разумен. Даже слишком, увы. Может оценить это как нечто, грозящее ему разрушением?
Третий карман. Еще пули. Она ходячий склад амуниции, черт возьми.
Один из глаз трупа был все еще покрыт тонкой желтой катарактой, промелькивающей между веками, нитки в которых почти все разошлись.
Воздух почти сочился бензином. Хитер с трудом сделала чистый вдох со стороны: у нее началась одышка. Даритель, видимо, не возражал против изменений в атмосфере, а труп вовсе не дышал.
Слишком много карманов. Боже! Четыре поверх куртки, три внутренних. Карманы, карманы; по два на каждом бедре, и все на молниях.
Другая глазница была пуста, частично прикрытая расщепленным веком и болтающимися концами ниток. Внезапно кончик щупальца вывалился из черепа.
Отростки, похожие на усики черноморской анемоны, задергались оживленней, как будто подстегнутые усилившимся морским течением. Существо снова полезло вверх.
Спички!
Маленькая картонная коробочка деревянных спичек. Она нашла ее.