Зимняя сказка
Шрифт:
«Надо же, какой раритет, – подумал Эдик, – Интересно, она еще на ходу? Надо Владимира Ивановича спросить…»
Так, без особой спешки он провозился во дворе до самого обеда, на который получил суп из рыбной консервы и макароны с жареной печенкой. После обеда Эдик собрался было отдохнуть с какой-нибудь книжкой из библиотеки хозяина, но услышал, как старик на кухне сетует на недостаток хлеба в доме и явно собирается идти за ним в магазин. Конечно, он тут же вскочил и предложил прогуляться сам – для книжек еще целый вечер впереди! Владимир Иванович хмыкнул, но вручил Эдику хозяйственную сумку и объяснил дорогу, выразив надежду, что тот не заблудится в пустом поселке, где и спросить-то некого.
Идти, как оказалось, нужно было по той самой улице Стальского, а потом, когда она выведет к другой улице, очень большой и широкой, свернуть налево – там и будет местная продуктовая лавка. Он и шел, разглядывая уснувшие зимним сном дома под снегом, и представляя, как все это будет выглядеть летом. Зелень, цветы, дети на великах носятся, бабки им вслед что-нибудь кричат… Наверняка тут и купаться где-то можно, нужно у Владимира Ивановича спросить, а потом летом приехать – место Эдику понравилось. Кстати, надо заодно узнать, кто же такой этот Стальский? Опять забыл спросить, а ведь старик знает наверняка.
Улица уперлась в изогнувшееся под небольшим углом шоссе, по которому тотчас проехал обычный бело-синий пригородный автобус «Львив», а с другой стороны скромно притулился искомый магазин – небольшой домик с надписью «Продукты». Купив два батона белого хлеба, Эдик подумал, и прибавил к ним пару пачек пельменей с красной ложкой на упаковке и творог в бумажной обертке для сырников. Ничего особо интересного он больше не обнаружил, да и запас какой-то в доме еще был, так что, расплатившись, он пошел обратно. На улице было заметно теплее, чем утром, хотя одновременно и пасмурнее, даже как-то потемнело, хотя зайти солнце должно было только часам к семи.
Эдик шел обратно по улице Стальского, думая на этот раз о чем-то своем, когда почувствовал, как ему немного сдавило голову. Уши на мгновение заложило, но тут же отпустило, оставив в них слабый затихающий звон.
«Давление меняется, что ли? – подумал Эдик, – Что-то раньше со мной такого не бывало!»
– Чшшшшссссс....
Эдик вздрогнул и оглянулся. Никого и ничего рядом нет, совершенно пустой перекресток, на котором ему надо было свернуть к дому. Только вдали виден силуэт какой-то девушки в черном пальто, красной шапочке и шарфе. Из-под шапочки выбивались темные волнистые волосы. Надо же, задумался, и даже не заметил ее сначала! Эдик моргнул, приглядываясь, но девушки уже не было. Свернула к какой-то даче? Или там уже следующий перекресток? Ладно, буду гулять – наверняка еще встречу, если она тут живет. Кивнув сам себе, Эдик повернул на свою улицу и пошел к дому.
Вечерело. Удобно устроившийся в старом кресле и приспособивший рядом торшер Эдик читал найденную в хозяйском шкафу книгу Александра Беляева и был вполне доволен жизнью. Владимир Иванович пропадал в своем кабинете, работая над какой-то монографией, сидя за массивным письменным столом под картой железных дорог СССР. Эдик знал, что его дедушка занимался тоже чем-то связанным с паровозами, а потом остался в блокадном Ленинграде помогать с организацией оборонной промышленности, где и погиб во время бомбежки в 43-м году. Мама что-то рассказывала, но она сама тогда была подростком, и взрослые дела ее интересовали мало.
Наконец, в кабинете скрипнуло кресло, и Владимир Иванович показался в дверях.
– Ну, что? Не проголодался еще? Предлагаю на ужин картошки пожарить!
– Всегда готов! – подскочил Эдик, – Чем помочь? Могу в подвал за ней сходить!
– На кухне есть еще немного… Хотя, на двоих не хватит, конечно! – задумчиво ответил Владимир Иванович, – Пожалуй, стоит еще принести.
Оба вышли в прихожую,
где Эдик поднял тяжелую крышку в полу, откинув ее к стене. Крышка встала почти вертикально, но держалась хорошо и падать явно не собиралась. Владимир Иванович щелкнул выключателем на стене рядом с люком, и в подполе загорелась лампочка, осветив уходящую вниз лестницу.– Справишься сам? – спросил старик, протягивая Эдику пыльную корзину для картошки, – А я пока чайник на плите подогрею.
Взяв в одну руку корзину и опираясь другой, Эдик полез по лестнице вниз. Владимир Иванович заглянул в люк еще раз, убедился, что все в порядке и ушел.
Спустившись вниз, Эдик окинул взглядом подвал, оказавшийся довольно большим, несколько шагов в каждую сторону точно. Крепкая лестница упиралась в цементный пол, сверху нависали балки с плотно пригнанными досками. У стены стоял целый стеллаж со стеклянными банками варений и солений, а дальше виднелась большая загородка из досок, где хранилась картошка. Наклонившись, Эдик набрал клубней в корзину и повернулся к выходу.
Ему кажется, или в подвале настолько холодно? Крышка люка внезапно с тяжелым звуком упала, закрывая выход наружу, лампочка, жалобно звякнув, погасла, и Эдик оказался в полной темноте. Вытянув руку вперед, он пару раз моргнул, прогоняя из глаз цветные пятна. Нет, ничего не видно, никаких щелей не светится. Не страшно, там впереди лестница, нужно сделать всего пару шагов. Пару шагов… Пару шагов… Лестницы не было. Эдик потыкал рукой в разные стороны, но не нащупал ничего, кроме пустоты. Казалось, что он стоит среди ледяного пространства, в котором не осталось даже памяти о том, что где-то еще есть тепло и свет. Только холод, тьма и чье-то голодное внимание рядом, совсем рядом…
Люк заскрипел, открываясь, и в нем появилось обеспокоенное лицо Владимира Ивановича.
– Эдик, ты где? Что случилось? Крышка захлопнулась? Это бывает иногда, сам не пойму, в чем причина. А чего ты в темноте?
– Наверно лампочка перегорела… – просипел Эдик и закашлялся, – Сейчас вылезу…
Подав корзинку с картошкой, он выполз наружу и сел на пол, мотая головой.
– Ты что-то бледный совсем. Испугался? У тебя не клаустрофобия, случайно? Ты бы сказал сразу! – продолжал спрашивать Владимир Иванович.
– Не, все нормально. В темноте об лестницу стукнулся! – соврал Эдик, которому было жутко стыдно.
Надо же, стоило оказаться в темноте, а он уже себе что-то навоображал! Сейчас он поможет чистить картошку, а после ужина спустится туда еще раз и заменит лампочку, вот! А то, стоит посреди подвала с корзинкой, как Красная Шапочка посреди леса и трясется. Стыдобища-то какая!
За ужином он окончательно успокоился, и даже начал рассказывать какие-то студенческие истории, постоянно сбиваясь на Серегины приколы, чем насмешил хозяина, кивавшего в ответ с веселым одобрением, видимо сам когда-то таким же был. Доев и вымыв тарелки, он устроился снова с книгой, а Владимир Иванович сходил на двор, вернулся с собачьей миской и начал накладывать в нее кашу. Положив собаке вечернюю порцию, он вышел на крыльцо, под валенками заскрипел снег. И в то же мгновение откуда-то донесся полный ужаса крик.
Эдик сам не понял, как он оказался на крыльце. Темно, небо затянуто облаками. Сад тонет во мгле, видны лишь освещенные лампочкой на крыльце Владимир Иванович с миской в руках, да вытянувшийся в струну напряженный Гром. Крик повторился, но голос был уже другой, неизменным остался только сквозившая в нем дикая паника.
– Где это? – спросил Эдик.
– Где-то там… – неопределенно ответил Владимир Иванович, напряженно вглядываясь в темноту.
– Кто там живет?
– Да вроде бы никого. Сейчас в поселке вообще людей почти что нет.