Зимняя война. Дороги чужого севера

– Нельзя ли подробнее, товарищ полковник?

– Пусто там, – усмехнулся начштаба. – Никто не мелькает, не бряцает оружием, нет дыма от костров. Обычно мы видим хоть какую-то активность, а сегодня с раннего утра – ничего. Мы считаем, что это примитивная хитрость – вроде как поняли, что Киймаа все разболтает, и поспешили уйти, выровнять, так сказать, линию фронта. А сами по-прежнему там, соблюдают режим тишины, все у них готово к бою, и стоит полку двинуться вперед, размажут в лепешку…

– Да, это похоже на очередной изворот, – задумчиво пробормотал Мечников. – С чего бы им уходить с позиций, на которых они чувствуют себя королями? Я все выясню, товарищ полковник. Разрешите идти?

Никита исподлобья поглядывал на своих солдат, выстроившихся в логу. Восемнадцать душ, вместе с ним – девятнадцать. Большинство – обстрелянные, и не только по текущей финской кампании, кто-то воевал на Хасане, другие на Халхин-Голе. Были и молодые – те же Данилов, Тимашевский – пусть и не бывавшие в бою до ноября 39-го, но обладавшие нужными качествами. Мечников ходил вдоль строя, всматривался в обветренные лица. Привилегированная публика, надо же – валенки, овчинные фуфайки под маскхалатами, меховые рукавицы, ушанки с белыми отворотами, позаимствованные у мертвых финских «коллег». На шапках – звездочки, а не финский лев, размахивающий мечом. У всех автоматическое оружие, ножи, в подсумках гранаты и запасные магазины. Экипированы так, что любой красноармеец от зависти сдохнет. Впрочем, на этом «привилегия» заканчивалась. Право умирать – такое же, как у всех. Сон, еда, элементарный отдых – урывками и не каждые сутки. Ответственность – дикая, зачастую только данными, полученными полковой разведкой, и ориентировалось командование, посылая части в бой.

Он ставил задачу внятно и лаконично. Первое отделение – на левом фланге, второе – на правом. Поле преодолевать ползком, и ему плевать, что холодно, и все такое. Никто ведь не рассчитывал, что зима будет теплой и без снега? Постоянно держать визуальный контакт, общаться жестами, под пули и снаряды не лезть, но огневые точки выявить. Будут финны молчать – это не повод встать в полный рост и с песней зашагать заре навстречу. Их уже неоднократно оставляли в дураках, пора начинать умнеть. Есть вопросы? Мечников поедал глазами своих парней, пытался понять, что у них под шапками. Под внешней невозмутимостью таилась буря эмоций. Но разведчики держали себя в руках. Практически все – комсомольцы, трое – члены ВКП(б). Сильные, выносливые, не паникеры. Не взвод, а готовый Интернационал. Удмурт Александров (с ударением на «о»), таджик Камбаров, татарин Анкутдинов, хохлы Гурмаш и Тарасенко, белорус Корович, еврей Латкин (бросил учебу в институте, пошел в военкомат – наперекор родителям, крупным светилам из научной среды)… Сколько их еще погибнет, пока Красная Армия пройдет три линии проклятой финской обороны?

– Виноградов, Кочергин, все понятно?

– Так точно, товарищ старший лейтенант, – вразнобой отозвались рослые командиры отделений. – У Абызова кашель какой-то нехороший, – добавил Кочергин, – утром рвало с мокротой.

Никита мрачно уставился на упомянутого бойца. Тот сглатывал, загонял внутрь назревающий недуг, но глаза слезились, и лицо было бледнее обычного.

– Нехороший, говоришь? Что нужно сделать, чтобы стал хорошим?

– Да все в порядке, товарищ старший лейтенант, – смущенно выдавил Абызов, ушастый крепыш, работавший до войны инструктором в подмосковном спортивном клубе. – Подпростыл немного, продуло. Кашель как кашель, у всех такой. Температуры нет, на ногах стою. Если позволите, сбегаю в санчасть, наберу таблеток. Все будет отлично, не волнуйтесь.

– Ты уверен, Абызов?

– Конечно, товарищ старший лейтенант. Вернемся – разберусь с простудой. Мы же ненадолго, нет? – Абызов вдруг побагровел, насилу сдерживая рвущийся из груди кашель.

Мечников вздохнул, отвернулся. Каждый человек на счету, приходится делать вид, что ничего не замечаешь…

На флангах ландшафт был сложный – овраги полосовали ровные участки местности. Неглубокие, фактически трещины в земле, наполовину заваленные снегом. Разведчики перебирались, растянувшись рваными цепочками. Мечников шел на левом фланге с отделением Виноградова. Кочергин на другой стороне действовал самостоятельно. Командиров отделений Никита назначил из состава красноармейцев. Со званиями «отделенный командир» и «младший комвзвода» никого не осталось. Старшина Сидоркин погиб четыре дня назад от пули снайпера. Никита месил тяжелый снег, старался не высовываться. За спиной сопел Виноградов – двадцатитрехлетний парень из Ярославля, молодой, а уже женатый, даже папа. Местность сгладилась. Виноградов передал по цепочке, чтобы все встали, соблюдая осторожность. Мечников выполз на косогор, стал разглядывать в бинокль знакомую местность. За спиной остался лес, слева озеро, подернутое тонким слоем льда, дальше непролазный ельник с буреломом. Природа сильно постаралась, чтобы прикрыть фланг финской группировки. Протяженный склон возвышенности, у которой полк Уматова мялся уже четыре дня. Километр до переднего края, чуть больше – во фланг, до северо-восточной оконечности склона. Там работали бойцы второго отделения. Кто-то также припал к биноклю, разглядывал окрестности. Кажется, он узнал Кочергина. По отделению разведчиков никто не стрелял. Отделение Виноградова тоже не подвергалось обстрелу – и это было несколько странно. Вражеские позиции на гребне холма хранили молчание. Ночью шел снег, припорошил изрытое воронками пространство, противотанковые надолбы, передний край, напичканный огневыми средствами… Никита всматривался и начинал испытывать некоторое недоумение. Да, это могло быть военной хитростью… Складывалось впечатление, что на позициях никого нет. Он скользил взглядом по амбразурам, по вынесенным за пределы траншеи пулеметным гнездам и засек ячейку с вздыбленными бревнами наката – через нее группа разведчиков проникла ночью к противнику. Воронки перед бруствером, присыпанные снежком, вздыбленные рогатки, надолбы. Касок финских солдат над косогором нет. На правом фланге виднелся ствол зенитной пушки – он был направлен под углом к горизонту и вряд ли представлял угрозу. Никаких замаскированных гнезд, пулеметных стволов…

Мечников поднял руку, чтобы привлечь внимание наблюдателя на другой стороне поля. Тот замер, тоже вскинул руку. Никита махнул – наблюдатель кивнул в ответ. Обе группы пришли в движение. Разведчики покинули канаву, разбежались. На отдельных участках они ползли, на других перебегали, разворачиваясь цепью. Позиции молчали. Обе группы сошлись у трехметрового прохода – здесь имелись ориентиры в виде каменных глыб. Слева и справа – заминированные участки, дальше – противотанковые и противопехотные препятствия. Рядовые Машковский и Дробыч лежали в тылу, держа вражеские амбразуры в прицелах ручных пулеметов, остальные перебегали по одному и по двое. Все делали быстро, не маячили подолгу в полный рост. Несколько человек свалились в воронку перед бруствером (здесь давеча накрыло финнов, но трупов уже не было) и, пока подтягивались пулеметчики, прикрывали товарищей, растянувшихся перед бруствером.

– Передать по цепи: вперед ползком! – скомандовал Мечников. – Гранаты к бою, забросать траншеи! Да не мимо, мужики, – только в траншею!

Бойцы вылезли на склон, привстали, швырнули гранаты за бруствер и упали, закрывая головы. Меры предосторожности оказались напрасными. Траншею накрыло волной разрывов, катились бревна наката, сыпалась земля, но ответных действий не последовало. Там же нет никого! – закрепилась в сознании мысль. Разведчики перекатились в траншею – не все сразу, по очереди. Их встретила опустевшая оборонительная линия, финны ушли – по крайней мере, из этой траншеи. Валялись обертки из-под еды, консервные банки, окровавленные бинты, какая-то рваная одежда. Валялся никому не нужный пулемет с заклинившим затвором. Разведчики опустились на дно траншеи, отпуская недоуменные замечания. В окружающем пространстве все было тихо. Возвышались деревянно-земляные огневые точки, бетонное сооружение в стороне, тот самый сортир, на выходе из которого прибрали ночью финского капитана. От главной ветки обороны уходили в глубину территории ходы сообщения.

– Кочергин, проверить траншеи и дзоты! – крикнул Никита. – Виноградов, твои люди остаются на месте, прикрывают бойцов Кочергина! Проявлять осторожность, здесь могут быть мины и растяжки!

За несколько минут все траншеи и прилегающие территории были осмотрены. Потом пошло отделение Виноградова, пройдя вперед, бойцы залегли у подножия северного склона высоты. Солдаты осматривали дзоты, отхожие места, походную столовую в яме, где были установлены лавки и несколько столов. Меры предосторожности, впрочем, оказались нелишними. Мощное взрывное устройство сработало у входа в бетонное строение, окрещенное разведчиками (возможно, безосновательно) офицерским бункером. Что-то щелкнуло внутри, когда рядовой Иванченко потянул на себя стальную дверь. Он среагировал мгновенно, покатился в ближайший приямок, крича дурным голосом: «Ложись!» Залечь успели все, кто находился поблизости. Взрыв был ужасен. Бетонная конструкция лопнула, как мыльный пузырь, разлетались куски бетона, столб огня вырвался из съехавшей крыши, мгновенно угас, но повалил зловонный дым. Никита, источая проклятья, побежал по траншее, заорал: все ли целы? Оглушенные разведчики отзывались вразнобой. Сдвинулся огрызок низкокачественного бетона, накрывший приямок, высунулась чумазая физиономия Иванченко:

– Виноват, товарищ старший лейтенант, так внезапно получилось… Но все ведь хорошо, что хорошо кончается, верно? – Он разогнул спину – маскхалат был порван, ушанку сдуло, всклокоченные волосы торчали дыбом.

– Молодец, Иванченко, – сказал рядовой Максимов под дружный гогот, – был гадкий утенок, а смотри, какой гусь получился.

Люди выбрались из траншей, встали в полный рост. На севере метров на семьсот простиралось открытое пространство. Мерцал просвет между густыми ельниками. В просвете – городок Путоярве. Прибежал красноармеец Корович, доложил, что от подножия высоты в сторону просвета уходит дорога. Она истоптана – по ней шли люди в большом количестве, перемещалась автомобильная техника. Стало окончательно ясно: финны ушли, бросили позиции. Почему они это сделали, вопрос другой, но факт остается фактом. Что-то здесь не так. Мечников отправил трех человек осмотреть дорогу. Они вернулись через четверть часа, отчитались: в направлении ельников с дороги никто не сходил. В водостоках глубокий снег, тоже нетронут. И так – на добрые пятьсот метров. Сомнительно, что в чаще крупная группировка, способная нанести урон полку. Финнам это невыгодно – несколько орудийных залпов по лесу, и там не останется никого. Но прочесать эти массивы придется…

Уже не прячась, разведчики забрались на бруствер, замахали руками. Сигнал был более чем понятен. За всеми их действиями пристально наблюдали командирские бинокли и стереотрубы! На дальней опушке бойцы активизировались, стало черно от красноармейских шинелей и буденовок. Солдаты поспешно строились в колонны, начинали движение. Из кустов выехали танки, устремились через поле. Уцелевшие тягачи тащили артиллерийские орудия. Впереди колонны бежали радостные офицеры. Спохватившись, разведчики кинулись им навстречу, чтобы вся толпа на радостях не оказалась на минном поле…

Глава 3

Финские части действительно ушли. Не встречая сопротивления, полк занял брошенные позиции, устремился к городку. Саперы проводили разминирование. Две роты, увязая в снегу, прочесали ельники, где могла скрываться засада. Вскоре ротные отрапортовали: в лесах противника нет, даже завалящего снайпера! Танки с ревом взбирались на бруствер, утюжили траншеи, дзоты, где имелись необследованные подземные пространства, расстреливали из танковых пушек, создавая завалы. Техника и люди устремились к Путоярве…